– Со мной бороться не надо. И с собой тоже, – тихо возразила я, подаваясь от стола к ледяному магу. И тут же обратно, когда глаза Герхильда от этого порывистого движения затянуло туманом звериной ярости. Рискуя утонуть, захлебнуться во тьме драконьего взгляда, тем не менее внимательно посмотрела на Скальде. – Он не сможет меня принять, если ты продолжишь сдерживать его, подавлять.
И снова губы плотно сжаты, руки напряжены. Снова от него веет холодом, пробирающимся под платье и дальше. Но этот холод вместе с близостью Ледяного обжигает похлеще раскаленного под солнцем песка какой-нибудь Сахары, и начинает казаться, будто со мной вот-вот случится самовозгорание.
Сейчас его глаза были, как грозовое небо над долиной, в которой состоялся злосчастный поединок, а в моих застыла одна только надежда, чтобы не оттолкнул снова, не начал говорить, что мне следует возвращаться к себе, усаживаться возле камина с очередным ледяным цветиком и смотреть на маму с бабушкой. Герхильд надеялся, что ностальгия по близким окажется сильнее моих к нему чувств и я уступлю уговорам, вернусь на Землю. Потому и забрасывал меня цветами.
Я по родным действительно скучала, но даже тоска по ним не могла заставить отказаться от Скальде, от своих к нему чувств. Сейчас еще более ярких, острых, почти болезненных. От которых мутился рассудок и начиналось самое настоящее головокружение.
– Ты боишься тьмы во мне, а я боюсь сделать тебе больно. Потому и убегаю, Аня. Отталкиваю, стараюсь не видеть тебя, не слышать, не чувствовать с собою рядом. Это может быть опасно. Для тебя.
Сейчас я чувствовала тяжесть ладони на своем плече. Прохладные пальцы задевали шелковое обрамление наряда, а потом скользнули выше по оголенной коже к такой чувствительной впадинке над ключицей. Воздух вокруг вдруг странным образом накалился, так, что даже стало трудно дышать.
– Но тем самым ранишь меня еще сильнее. Хочет твое второе «я» меня ненавидеть, пожалуйста, я не против. Но пусть не думает, что отвечу ему тем же. Так и передай своему зверю, что я не сдамся. Пусть рычит, ревет или что он там у тебя в голове выделывает. Не отступлю. Потому что я тебя… вас обоих, безумно люблю.
Мое собственное признание показалось мне куда более проникновенным. На пятерочку. Может, с минусом, потому что сказано было дрогнувшим от волнения голосом.
Зато искренне.
– Отпусти его, Скальде. Отпусти себя. Позволь любить вас обоих. Узнать лучше его и тебя.
– Ты не понимаешь, о чем просишь.
Он попробовал отойти, вновь выстроить между нами стену, но я не позволила. Удержала за руку, вцепилась в его рубашку.
– Он выбрал меня, а значит, не сделает мне больно. Я в этом уверена. И ты не бойся.
– Аня, – простонал сквозь зубы.
– Перестань с собой бороться. И со мной тоже, – закончила еле слышно.
Тальден шумно выдохнул, ноздри его раздувались и грудь часто вздымалась, от тяжелого дыхания, пламенем оседавшего на моих губах. Пальцы мужа скользнули вверх, сомкнулись на моей шее, сдавили сильнее, на какой-то миг, показавшийся опасно долгим, выбивая из легких воздух. Заставляя мир вокруг стираться, расплываться некрасивыми чернильными кляксами. Но я не сводила с дракона взгляда, смотрела ему в глаза. Сейчас это были его глаза: зверя, а не человека. Который так напугал меня в день помолвки, самым бессовестным образом скинув в пропасть. А потом дважды спас от гибели.
Которого я, обманув, предала. И который сейчас пристально смотрел на меня. Казалось, зрачки Ледяного сужаются по-звериному, вытягиваются в нитку, разрывая надвое стальную радужку. Может, и правда вытянулись, а может, причиной внезапного видения была невозможность вдохнуть полной грудью.
Сфокусироваться на этой мысли я не смогла. Когда от обморока отделяет всего каких-то несколько мгновений, вообще сложно на чем-либо фокусироваться. Скорее почувствовала, чем заметила, как от Ледяного во все стороны потянуло холодом. Меня же, напротив, захлестнуло огнем, ворвавшимся в меня вместе с нечеловеческим рычанием и яростным, жестким поцелуем.
Герхильд дернул меня на себя, одним резким движением впечатывая в твердую грудь. Успела вздохнуть, глотнуть обжигающий зимней прохладой воздух, прежде чем мне снова запечатали рот поцелуем. Требовательным и жадным, словно целовал впервые в жизни, а все прошлые поцелуи для него не существовали. Не существовало прошлого, и будущего могло не быть. Только один этот миг, в котором мне хотелось пропасть, затеряться.
Навсегда в нем остаться.
Тальден прошелся по моим губам нетерпеливым касанием, требовательно их размыкая большим пальцем, не сводя с меня хмельного, нечеловеческого взгляда. Сильные толчки в груди отсчитывали секунды, когда я вбирала его в себя вместе с тяжелым дыханием Ледяного. А потом его ладонь скользнула назад, легла на затылок. Быстрое движение пальцев, собирающих мои волосы в кулак. Запрокинула голову, когда он слегка потянул назад, задрожала от полыхнувшего в его глазах желания и сама потянулась к средоточию его страсти.
– Сумасшедшая, – прошептал он хрипло, явно намекая, что нарываюсь на самые неожиданные последствия, и снова завладел моими губами в грубом, почти болезненном укусе-поцелуе, проникая глубоко, покоряя. Заставляя снова терять сознание от нехватки кислорода и дрожать не то от бьющего в меня из него жара, не то от царившего вокруг холода.
