Например, и в 1938 г. он говорил: «Конница во всех армиях мира переживает, вернее, уже пережила, кризис и во многих армиях мира почти что сошла на нет... Мы стоим на иной точке зрения... Красная кавалерия по-прежнему является победоносной и сокрушающей вооруженной силой и может и будет решать большие задачи на всех боевых фронтах».
«У него не было нечеловеческой работоспособности Кагановича, — писал о Ворошилове Д.А.Волкогонов, — ума и хитрости Молотова, осторожности и осмотрительности Микояна, он уступал во многом и другим членам Политбюро. Но Сталин считал, что Ворошилов нужен ему из-за того ореола легендарности, который сформировался вокруг “вождя Красной Армии”. Сталин был уверен, что в решающую минуту нарком, не задумываясь, поддержит его. И не ошибся. Когда пришел час выношенного Сталиным кровавого чистилища, Ворошилов, не колеблясь, стал вместе с “вождем” разжигать костер репрессий, в котором сгорели три Маршала Советского Союза, сотни и тысячи командиров Красной Армии». Когда генерал Волкогонов работал над книгой «Сталин», перед ним лежали несколько томов документов, подписанных Ворошиловым или с его резолюциями. Один том, например, был с письмами тех «командиров, которые еще до суда, до расстрела успели обратиться к наркому с просьбой, мольбой, криком о помощи».
Из 383 специальных списков НКВД (расстрел, заключение и высылка), обнаруженных за 1937-1938 гг. собственноручная резолюция Ворошилова отмечена 195 раз.
Как правило, он не перечил, соглашался с «политикой партии». Но однажды, в связи с очередными арестами, он все же сказал Сталину с болью:
— Коба, что ты делаешь, с кем воевать будем?
Сказал — и словно язык прикусил под недобрым взглядом вождя.
Существует мнение, что Климент Ефремович успокаивал себя тем, что почти все арестованные военачальники в ходе следствия сознаются. А значит, вина имела место!
Все же, иногда он осмеливался защищать хорошо известных ему командиров. Но чаще не вмешивался, не лез.
По своей натуре Климент Ефремович был очень горяч, нетерпим, эмоционален. Когда нервничал, всегда считал в уме до десяти.
Со Сталиным хоть и дружил, боялся его. Правда, как-то под хмельком вождь назвал и его английским шпионом. Ворошилов перевернул со злости лодку. Был еще момент, когда Климент Ефремович в ответ на злую выходку Сталина, схватил его за грудки.
До самых последних своих дней темы репрессий против командиров и военачальников Красной Армии он касаться не любил. Больная для него это была тема. Было и чувство личной вины, которое, бесспорно, довлело над совестью.
Военный историк генерал-лейтенант Н.Г. Павленко в одной из бесед спросил у Ворошилова:
— Сожалел ли когда-нибудь Сталин о гибели выдающихся полководцев?
— Сталин не столько сожалел об их гибели, сколько стремился возложить ответственность за этот тяжкий грех на одного меня. Конечно, я с этим соглашаться не мог и всегда отбивался».
Тем не менее в конце 60-х Климент Ефремович написал книгу, где были вот такие слова о вожде: «Он прожил большую и сложную жизнь, и хотя его деятельность была омрачена известными всем крупными ошибками, я не могу говорить о нем без уважения...»
Существует мнение, что Ворошилов всю оставшуюся жизнь несколько кичился своим маршальским званием. Он чувствовал себя ущемленным, если хоть кто-нибудь забывал об этом.
27 июня 1941 г. старший офицер разведуправления X. Мамсуров вместе с Ворошиловым выезжал на Западный фронт. Он вспоминал: «... Климент Ефремович приказал подать ужин. Минуты через три повар принес хлеб, ветчину, нарезанную крупными ломтями, и чай. Ворошилов съел один ломоть ветчины, потом вдруг рассердился и начал кричать: “Франц! Товарищ Франц!” Повар вошел и вытянулся перед сердитым Климентом Ефремовичем. Ворошилов, глядя на него с укоризной, начал говорить ему, что, мол, как не стыдно подавать такой ужин, ведь он, Ворошилов, как-никак Маршал Советского Союза...
“Ну что ты нарезал, разве так нарезают ветчину? Это в паршивой харчевне и то лучше подают...” После этого он начал пить чай в прикуску и, выпив стакан, перевернул его вверх дном на блюдечке, отодвинул в сторону, собрав в ладонь крошки хлеба со стола, отправил в рот”.
* * *
29 июня 1941 г. в 23 часа 15 минут Ворошилов по ВЧ связался со Сталиным. Разговор происходил в присутствии Шапошникова.
«— Наше представление о положении войск фронта подтвердилось. Управление войсками полностью дезорганизовано. Командование обстановки не знает, питается отрывочными запоздалыми сведениями, поэтому влиять должным образом на войска не может. С войсками 3-й и 10-й армий по-прежнему плохо.
Пауза.
Климент Ефремович слушает, что говорит И.В. Сталин.
— Да, меры принимаем, организуем розыск частей. Надеемся, что завтра кое-что будем знать. Рассчитываем на выход из окружения большого количества людей, но надо считать, что ценность их как боевой силы незначительна.
Пауза.
