— Ты у нас никогда не был, неужели тебе совсем не интересно? — спрашивал Коля. — Тебе ведь случается бывать в столице?
— У меня нет ни времени, ни желания.
— Но зимой-то работы у тебя немного?
— А вот здесь ты ошибаешься! В наших краях живут обычные люди, не только отдыхающие. Половина моих дел касается сельских домов с участками и пригородных особняков. Продажа «двухкомнатной квартирки с балконом и видом на море» — не самая выгодная сделка, и я очень этому рад. А на закрытые ставни и двери я насмотрюсь и в Довиле…
Давид очень редко покидал родные места и был этим вполне доволен. Он унаследовал от отца агентство по продаже недвижимости, к тому времени процветающее, и работал так, что при нем дела пошли еще лучше. Давид стал идеальным агентом — общительный и веселый, он прекрасно знал свое дело и людей, с которыми работал, да к тому же со школьной скамьи дружил с местными нотариусами.
— Договорились, Коляʹ! На днях я заеду посмотреть на твой бутик. Альбан пытался мне его описать, но я так ничего и не понял.
— Он очень оригинальный, другого такого ты не найдешь! — воскликнула Малори. — Оригинальность нас и спасает. В нашем бизнесе такая жесткая конкуренция…
Пока она говорила, с ее лица не сходила радостная улыбка. Так улыбаться мог только человек, который на самом деле никого и ничего не боится.
— К праздникам я заказала пару замечательных штучек, — обратилась Малори к Софи. — Будешь в наших краях, зайди — тебе точно понравится!
— Подбросить еще поленце? — спросил Альбан.
Он деликатно отодвинулся от Софи и встал.
— Нет. Идемте-ка лучше спать, — вздохнул Жиль. — Встать завтра будет трудновато!
Всей компанией они убрали со стола, поставили его на место, навели порядок в кухне. Софи первой поднялась наверх, чтобы заглянуть к детям. Те крепко спали. Анна оставила открытой дверь в комнату братьев, у ее кровати горел ночник. Дома темнота девочку не пугала, но здесь она порой поднимала шум, утверждая, что ей страшно спать без света. И все-таки она первая при любом удобном случае просила родителей отвезти ее на виллу.
Вернувшись в свою спальню, Софи с раздражением отметила, что Жиль не надел пижамы. Это означало, что он рассчитывает получить свою порцию ласки.
— Тебе не хочется спать? — с деланной улыбкой спросила она у мужа.
—Хочется, но сегодня вечером ты такая красивая…
От его внимания не укрылись блеск ее глаз, томные позы и облегающий свитер. Он обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Красивая и соблазнительная…
Ей совершенно не хотелось заниматься с ним любовью, но она не видела способа уклониться. Жиль прекрасно ее знает, его не проведешь, сославшись на головную боль или другой невинной женской ложью. Софи застыла, ощутив прикосновение его рук. Стиснув зубы, она стала ждать, когда же, наконец, испытает удовольствие от его ласк. Ее муж был неплохим любовником, поэтому если бы ей действительно хотелось секса, спустя четверть часа все было бы закончено. По правде говоря, она через раз симулировала оргазм, пребывая в уверенности, что это участь всех женщин, давно живущих в браке.
— Тебе хорошо?
Не испытывая и тени наслаждения, Софи пробормотала что-то невразумительное, что могло бы быть истолковано как знак согласия, и закрыла глаза. Полчаса назад, когда она сидела, прижавшись щекой к свитеру Альбана, что-то вибрировало в глубине ее души и тела. Это было влечение, острое желание. Вздрогнув всем телом, она попыталась представить, как Альбан занимается любовью. Нежно, чувственно, страстно — как? Говорит ли он, лаская свою женщину? Как смотрит на ту, кого желает? У него богатый опыт в любовных делах, и все его бывшие любовницы сожалели об их расставании. Вереница дам, одна красивей другой, вешались ему на шею на глазах у Софи. Такой, как Валентина, не удастся его удержать, заставив забыть о других женщинах!
Над ней ритмично двигался Жиль. Десять лет назад она бы с удовольствием ему подыграла. Тогда она его любила. Но муж давно перестал являться ей в эротических грезах. Привязанность, нежность и привычка — вот на чем держался их союз, время страсти прошло. Интересно, выйди она замуж за Альбана, а не за Жиля, пресыщение все равно бы наступило? Нет, не может быть! Такие, как Альбан, умеют поддерживать к себе интерес, это видно по глазам — темным, с золотистыми блестками глазам, в которых так и хочется утонуть…
Софи обняла Жиля и подалась ему навстречу. К черту чувство вины, она может думать о ком ей хочется, отдаваться безмолвным мечтам! Вреда от этого никому не будет. Воспоминания об улыбке Альбана, о его губах, руках, запахе свитера наконец-то освободят спасительных демонов желания…
Несколько минут спустя, отдышавшись, Жиль шепнул ей обрадовано:
— Ну что, дорогая, аппетит приходит во время еды? Усталость, охватившая Софи, имела привкус горечи. Она чувствовала себя виноватой, неудовлетворенной. И когда все-таки решилась открыть глаза, довольная улыбка мужа показалась ей отвратительной.
