– Нет, только наше отделение. То есть, – быстро поправился он, – я хотел сказать, что люди болтают…
– Все в порядке, Паша, – успокоила я парня. – Кончай оправдываться: что получилось, то получилось. Может, оно и к лучшему – ты же знаешь, что к Шилову жена приехала из Москвы?
– Да уж, как же, – вздохнул Павел. – Противная тетка!
Я ничего не сказала, не испытывая ни малейшего желания беседовать ни о Марине, ни об Олеге. Павел понял это и не стал продолжать. Разговор на некоторое время затух. Я поставила кофе, и тут Паша вдруг снова заговорил:
– Агния Кирилловна, я ведь вам еще не все… В смысле, про Гошу…
Я резко развернулась.
– Ты о чем?
Парень замялся.
– Он мне кое-что рассказал там, в баре, – ответил он наконец.
– Выкладывай! – потребовала я, снова садясь напротив Павла.
– Понимаете, мы ведь с Гошей раньше не очень-то и общались – он врач, я – всего лишь ординатор, никто, как говорится!
Да, я прекрасно помнила отношение большинства врачей к новоиспеченным специалистам без опыта, ведь сама была в таком положении, хоть и давно. Некоторые, правда, составляли исключение, но большинство врачей предпочитали ординаторов просто не замечать. Они поручали им самую грязную и неинтересную работу, которая скорее впору санитаркам или в крайнем случае медсестрам, забывая, что ребята пришли в больницу учиться и набираться опыта, а не выносить грязь за теми, кто уже состоялся в профессии. Поэтому, думаю, Паша сразу потянулся к Роберту, который специально приваживал его в надежде извлечь определенную выгоду из общения с молодым и зеленым парнем. Роберту, как врачу с солидным стажем и признанному специалисту, несолидно самому вытряхивать деньги из пациентов. Гораздо проще поручить такое дело «шестерке», которая будет делать все, чтобы заслужить благосклонность «хозяина».
– Поэтому я так удивился, когда Гоша предложил выпить вместе, – продолжал парень. – Обычно он сверху вниз на меня глядел, лишнего слова не говорил, а тут вдруг разоткровенничался, представляете?
– И о чем же?
– Да обо всем: о том, что ему уже тридцать пять, а ничего-то он в жизни не добился с тех пор, как закончил институт. Гоша мечтал о том, чтобы самостоятельно проводить операции на коленном и тазобедренном суставах. Сегодня он сказал, что, судя по всему, ему никогда не дождаться, чтобы Роберт Альбертович допустил его к этому делу. В общем, мне показалось, что между ним и Караевым наметился какой-то разлад. Странно, мне всегда казалось, что они довольно близко общаются!
– Это так, – согласно кивнула я.
На каждом отделении оперирующие врачи часто предпочитают работать в определенном окружении, но Роберт и Гоша, можно сказать, просто неразлейвода! Иногда, конечно, Роберту приходилось работать в паре с другими врачами, но было совершенно очевидно, что предпочитает он именно Гошу. Потому-то мне всегда и казалось странным, что Роберт никак не желает допускать его к самостоятельной работе и держит на вторых ролях, хотя Гошиных умений вполне достаточно для ответственной работы. Помню, как-то раз в разговоре со мной Роберт проговорился, что специально «тормозит» Гошину лицензию по эндопротезированию. «Молод еще, – со смехом сказал он тогда. – Пусть еще поработает в паре, поучится, чтобы не стыдно было сказать потом, что он – ученик Роберта Караева!»
– Так вот, – говорил между тем Павел, – Гоша сказал, что не видит перспективы оставаться в нашей больнице. Он понял, что до пенсии будет работать в подмастерьях у Роберта Альбертовича, а поэтому всерьез решил уйти и даже, насколько я понял, подал заявление о переводе в Институт Вредена. Это, в конце концов, специализированный ортопедический центр, и там-то уж, как полагал Гоша, ему не придется все время быть на побегушках. По-моему, он уже договорился во Вредена, и его согласились взять, только потребовали рекомендации с предыдущего места работы.
– То есть от Караева? – уточнила я.
– Судя по всему, да, – кивнул Паша, – ведь Шилов работает недавно и плохо его знает.
Я задумалась. Вряд ли переход Гоши в другую клинику встретил у Роберта горячее одобрение – совсем наоборот, зная его, я скорее могла предположить, что Роберт сделает все, чтобы не допустить такого поворота событий. Гоша работал с ним в одной связке, знал всю подноготную Караева и, в чем я нисколько не сомневалась, принимал участие во всех его махинациях. Отпустить такого человека означало подвергнуть опасности себя: вдруг Гоша решит разоблачить Роберта? Хотя – с чего бы? Выдать Роберта означало бы подставиться самому, и Гоша вряд ли бы рискнул. Да, но почему он так внезапно засобирался? Я знала, что Гоша недоволен ситуацией с тем, что Роберт тормозит его лицензию, не подпуская к самостоятельным операциям, но в разговорах со мной он ни разу не заикался о том, чтобы уйти из больницы. Так почему же он неожиданно поделился с Пашей, человеком, с которым практически не общался, считая это ниже своего достоинства? Не связано ли все происходящее со служебным расследованием и присутствием адвоката семейства Васильевых? Может, Гоше есть что сказать по этому поводу – посерьезнее, чем поборы за переливание крови и мзда за инъекции синовиальной жидкости, и именно поэтому он так спешит расстаться с нашим общим местом работы?