— Вчера и сегодня часов до 15, по многим источникам, части 13-й армии под Минском держались неплохо, сейчас положение неясно, подводит связь. Решил утром туда выехать. От Столбцов немецкие мехчасти распространяются на Негорелое, видимо, готовится удар по Минску с юго-запада.
Пауза.
— Если установим хотя бы приблизительное местоположение группы Болдина, выбросим ему на ТБ-3 горючее. С Куликом произошла какая-то глупость. Где он сейчас, никто ничего сказать не может, послали людей на поиски.
Пауза.
Климент Ефремович смеется:
— Но я учту опыт Кулика. Никто толком не знает, что происходит в 13-й армии, надо посмотреть своими глазами.
Пауза.
— Да, танки ворвались в Бобруйск; здесь, по оценке Павлова, около танковой дивизии. Надо ожидать, что ночью или завтра днем противник при сильной поддержке с воздуха будет проталкивать ее на левый берег Березины. Нашей авиации приказано основное усилие сосредоточить на срыв переправы. На рассвете, по указанию Ставки, на коммуникации бобруйской группировки выбрасывается на ТБ-3 десантная бригада. Главное сейчас — выход резервных армий на Днепр и как можно быстрее. У Павлова ничего нет, и надо считаться с опасностью, что немецкие мехчасти могут упредить нас в захвате этого рубежа.
Пауза.
— Оборонительные работы идут полным ходом, но срочно нужна помощь взрывчаткой и минами, не хватает специалистов. Особо просим с Борисом Михайловичем немедленно дать фронту авиацию. Сейчас сопротивляемость наших частей в полной зависимости от степени прикрытия с воздуха. Несколько полков МиГов и штурмовиков могут значительно облегчить положение войск. С Пономаренко и командованием фронтом приняли меры по созданию партизанских отрядов и диверсионных групп. Возможности здесь большие, несколько сот человек уже заброшены на оккупированную территорию.
По окончании разговора Климент Ефремович сказал маршалу Шапошникову:
— Сталин дважды подчеркнул, что сейчас решающее — во что бы то ни стало выиграть время. Буденному и Генеральному штабу приказано в срочном порядке и любым способом продвигать резервные армии на Западную Двину и Днепр. Многие части будут перебрасываться автотранспортом.
Особое внимание обращено на немедленное развертывание диверсий в тылу противника и в первую очередь на его коммуникациях. Обещал посмотреть, чем можно помочь авиации фронта, Жигарева отовсюду атакуют просьбами. Поездку в 13-ю армию не рекомендовал. Принято решение заменить командование фронта, командующим войсками назначен Еременко, начальником штаба Маландин. Просил ввести их курс дела.
Климент Ефремович условился с маршалом Шапошниковым пока об этом изменении не говорить Павлову, это его окончательно может вывести из равновесия...»
30 июня 1941 г. 6 часов 45 минут переговоры с генералом Павловым по «бодо»:
«Жуков: Мы не можем принять никакого решения по Западному фронту, так как не знаем, что происходит в районе Минска, Бобруйска, Слуцка. Где ваши части?
Прошу сообщить для доклада Ставке по существу этих вопросов.
Павлов: В районе Минска вчера вечером начал отход 44-й стрелковый корпус южнее Могилевского шоссе; рубежом обороны, на котором должны остановиться, назначен Стахов — Червень.
В районе Слуцка вчерашний день вела бой 210-я мотострелковая дивизия. В районе Бобруйска сегодня в 4 часа противник навел мост, по которому проскочило 12 танков, идет усиленная подготовка к переправам через Березину. Ответственные командиры выехали навстречу войскам 2,44 и 22-го ск, разрозненно отходящим с запада.
Жуков. Немцы передают по радио, что ими восточнее Белостока окружены две армии. Видимо, какая-то доля правды в этом есть. Почему ваш штаб не организует высылку делегатов на танках, самолетах, не разошлет местных жителей из числа коммунистов для того, чтобы найти части. Нам непонятно: прошло пять дней, а мы не можем найти части и получить членораздельный доклад: где Кулик, Болдин, Кузнецов? Кавалерийский корпус? Не может быть, чтобы конницы не видели.
Павлов: Да, большая доля правды. Нам известно, что 25 и 26 июня части были на реке Щаре, вели бои за переправы с противником, занимающим восточный берег реки Щары. До этого мы доносили вам, что части 10-й армии подошли к реке Зельвянка у Зелова и что тоже вели бои. 3-я армия стремилась отойти по обе стороны реки Щары и была почти одновременно на этих же рубежах. Частью сил стремилась пробиться к 21-му стрелковому корпусу в районе Лиды. С этим корпусом имели связь по радио, а со вчерашнего дня связи нет, корпус пробивается из окружения в указанном ему направлении.
В отношении высылки делегатов. Этот вопрос был особым. Делегаты высылались на машинах, броневиках, самолетах, не посылались только на танках из-за отсутствия таковых, не посылались местные жители на запад лишь в связи с часто недоброжелательным их отношением... Авиация не может отыскать конницу и мехчасти, потому что все это тщательно скрывается в лесах от авиации противника. Наконец послана целая группа с радиостанцией с задачей разыскать, где Кулик и где находятся наши части. От этой группы ответа пока нет. Болдин и Кузнецов, как и Голубев, еще 26 июня был