Под ногами Скальде хрустел, крошась, лед. Откликаясь на мощный выплеск силы, на близость дракономужчины, моя собственная – часть Ледяного, ставшая единым целым с моею душою – тут же пробудилась, вырвалась на волю, облекая все вокруг в зиму. Кажется.
Я не видела, что творилось в кабинете, окружающая обстановка смазалась до состояния густого тумана, скрывшего мебель, затянувшего бельмом окна и трепетавшее над свечами пламя. Впрочем, нашего с тальденом пламени хватило бы, чтобы осветить не только императорский кабинет, но и весь Ледяной Лог в самую темную безлунную ночь.
Я чувствовала исходящую отовсюду стужу и жар, которым в меня било от близости мужа. Резко подхватившего меня под бедра и прижавшего к стене, покрывшейся ледяными наростами.
Бедные картины.
Мысли о картинах и пагубном на них воздействии ледяной силы надолго не задержались в моем сознании. Покорно обхватила бедра своего мужчины ногами, подаваясь к нему, к его желанию, к своему ледяному пламени. Отвечая на поцелуй, от которого губы горели, словно на них не осталось живого места. От которого кровь в венах воспламенялась и напряжение внизу живота отзывалось во всем моем теле почти болезненными ощущениями.
– Вот, значит, как сильно твой дракон ненавидит меня, – выдохнула шутливое. Откинулась назад, зажмурилась. Все равно ничего не видела: комната продолжала кружиться и таять, вместе со льдом у меня за спиной, не выдержавшим температуры тела ари, плавящейся в руках огненно-ледяного мага.
– Он тебя не ненавидит. Он сходит по тебе с ума, Аня, – будоражащее, хриплое… сводящее с ума.
Похоже, мы оба становимся сумасшедшими, когда оказываемся друг к другу слишком близко.
– Обезумевший зверь – опасный зверь, – твердые губы скользнули по изгибу шеи. Целуя жадно, а скорее, прикусывая, вырывая из меня стон не то боли, не то удовольствия. Все ощущения смешались, и каждое новое казалось острее, ярче предыдущего. – Непредсказуемый.
Я всхлипнула от прикосновения твердых пальцев к кромке чулок и выше, когда по бедру протянулись будоражащий прохладой воздух и горячая ладонь мужа.
– Но ты – мой зверь, и я не боюсь ни твоего безумства, ни твоей непредсказуемости, – прошептала в любимые губы.
Поймала потемневший от желания взгляд дракона и вскрикнула, когда он вошел в меня, резко, яростно, жестко.
– Ты сказала, что почти передумала… Хотела вернуться на Землю, – движение вперед, от которого кружится голова, а пламя в одной точке рассыпается искрами, поджигающими всю меня.
– Уже не хочу, – всхлипнула от последующего рывка, когда он, почти покинув меня, снова стал моим продолжением.
– Хорошо. Ведь я тебя все равно отпустить не смогу.
Движение ко мне, в меня, с глухим рычанием и стоном – моим, срывающимся с истерзанных поцелуями губ. Сильнее прижалась к мужу, потому что казалось, будто падаю в пропасть. Обвила его шею руками, вслушиваясь в тяжелое, рваное дыхание, перемежавшееся с коротким, низким рычанием.
С каждым ударом он проникал в меня все глубже, заставляя невидимую пружину внутри сжиматься сильнее, до предела. До тех пор, пока ее не отпустили, в момент, когда Ледяной резко подался ко мне, зарычав, и меня накрыло. Накрыло нас обоих волной яркого, ослепляющего удовольствия. Оно схлынуло не сразу, ушло постепенно, оставив после себя приятную усталость, дрожь во всем теле, ощущение невесомости и лихорадочный стук сердца тальдена под моею ладонью, заглушавший биение моего собственного. Я чувствовала себя невесомой пушинкой в сильных руках любимого мужчины.
– Пойдем отдыхать, – прижавшись лбом к моему лбу, шепнул Скальде и устало зажмурился.
– Всерьез хочешь отправить меня гулять в таком состоянии и в таком виде через весь замок? – тихонько уточнила я. – И, если честно, боюсь, я сейчас просто никуда не дойду.
Колени дрожали, ноги подкашивались. Я все еще чувствовала отголоски стихающего наслаждения, притуплявшего тянущую боль внизу живота.
– Ко мне идти ближе, и я могу тебя отнести. – Скальде отстранился, на миг отпуская меня, позволяя встать на ноги. Правда, тут же подхватил снова, когда я неуклюже попыталась ухватиться за стену рукою и чуть не проехалась по ней до пола. – К нам, – поправился.
В ту ночь я впервые спала в покоях императора, и впервые за долгое время мне не хотелось просыпаться. А хотелось навсегда остаться в его объятиях.
Глава 34
Темная королева двигалась бесшумно, поводя в воздухе руками. Каждое ее движение, каждый шаг были плавными и тягучими, словно она плыла, а не ступала. С раскрытых ладоней Древней соскальзывало, струилось черное, похожее на зловонный дым марево. Оно проникало глубоко в землю, разрывая ее на раны-трещины, и из этих щелей, повизгивая от нетерпения, хлопая огромными, светящимися во тьме глазами, выползали маленькие, юркие создания. Первые мгновения, оказавшись в мире людей, они несмело осматривались, пугливо жались к своей повелительнице, почти сливаясь со сгустками тумана, шлейфом ползущего за богиней. А потом, осмелев, громко визжа и подпрыгивая от радости, бросались вперед, к стенам, выраставшим до самого неба. Прытко по ним взбирались, цепляясь за шероховатый камень, и исчезали в хитросплетения