– Понимаешь, я думал, мне станет легче – но не стало. Я до сих пор все думаю: может, нельзя было ее отключать? Что, если она еще могла вернуться, ведь чудеса порой случаются? Марина сказала, что я убил Дашу. После этого я не мог оставаться с ней рядом. Она винила меня в том, что я отключил дочь от аппарата, а я ее – в том, что она недоглядела. Мы еще некоторое время оставались вместе, но каждый раз, приходя домой, я чувствовал, что не могу находиться с женой в одной комнате. А потом, в один прекрасный день, я вдруг поймал себя на мысли, что если только она снова откроет рот и попытается сказать, что смерть Даши – моя вина, то я просто сожму руки у нее на шее и буду давить до тех пор, пока моя жена не проглотит свои слова… И я понял, что пришло время бежать.
В глазах у меня защипало. Я не представляла, как следует вести себя с Олегом после того, чем он со мной поделился, но он вдруг сам подошел ко мне с выражением тревоги на лице.
– Ты что, плачешь? – спросил он, проводя большими пальцами под моими глазами.
Я и в самом деле не могла сдержаться, представляя себя на месте Олега. Вернее, я даже мысли не могла допустить, что когда-нибудь могу оказаться на его месте и потерять Дэна – это стало бы концом всему! Сколько раз в детстве я оставляла его одного… Мама тогда еще работала, Славка – тоже, Дэн порой сидел в квартире совершенно один – читал книжки (он научился читать очень рано), смотрел телевизор или тихонько играл со своими солдатиками. Я постоянно переживала, что с ним в наше отсутствие может случиться что-нибудь плохое, но молилась и верила в то, что такое просто невозможно. Слава богу, все обошлось! Но теперь, после рассказа Олега, я, мысленно вернувшись в то время, с ужасом поняла, что лишь чудо помогло мне избежать катастрофы, ведь ребенок постоянно находится в опасности даже в присутствии родителей! И вовсе необязательно было вести Дэна в аквапарк – он вполне мог утонуть в ванной, и мы обнаружили бы его только после прихода с работы! Я знала, что ни за что не пережила бы потерю сына. Или пережила бы?
Я смотрела на Олега сквозь слезы, боясь спросить, как он может продолжать жить после такого? Или человек и в самом деле, как говорят некоторые ученые, обладает высочайшей приспособляемостью и может выносить невероятные психологические нагрузки? Кто-то, более слабый, сходит с ума, а кто-то находит в себе силы жить дальше. Я читала, что во время войны матери теряли по десять сыновей и продолжали жить… Но что это за жизнь?!
Мне полагалось утешать Олега, но заниматься этим пришлось ему. Его глаза оставались совершенно сухими, но, прижимаясь к нему всем телом, я чувствовала, как гулко и быстро стучит его сердце рядом с моим.
Я всегда любила заниматься с практикантами, даже подумывала о том, чтобы принять предложение подруги, недавно ставшей заведующей одной из кафедр Первого медицинского института, и поработать там преподавателем. Конечно, придется освободить хотя бы один день на неделе для регулярных занятий, а это означает значительную потерю дохода, ведь всем известно, как платят за преподавание. Правда, подруга обещала, что с моей кандидатской степенью она сможет устроить неплохую зарплату, но я пока никак не решалась – особенно в свете того, что необходимо выплачивать Славкин долг.
Тем не менее мне доставляет удовольствие общаться с молодежью. Они все такие милые – смотрят на тебя, открыв рты, считая, что внимают речам оракула, не меньше. Это здорово тешит самолюбие. Можете считать меня тщеславной, но порой такие «вливания» необходимы для моей нервной системы. Я стала врачом не потому, что в моей семье были одни медики – совсем наоборот, я стала первой в династии педагогов, кто решил изменить традициям и поступил в медицинский. Сколько себя помню, мне всегда требовалось знать, что я нужна, необходима кому-то, не только своим родным и близким, но и другим людям. Сознание того, что я способна на очень многое, но не реализуюсь полностью, повергает меня в состояние глубочайшей депрессии, и потому заинтересованные, сияющие лица благодарных слушателей-практикантов воодушевляют меня, как ничто другое в этой жизни. Мама только посмеивается, говоря, что я все равно рано или поздно обращусь к преподаванию: мол, против генов не попрешь!
Мое занятие было в самом разгаре, когда нас прервал настойчивый стук в дверь. Сразу же вслед за этим в проем заглянул Роберт.
– Можно вас, Агния Кирилловна? – чопорно спросил он.
Девочки сразу подобрались, словно пришла инспекторская проверка. Роберт всегда производил впечатление своими внушительными размерами и значительным выражением на лице.
– У тебя, как я погляжу, все в порядке! – язвительно заметил он, как только я прикрыла дверь.
– Что-то случилось? – встревожилась я.
– Случилось, еще как! Родичи Васильевой подали на нас в суд!
– На нас?! – в ужасе переспросила я.
– На больницу, не будь дурой! Главный уже вызывал меня, так что готовься: тебя тоже ждет допрос с пристрастием.
– Да о чем же он может меня спросить? – недоумевала я. – Ведь все ответы дал Багдасарян, верно?