Валентина дремала, прижавшись к Альбану. Завтра парижане уедут и «Пароход» снова обретет покой. Конечно, рабочие будут сорить и шуметь, но зато не будет этих бесконечных обедов и ужинов, гор грязной посуды и ведьмы Софи, бесстыдно вешающейся на Альбана. Не будет желчных комментариев и убийственных взглядов — эти три дня Валентина не могла избавиться от мысли, что за каждым ее движением следят, чтобы затем осудить ее и отвергнуть. Стоило Малори заговорить с Валентиной, как рядом непременно возникала Софи и под ничтожным предлогом привлекала внимание к себе. Коляʹ и Жиль часто уединялись, чтобы поиграть в шахматы или поговорить, причем в последнем случае забирали с собой и Альбана. Что такого секретного могли обсуждать братья Эсперандье? И только Давид вел себя с ней дружелюбно, но, к сожалению, членом семьи он не был.
Часом ранее, когда они, наконец, добрались до спальни, Альбан последовал за Валентиной в ванную, готовый потереть ей мочалкой спинку, и они занимались любовью, стоя под теплым душем. Это был момент истинного счастья, но с Альбаном так было всегда. Потом он с ног до головы вытер ее полотенцем и отнес в кровать. Казалось, вот он, благоприятный момент для разговора, но пока она думала, с чего начать, Альбан успел заснуть.
Ну почему она никак не может ему признаться? Почему каждый день откладывает разговор на завтра? Не пошлет же он ее собирать чемоданы! Нет, она не станет откладывать признание еще на неделю, а там будь что будет!
Валентина положила руку на живот, думая о ребенке — нескольких миллиметрах незримо развивающейся жизни. В ее организме происходила невидимая революция, результатом которой должно было стать рождение малыша. Их с Альбаном малыша!
«Если ты и дальше будешь молчать, ему придется вести к алтарю слона, а не невесту! Или усыновлять собственного ребенка! Ты сама создаешь себе проблемы из-за глупого, беспочвенного страха. Может статься, Альбан рассердится из-за того, что ты лишила его радости ожидать рождения ребенка. Он может обидеться, что ты так долго молчала…»
Но ей никак не удавалось поверить в эту идиллическую картинку. Валентине приходилось бороться с неприятными воспоминаниями, отравлявшими настоящее. Как ей поверить в счастливую семью и любовь, если ребенком ее не любили, а когда она выросла, предали?
«Альбан не такой, как другие. Если ты ему не веришь, почему ты вообще здесь?»
Валентина еще крепче прижалась к Альбану. В его объятиях она чувствовала себя такой маленькой…
«Если потороплюсь, то закончу перевод к пятнадцатому декабря, и у меня останется десять дней, чтобы подготовиться к рождественским праздникам и доказать этой ломаке Софи, что я здесь не случайный гость!»
Если получится, она поедет на день в Париж и купит на Монмартре множество замечательных подарков. А заодно заглянет в свою квартиру. Поскольку окончательное решение относительно их с Альбаном будущего они еще не приняли, Валентина предпочла оставить временное жилище за собой, хотя это была бесполезная трата денег.
«Цена страха…»
Ничто не мешало Валентине сейчас же разбудить Альбана, попросить его включить свет, сесть и выслушать, что она хочет ему сказать. Она лелеяла эту мысль несколько мгновений, пока сама не провалилась в сон.
— Я знаю, ты думаешь, что это бред, — упрямо сказал Давид, — но то, что Жо мне предсказывает, всегда исполняется!
Он встал, закрыл дверь, соединявшую его кабинет с приемной агентства, и сделал Альбану знак присесть.
— Скажу тебе честно, я не ожидал, что заполучу эту клиентку. Она обратилась сразу в несколько контор, и у конкурентов шансов было больше. Я уже поставил на деле крест, и вдруг эта весьма своеобразная дама (таких нечасто встретишь) проникается симпатией к моему клиенту! Имея два более выгодных предложения, она заявляет, что продаст свою собственность только ему и никому другому, и все потому, что они — уроженцы одной забытой Богом деревушки! Представляешь?
— И Жо знала все это заранее? — с недоверчивой улыбкой поинтересовался Альбан.
— В общих чертах. Сам понимаешь, в детали я ее не посвящаю. В этот раз она сама спросила, намечается ли у меня крупная сделка. А потом сказала, что я заполучу этого клиента. Хотя на тот момент удачей даже не пахло!
— Может, она хотела тебя порадовать?
—Альбан, перестань! У твоей бабушки дар! Или тебе освежить память? Помнишь занятие по ориентированию?
Альбан нехотя согласился. Иногда Жозефине удавалось заглянуть в будущее, он не мог это отрицать. Давид только что напомнил о случае, имевшем место, когда они были подростками. Однажды в воскресенье Жо, запыхавшись от быстрой ходьбы по лестнице, вошла в комнату Альбана, где четверо друзей играли в карты, и спросила, не запланирован ли на будущей неделе поход в лес (заметим, что на следующее утро братья Эсперандье возвращались в свои пансионы). Давид и Альбан, которые учились вместе, ответили, что у них будет занятие по ориентированию на свежем воздухе. Услышав это, Жозефина стала белее мела и заставила мальчиков торжественно поклясться, что они пропустят этот урок. «Используйте любой предлог, выдумывайте что хотите, только сдержите обещание!» Когда она говорила таким тоном, никто и не думал возражать. Давид и Альбан провели утро вторника в кабинете медсестры, сделав вид, что отравились. А в это время в лесу над головами двадцати трех учеников и двух учителей физкультуры разразилась гроза. Туда, где они прятались,