– Оставь ее в покое! – закричала она.
И почувствовала подбадривающее пожатие Агафьи.
– Убирайся из моего дома и оставь мою дочь в покое. И все остальные тоже!
Он взглянул на нее, и неожиданно ей открылась вся правда.
Остальных не было. Не было ни призраков, ни демонов, ни бесов, никаких других существ.
Был только он.
Агафья ошибалась. Сверхъестественные силы обрушились на город не потому, что Томасовы забыли домового в Калифорнии и их некому было защитить. Это он разозлился на них, потому что они забыли пригласить его с собой.
И он начал мстить.
И все те силы, которые были в его распоряжении и которые Dedushka Domovedushka должен был использовать на их охрану и защиту, он повернул против них. Он не просто не защищал их, но нападал на них, и на его лице было выражение ничем не замаскированной ненависти и ярости, которое ей никогда прежде не доводилось видеть.
Вид этой непреодолимой силы и неконтролируемость этих эмоций были настольно ужасающи, что следующие слова Джулии застряли у нее в горле. Она невольно отступила на шаг.
Со стороны лестницы раздавались крики, и казалось, что все бегут в спальню, но места на всех не хватало даже в холле, и Джулия краем уха слышала недоуменные выкрики тех, кто остался на лестнице.
Все эти мужчины и женщины собрались против одного карликоподобного существа, но расклад все еще был в пользу Dedushka Domovedushka, и было ясно, что все это понимают. Холодный воздух потрескивал от силы, которую Джулия могла ощущать на своей коже, как электрический заряд. Она с трудом дышала. Несмотря на толпу, они с Агафьей были единственными, кто находился непосредственно в спальне. С полдюжины фонарей освещали карлика, покрытого кровью, но те, кто держал эти фонари, оставались в холле, боясь войти в комнату.
Забытый Главный в Доме улыбнулся Джулии, обнажив небольшие, острые детские зубки, но в его улыбке не было ни юмора, ни радости.
– Да, это только я, – подтвердил он догадку Джулии.
– А banya? – переспросила Джулия. – А призраки? А убийства?
Dedushka Domovedushka ухмыльнулся.
– Это все я, – покашлял он. – И песчаная буря – тоже я.
– Нет, это не он, – тихо, по-русски, сказала Агафья.
– Что?
– Это не тот.
Карлик покашлял и ответил тоже по-русски:
– Что ж, тогда пусть я буду не тем.
Джулия поняла. Это был не их Dedushka Domovedushka. Это был другой. Плохой.
Злой.
Она должна была это знать. Должна была догадаться, хотя сейчас это не имело никакого значения и ни на что не влияло.
– Banya, – сказала Агафья, – раньше принадлежала Шубиным. Наверное, они не пригласили его. Просто забыли.
И все эти годы он сидел здесь, копил обиды и злился.
И становился все сильнее.
– Да, – согласился он, ухмыляясь.
Дом заходил ходуном. Некоторые из молоканских женщин в холле закричали. Лучи фонарей заметались по стенам. Неожиданно по стенам потек свет, сделав их черно-белыми. За окном зависло небольшое закрученное воронкой облако – пылевой бес.
Пылевой бес с лицом.
С лицом Грегори.
Главный в Доме рассмеялся тем же самым старческим смехом, который Джулия запомнила по Рашнтауну, и холод пробрал женщину до мозга костей. Голос существа, когда оно заговорило, был таким же древним:
– Я рад, что вы пришли. Что вы все собрались здесь.
И в этот момент в комнату вошел голый грязный человек с бородой до колен.
II
– Вы нашли его.
Агафья услышала его еще до того, как увидела: его голос прозвучал у нее в голове, и она повернулась, чтобы проследить за движением в холле, которое можно было увидеть по беспорядочным дерганьям лучей фонариков.
А потом в комнату вошел пророк.
Чувством, которое ее охватило, была не благодарность, не облегчение, не радость, не надежда, а какая-то невероятная амальгама всех четырех этих чувств, которая делала их еще более сильными и интенсивными, чем простое сложение.
Петр и Николай нашли его. И привезли сюда. Ей хотелось плакать, но Агафья знала, что не может позволить себе такой роскоши.
Взглянув на пророка, Агафья хотела извиниться за то, что не сделала ничего раньше, не смогла понять, что происходит, и не задавила все это в зародыше. Но времени на такой разговор у нее не было, и она не знала, что ей еще сказать.
«В этом нет твоей вины», – раздался голос у нее в голове, и она увидела на сморщенном старом лице выражение искреннего раскаяния.
Агафья сморгнула. Пророк извиняется перед ней?
«В этом нет твоей вины».
Агафья поняла, что это было правдой. Может быть, если б они не забыли пригласить своего Dedushka Domovedushka переехать с ними из Калифорнии, то он смог бы противостоять наступлению своих братьев по крови, но также могло произойти и то, что он закончил бы свой путь в banya, среди кучи тел ему подобных. Все это вызвали Шубины, которые проигнорировали традицию и не последовали русскому обычаю приглашать вместе с собой Главного в Доме, и именно их Главный был источником этого несчастья.