– А-а, – многозначительно протянул Роберт, – так ты и об этом знаешь? С чего это патологоанатом вдруг поделился с тобой информацией?
Я прикусила язык: нельзя было говорить ему о том, что я в курсе отчета Багдасаряна!
– Случайно вышло, – стала оправдываться я. – Меня вызвал зав, а тут пришел он…
– Что-то частенько Шилов повадился тебя вызывать, – заметил Роберт, пристально глядя мне в глаза. – Странно, не правда ли?
Он приблизил свое лицо почти вплотную к моему, ничуть не заботясь о том, что любой, кто бы ни проходил по коридору, мог застать нас в таком положении.
– Ты с ним спишь, да? – прошипел Роберт прямо мне в ухо. – С Шиловым?
– Заткнись! – возмутилась я. – Тебя это не касается!
– Еще как касается, дорогуша! – возразил он. – Нас с тобой кое-что связывает.
– Больше нет, – отрезала я. – Нас больше ничто не связывает, Роберт, и мне казалось, что ты это понял.
– А вот тут ты ошибаешься! – усмехнулся он, и эта улыбка мне не понравилась. – Между нами была не только постель, но и кое-какие деловые отношения, припоминаешь?
– Деловые?
– Денежные, точнее, – поправился он. – Ты еще не забыла, как я был с тобой щедр?
Я от растерянности потеряла дар речи, а Роберт между тем продолжал:
– Этот Шилов считает тебя чистенькой, надо же! Роберт Караев, подонок, берет с пациентов деньги, а святая Агния питается единым святым духом! Имей в виду, если я начну тонуть, то потяну за собой всех – и тебя в первых рядах.
– Что значит – тонуть? – пробормотала я. – Багдасарян установил причину смерти, и ты не имеешь к этому никакого отношения…
– Лучше так и скажи главному, – жестко обрезал меня Роберт. – А Шилову… Этот гад отстранил меня от операций на время расследования, можешь себе представить? Им недостаточно отчета нашего патологоанатома, Васильевы желают независимой экспертизы! Они, видите ли, уверены, что от них что-то скрывают! Никак не могут понять, что люди умирают в больницах каждый божий день, и они не единственные потеряли родственницу.
– Не забывай, она ложилась на эндопротезирование, а не умирала от последней стадии рака, – тихо заметила я. – Они оказались не готовы…
– А я? – снова перебил Роберт, ударив себя в грудь кулаком. – Они, видите ли, не готовы… Я тоже, между прочим, не был готов к тому, что Васильева отбросит коньки! Я свое дело сделал хорошо, как всегда – комар носа не подточит, а вот твое отделение… Господи, как же вы меня подставили! Зато твоя заведующая выйдет сухой из воды, а мое имя начнут трепать на каждом углу почем зря…
Дверь отворилась, и на пороге возникла светловолосая голова одного из практикантов.
– Вы скоро, Агния Кирилловна? – спросил он, подозрительно окидывая внушительную фигуру Роберта взглядом из-под очков.
– Да-да, Ваня, – поспешила заверить я парня. – Сейчас иду.
– Еще один, да? – ухмыльнулся Роберт. – Вот не думал, что ты… Сама не понимаешь, от чего отказываешься! Ну, если захочешь тряхнуть стариной, когда Шилов даст тебе отставку, заходи: место пока еще не занято, но время идет, а мы не молодеем, верно?
С этими словами он повернулся ко мне спиной и направился к лифту.
Вечером мы снова встретились с Олегом. Он опоздал, и я ждала его в раздевалке, с нетерпением поглядывая на часы. Наконец Олег появился.
– Прости, задержал главный, – сказал он, протягивая жетончик приемщице. – Полоскал мне мозги, наверное, минут сорок!
– Все по тому же поводу? – спросила я, нервничая.
– А по какому же еще? – пожал он плечами. – Васильевы подали в суд. Иск гражданский, не уголовный.
– И какова формулировка?
– Пытаются доказать халатность.
– С чьей стороны?
– Не знаю пока, – пожал плечами Олег, беря в руки мою шубу и помогая одеться. – Но пострадать могут все – и твое отделение в том числе. Благодари бога за то, что тебя в ту ночь вообще не было в больнице! А Роберта я пока отстранил – от греха подальше, а то он со своим характером еще таких дел наворочает… Хотя с него, как говорится, взятки гладки: Багдасарян уверен, что вины Караева в гибели пациентки нет. Но мне нужно поговорить с тобой кое о чем другом.
– Да? – насторожилась я.
– Не здесь. Пойдем куда-нибудь поужинать? Я голоден как волк!
Я знала, что мне сейчас кусок в горло не полезет, но отказываться не стала: ради того, чтобы еще немного побыть в обществе Олега, я готова была наступить на горло собственным желаниям, основным из которых являлось спрятаться куда-нибудь подальше от людей, зарыться с головой в одеяло и забыть обо всем, что происходит во внешнем мире.
Ресторанчик, куда привез меня Олег, оказался очень уютным. Окна выходили в тихий внутренний дворик. Официанты тихо сновали между столиками, разнося заказы посетителям, которых, к моему удивлению, оказалось достаточно много, несмотря на будний день, – очевидно, заведение пользовалось успехом. Улыбчивая девушка принесла меню.