«Вам, Дорогой Друг, насчет ликвидаторов, конечно, виднее. Но что-то за вами особых сантиментов я не замечал. Всего хорошего. До свидания».
«Вот она жизнь, менты в наркомы подались… Хотя, конечно, не факт, карточка-заместитель может быть и не его. Только, спрашивается, какого хрена он ее тогда с собой таскал? — Башуров достал из ящика нераспечатанную пачку «Парламента», закурил. — Наверняка и удостоверение было, просто в спешке не нашел. Крысы теперь читают». Он усмехнулся. Вернулся к столу и, обнаружив и водительские корки на имя Коршунова, удостоверился в правоте своих мыслей. Виктор Павлович затушил сигарету, хмыкнул, хрустнул чьей-то начатой упаковкой «Сумамеда» и принялся неторопливо листать записную книжку Берсеньева.
В основном вся она была посвящена слабому полу: против каждого женского имени были аккуратно проставлены телефон, обхват груди, талии и бедер, цвет волос и оценка по десятибалльной шкале. Открыв страницу на букву К, ликвидатор между Клавой М. и Кариной С. легко отыскал рабочий и домашний номера брюнетки Кати П. с габаритами 90-62-92, оцененной всего в семь условных единиц. «Так, — он опять нервно заходил по комнате, — бурный роман необходимо экстренно заканчивать. Вряд ли Мишаня названивал своим бабам с коммунального телефона в общем коридоре. Наверняка, мудак, звонил по сотовому». А это значит, все номера забиты в памяти компьютера и в конце концов бандиты ли, менты ли — неважно — выйдут на Катю. Остальное — дело техники.
«Да, Башуров, жила себе баба спокойно, ковырялась в своих исторических древностях. Так нет же влез, изгадил ей жизнь. Роковой самец, блин! Да эти уроды за свои сто тысяч кому угодно матку вывернут. — Виктор Павлович на мгновение представил Катю распятой вниз головой, с отрезанными сосками и клитором, исходящую кровью и животным криком, однако вместо страха за ее жизнь почему-то испытал возбуждение. Он опять себя обругал, мотнул головой, отгоняя видения в стиле Босха, и решительно подошел к окну. — Ладно, надо что-то думать».
Кипучая натура ликвидатора одними мыслями, однако, не ограничилась. До самого вечера он занимался организационными вопросами. Первым делом рассовал деньги и наркотики по персональным сейфам. Затем тщательно продумал возможные варианты развития ситуации. И напоследок, помня мудрость древних: хочешь мира, готовься к войне, — привел в идеальное состояние модернизированный браунинг образца 1903 года, перекрещенный стараниями товарища Токарева в пистолет ТТ.
Наконец желудок киллера напомнил, что неплохо было бы поужинать. Жрать в одиночку? Нет, только не сегодня. Виктор Павлович покинул гостеприимную «Чайку», мечтая о бастурме, купил на рынке свиную вырезку и неторопливо попилил на Васильевский. Спешить особо было некуда, Катерина, наверное, еще на службе, а потому дорожные заторы его не раздражали, он даже всю дорогу напевал что-то веселенькое, типа: «Другому пасть порвал и выдал плюху, а остальному откусил пол-уха…»
Однако выяснилось, что сегодня Катя с работы отпросилась пораньше: какое может быть искусство на больную голову? К приходу Башурова она уже выспалась, приняла душ и прикидывала, чем бы перекусить, так что он со своей свининой оказался как нельзя кстати.
— У нас сегодня вечером мероприятие. — Катя принялась жарить мясо сама, было заметно, что ей здорово хочется есть. — Люська Балашова отмечает защиту кандидатской, ну скромно так, на дому, по-стариковски. Ты как?
— Я всегда за приятное общество. — Ликвидатор нетерпеливо наколол на вилку дымящийся кусок свинины, хищно ощерясь, надкусил и принялся с энтузиазмом жевать. — Катерина Викторовна, готово.
Быстро разложили мясо по тарелкам, достали вчерашние салаты и наелись так, что сразу захотелось прилечь. Однако в постели обоим стало не до сна, время полетело стремительно и незаметно. Словом, к Люське выбрались только в девятом часу. Не догадываясь об автомобилистских наклонностях Башурова, Катя усадила его рядом с собой на «кресло смертника», слегка погрела выстуженный двигатель и лихо взяла с места. Путь предстоял неблизкий — в Купчино.
На Московском в хвост «пятерке» пристроился нахальный «шевроле-блайзер». Наплевав на безопасность движения, он прижался вплотную к бамперу, слепил мощными фарами и наконец взревел могучим, подобным паровозному, гудком. «Щас тебе, ублюдок». Озверевшая от подобной наглости Катерина дорогу уступать и не подумала: проезжая часть свободна, обгоняйте! А на красном они встретились. Джип встал справа от «пятерки», тонированное стекло на водительской дверце опустилось, и гладкобритый рулевой жестом предложил ликвидатору сделать то же самое. «Опять начинается». Раздраженно вздохнув, Виктор Павлович принялся крутить ручку подъемника.
— Эй, фуфел, скажи своей пятицилиндровой, сейчас она у меня отсосет. — Бритый приподнял рукой темные очки и тягуче сплюнул прямо на капот «жигуленка». — А потом и тебя на четыре кости бортанем.