А может быть, и они не были виноваты в том, что все произошло именно так. Само это место, согласно индейским друзьям Адама, было заполнено призраками, и, вполне возможно, произошло просто случайное соединение свободного и разгневанного Главного и исконных духов, издревле населявших эту дикую местность, которое привело их к этому результату. Уникальное смешение невидимых сил, относящихся к разным культурам, случайное перекрестное опыление различных штаммов dookh bez zhizni, которые в другом месте никогда бы не смогли встретиться друг с другом, а здесь создали настоящего монстра.
Тряска дома усилилась; Василий закрыл глаза и сжал руки вместе. Вокруг него начала кружиться тьма, собираясь в образы, которые Агафья почти, но не до конца узнавала и которые общались с нею на таком глубоком духовном уровне, о существовании которого она просто не подозревала.
Старушка крепко вцепилась в руку Джулии и изо всех сил старалась не смотреть на распростертое на кровати тело Саши. Из углов комнаты послышались звуки, напоминавшие крики крысы под пытками.
Пророк заговорил на своем изысканном русском языке, и произносил он молитву, которую Агафья с трудом могла понять и которую никогда до этого не слышала. Она не знала, была ли это молитва, которую придумал сам пророк, или это была одна из официальных молитв молокан, с которой она была просто не знакома. В любом случае она дошла до карлика, который стал орать на языке, не похожем ни на один человеческий.
Воронки из тьмы становились все массивнее, а черно-белые стены стали серыми. Борода Василия неожиданно загорелась – оранжевый огонь возник на самых кончиках его перепутанных волос и стал медленно подбираться к его лицу.
А пророк тем временем продолжал молиться, и его голос звучал все так же спокойно, даже когда крики нежити стали еще громче и интенсивнее.
Карлик топнул ногой и указал на Василия, и детородный орган пророка исчез, уступив место гладкой коже у него между ног и морщинам на бедрах и животе. Окно в комнате разлетелось на куски, которые все посыпались в спальню, и пылевой бес ворвался внутрь и врезался в пророка; при этом маска лица Грегори вся перекосилась от ярости.
Но…
Но он не смог сбить пророка с ног. Вместо этого он только погасил огонь, который уничтожил всю бороду пророка, оставив лишь короткую щетину на щеках.
А потом все изменилось.
Агафья не была уверена, как все это произошло, только лицо у беса исчезло, и он стал медленно растворяться в воздухе, крики Главного превратились в какой-то отдаленный фон, а простая молитва пророка теперь стала слышна всем.
Глаза Главного расширились от ужаса.
Теперь каждая строка, которая произносилась, была похожа на удар кнутом по телу Dedushka Domovedushka. Карлик перевернулся, свалился с кровати и покатился по ковру, дергаясь от судорог строго в конце каждой произнесенной фразы.
И он тоже изменился.
Сначала исчезла одежда – она практически растаяла на нем и превратилась в вонючий газ еще до того, как достигла пола. Затем то же самое произошло с его кожей и чертами лица. Слой за слоем с него слетало все человеческое, и исчезали малейшие напоминания о земной сущности. И появлялся монстр. Приземистое черно-зеленое существо со странным ореолом чернильного цвета, которое воняло протухшим чесноком: невероятное адское создание, подобного которому Агафья никогда не видела в своей жизни и даже не могла себе представить. Существо, соединившее в себе животное и растительное начала.
Вождь и его люди пробились сквозь толпу и теперь входили в комнату. При виде этого существа их глаза широко раскрылись. Они взволнованно заговорили друг с другом на своем языке. Было видно, что они его узнали.
У Зла много форм и обличий, подумала Агафья, но сущность у него всегда одна и та же.
Пророк перешел к другой молитве – молитве о даровании неподвижности; она была частью обряда Очищения, который они безуспешно пытались совершить в молельном доме. Агафья стала ему подпевать и услышала, как возле двери раздался голос Веры. Остальные – Петр, Николай, Аня – присоединились к ним. Хор становился все мощнее, и Агафья с радостью прислушивалась к крикам, рычанию и стонам боли, которые издавало существо.
Дом прекратил раскачиваться, из него исчезли тени, прятавшиеся в темных местах, и фигуры, которые были сотканы из этих теней. Пылевой бес исчез. Больше Dedushka Domovedushka ничем не мог защититься от молитвы, и он просто выл, скрипя зубами.
В самом конце молитвы Василий замолчал. И все они замолчали вместе с ним. Странное существо, замершее на полу в молитвенной позе, было неподвижно. Могли двигаться только его глаза и рот. Глаза его зло шныряли из стороны в сторону, как бы ища выхода из той ситуации, в которой оказалось существо, а рот издавал крики боли и ярости.
Вперед вышли индейцы.
– Убейте его, – холодно приказал вождь.