Однако на визите Паши неприятности не закончились. Практически сразу же после его ухода прибежала перепуганная Светлана. Она сказала, что матери плохо и надо вызывать «Скорую». Так как эта ответственность всегда лежала на мне, я набрала номер, объяснила ситуацию и отправилась к соседке. Медики приехали быстро, сделали инъекцию и ушли восвояси – а что еще, собственно, они могли предложить инвалиду? Госпитализацию? Уж мне-то, как никому другому, известно, что больницы отказываются принимать лежачих пациентов ввиду невозможности предоставить им надлежащий уход, и происходит это лишь в крайнем случае, когда на кону жизнь и смерть человека. К счастью, сегодня не тот случай.
Я оставалась с Голубевой, пока она немного не пришла в себя.
– Я решила проблему, Агния, дорогая, – с трудом ворочая языком, проговорила больная, немного придя в себя.
– Проблему? – не поняла я. – Вы о чем, Галина Васильевна?
– Со Светой, – ответила она. – Теперь могу и умереть спокойно…
– Да ладно вам все смерть призывать! – потрепала я ее по здоровой руке. – Все будет хорошо.
– Теперь точно так и будет, – слабо улыбнулась она и устало смежила веки: снотворное начинало действовать.
Я сидела в маленькой уютной кондитерской напротив метро «Озерки» и грела руки о чашку с кофе. Честно говоря, больше всего на свете я боялась, что Шилов не придет после того, как увидел у меня в квартире Павла. Чтобы позвонить Олегу, мне нужно было переступить через собственную гордость, чего я никак не могла заставить себя сделать. Поэтому я трусливо послала ему сообщение, приглашая встретиться.
Он пришел. Когда я повернула голову на звук открывающейся двери, то на мгновение замерла, увидев Олега. Я все пыталась забыть, как он привлекателен. Сейчас, снова увидев его высокую фигуру в отлично сидящем коричневом пальто, светлые волосы, чуть припорошенные снегом, я испытала одновременно радость от предстоящей встречи, разочарование от того, что он все так же хорош, как и в тот вечер, когда убежал от меня вниз по лестнице, и боль, потому что понимала: он принадлежит другой женщине.
Олег снял пальто и молча уселся напротив меня.
– Ты хотела поговорить, – сказал он сухо. – Я здесь.
Я вкратце изложила ему результаты своего маленького расследования. Он слушал молча и очень внимательно. Когда я закончила, Олег сказал:
– Ты что-то недоговариваешь. С чего это вдруг тебе приспичило заняться этим делом?
Я глубоко вздохнула, еще не уверенная в том, стоит ли рассказывать Шилову о моих предположениях.
– Это может иметь отношение к тому, что случилось с Гошей.
– С Савельевым? – переспросил Олег. – С тем, что его сбила машина?
– Да. Кстати, как он?
– Его отвезли в Поленовский институт, – ответил Шилов. – Сегодня утром.
– Это хорошо.
– Почему это хорошо? У парня тяжелые повреждения головы, возможно, пострадает мозг, а ты говоришь – хорошо?
Его серо-зеленые в крапинку глаза буравили меня насквозь.
– Это хорошо, – выдавила я, – потому что, если я права в своих предположениях, у Поленова Гоша будет в безопасности.
– Я тебя не понимаю! – развел руками Олег. – Ты можешь толком сказать, о чем говоришь, Агния? Объясни по-человечески!
Я знала: стоит мне открыть рот и начать делиться с Шиловым своими предположениями, ничего вернуть будет уже нельзя. Возможно, я не права и у меня паранойя, но внутренний голос подсказывал, что в этом деле слишком много совпадений, и если их не сложить воедино, чтобы получилась цельная картина, может случиться еще что-нибудь, чего исправить будет уже нельзя.
– Понимаешь, – начала я, – у меня создалось впечатление, что произошедшее с Гошей несчастье… В общем, оно могло быть и неслучайным!
– Что?!
– Из того, что рассказал мне Павел…
При упоминании этого имени лицо Олега потемнело, но он не произнес ни слова.
– …я заключила, что Гошу могли сбить намеренно. Водитель уехал с места происшествия. Паша сказал, что он появился ниоткуда – вынырнул из-за поворота и ударил Гошу, когда тот возвращался от ларька.
– Допустим даже, что это так, – кивнул Олег. – И что?
– Помнишь, ты удивился, когда Багдасарян написал в своем заключении, что извлеченный у Васильевой в результате вскрытия протез оказался не «Зиммером», как полагалось по документам, а «СПАНом»?
– Разумеется, помню. Караев сказал, что произошла ошибка, и спорить с этим невозможно, потому что есть только его слова и результаты вскрытия. Допускаю, что, проводя в среднем по четыре операции в день, он мог и напортачить с протезом. Теперь, однако, это не имеет никакого значения, потому что Розе Васильевой уже неважно, что именно ей поставили, ей все равно никогда не придется воспользоваться ни «СПАНом», ни «Зиммером»! Служебное расследование практически закончено. Адвокат Васильевых сработал хорошо, и, судя по всему, больницу здорово «пощиплют» в материальном плане.