— Ась? — Башуров по-дурацки улыбнулся, показывая на уши, он принялся вылезать из машины. — Простите, я вас не понял, у меня в слуховом проходе пробки.
— Хорошо, что не в заднем, придурок! — Смачно заржав, бритый даже придвинул харю поближе к окошку, чтобы лучше рассмотреть козла рогатого, а ликвидатор коротким движением «от кармана» моментально сломал ему челюсть. Подождав, пока начнет открываться задняя дверь джипа, он с силой пнул ее ногой, раздробив вылезавшему колено, затем в гневе сокрушил локтем боковое зеркало иномарки и наконец, угомонившись, вернулся в «Жигули»:
— Поехали, зеленый.
По Катиному лицу снова пробежала тень недоумения:
— Чтобы так драться, Берсеньев, лет десять учиться нужно. Это ж не трусы, из Амстердама не привезешь… — Она посмотрела на киллера как-то странно, пожалуй даже настороженно.
— Да брось ты… — Башуров деланно рассмеялся. — Надо просто чаще видик смотреть. — И, переводя разговор в другое русло, поинтересовался: — Юбиляршу-то как радовать будем?
Катерина усмехнулась:
— Ей бы мужика найти хорошего, лучше не придумаешь! Да только на дороге нынче не валяются. А вообще-то мы уже собирали деньги на подарок. — Она в раздумье пожала плечами. — Даже не знаю, ну, сладкоежка она, ликерчиком побаловаться любит…
Сладкоежка, говоришь? Тормозни-ка. — Виктор Павлович выскочил у какого-то метро, нырнув в скопление ларьков, быстро вернулся с огромным шоколадным тортом и снежно-белой пузатой бутылью клубничного «Мисти». — Покатили.
Объехав по кривой фигуру вождя пролетариата с протянутой дланью, «пятерка» вырулила на проспект Славы, стремительно нырнула под Витебский и, повернув направо, вскоре остановилась возле кирпичного точечного уродца, — прибыли.
Виновница торжества оказалась застенчивой миловидной женщиной лет тридцати пяти, с умными серыми глазами и, судя по всему, нелегкой женской долей. Кроме нее за праздничным столом располагалось с полдесятка академического вида дам при кавалерах с галстуками, а также счастливая мать и слегка уже пьяненький папаша. Веселье было в самом разгаре, и гости на опоздавших отреагировали слабо. Лишь родитель вновь испеченного кандидата отчего-то сразу проникся к Башурову пылким чувством и, поминутно опираясь животом на скатерть, чтобы чокнуться, проникновенно уверял:
— Один только ты здесь с яйцами, остальные с галстуками.
Наконец все в первом приближении насытились, квартира начала наполняться сигаретным дымом и интеллектуальными речами. Мать юбилярши меняла тарелки гостей на чистые. В это время во входную дверь позвонили, и в комнату прошествовал крупный плечистый дядька с букетом белых роз.
— Ой, Игорь Васильевич, спасибо! — Балашова просияла и покрылась легким румянцем. — Какая красота!
Присутствующие дамы начали незаметно прихорашиваться, их спутники приосанились для внушительности и даже как бы протрезвели.
Тем временем вновь прибывший, приветственно всем покивав, уселся на мгновенно освобожденное за столом место. Штрафную ему наливать постеснялись: начальник все-таки! Ждали, пока сам произнесет тост.
— Ну что ж, Людмила, давай-ка за тебя выпьем. — Игорь Васильевич наконец поднялся, с улыбкой обвел присутствующих взглядом. — Растет наша молодая поросль, пробивается даже через толщу демократических реформ. Не успеешь оглянуться докторскую обмывать будем. Так что, Людмила Петровна, за ваши будущие успехи, в творчестве и во всем остальном!
Он ловко опрокинул рюмку водки, все дружно захлопали, юбилярша окончательно расцвела, и веселье разгорелось по новой.
Виктор Павлович рассматривал усевшегося рядом гостя с интересом. Его смуглое лицо было на восточный манер скуласто-узкоглазым, мясистый длинный нос красноречиво свидетельствовал, что здесь не обошлось и без сынов Израиля, а напомаженные острые кончики пышных ухоженных усов закручивались кверху, словно у легендарного Василия Ивановича. Та еще, как видно, смесь кровей! Возраст соседа был так же неопределим, как и национальность. Двигался он по-юношески легко, во всем его облике ощущалась хорошо контролируемая сила, а во взгляде чувствовались ирония и немалый жизненный опыт.
На сером фоне малахольных интеллигентов с уже сбившимися набок галстуками усатый Башурову понравился сразу. Заметив вдобавок ко всему на его руках гипертрофированную надкостницу «набивки», ликвидатор и вовсе повеселел:
— Сетокан?
Тот коротко улыбнулся:
— Было дело, — и, взявшись за запотевшую бутылку «Столичной», взглянул на Виктора Павловича вопросительно: — Выпьем водки?
Скоро общество разбилось на небольшие кружки по интересам. Обсуждали все подряд: тактику ведения чеченской кампании, предвыборные технологии, пиар, способы консервирования цветной капусты, состав золотого лака, использовавшегося для покрытия японской деревянной скульптуры тринадцатого века. Башуров, чокаясь с соседом уже по третьему разу, успел узнать много нового из области синоби-дзюцу, потому как, работая в Японии, доктор наук Игорь Васильевич Чох три года занимался у самого Масааки Хатсуми — тридцать четвертого патриарха школы «искусства терпел