— Еще советская шумелка! — довольно прокричал Александр Александрович. — Умели мы оружие делать.
— Вы бы того… хоть шлемофон бы предложили, — сказал ошеломленный Андрей.
«Девятка» перла вдоль ограждения, продолжая сверкать вспышками мигалки. Поцарапать свое сокровище Александр Александрович не боялся. Соседние машины шарахались, высовывались водители, грозили вслед. Интеллигентного вида мужчина, распахнув дверь «Форда», в ярости махал пистолетом. Андрею хотелось надеяться, что ствол «травматический». «Девятка» за две минуты выбралась к повороту на Ленинский.
— Пристрелят вас когда-нибудь, — заметил Андрей, слегка успокаиваясь.
— Нет, не решатся. Я незнамо кто. Была бы «скорая» или депутат, тогда, конечно, не задумались бы.
На Ленинском было относительно свободно. Развернулись, на этот раз без всяких оглушительных истерик. Александр Александрович свернул вниз, к въезду в парк и Нескучный сад. Охранник на шлагбауме дернулся было побеседовать о деньгах, но, видимо, узнал и пропустил беспрепятственно.
— Мы тут недавно работали, — объяснил Александр Александрович. — Странноватая зона этот Нескучный. Да и ЦПКиО недалеко ушел. Но мы сейчас буквально на минуту заскочим. Опаздываю я.
Остановились у пешеходного моста. По утреннему времени было безлюдно. Впереди расстилалась неподвижная свинцовая Москва-река, за ней высилось здание Академии Генштаба. Спустились к дебаркадеру. Место было Андрею отлично знакомо — жил, можно сказать, рядом. Еще недавно в парк с палочкой шкандыбал — пытался колено с вечной болью примирить.
Александр Александрович машинально достал сигареты, тут же начал пихать обратно в карман.
— Да вы курите, — сказал Андрей. — Я, во-первых, твердо решил бросить, во-вторых, у вас сигареты с такой амброзией, что и табаком не пахнут. Так что не мучайтесь.
— Мерси, — представитель ФСПП закурил. — Вот, думаю, не зря ли я вас сюда притащил. На меня давеча большое впечатление произвело, но дело сугубо индивидуальное. Вы вот туда взгляните.
Андрей вгляделся в воду вблизи берега. Сначала, кроме слабого колыхания непроницаемо-серых волн, тусклого блеска прибрежного льда и нескольких пивных бутылок, ничего не рассмотрел. Потом показалось что-то неопределенное, белесое, в черных пятнах. Псинка утонувшая? Рядом еще. Левее еще одна — ледяная вода шевелит лапку. Еще и еще трупик…
— Послушайте, здесь что, выводок далматинцев утопили?
— Да какие далматинцы — обычные московские «дворяне». Безвинно умерщвленные, — Александр Александрович вздохнул. — Вы классику русской литературы не совсем забыли? А историю Москвы? Ничего в памяти не всплывает?
Андрей с трудом оторвал взгляд от водяной могилы:
— На Тургенева намекаете? Ну вы и… Жестоко.
Кажется, Александр Александрович разозлился:
— Ты головой, а не задницей думай. Думаешь, для тебя эту собачью гекатомбу устроили? Чтобы что доказать? Что дворняжки с кирпичами на шее плохо плавают? Думаешь, всемирный заговор против тебя?
— Нет, про заговор не думаю. — На реку Андрей больше смотреть не мог.
— Ладно, пошли отсюда, — Александр Александрович зашагал к машине. — Мне, между прочим, цуциков тоже жалко. Мы еще пока додумались, откуда они берутся. Черт знает что — мертвецов чуть ли не каждый день вижу, а этих…
— А нельзя ли что-нибудь сделать? — неловко сказал Андрей. — Ну, чтобы не топили? В конце концов, это даже в санитарном смысле…
— Додумаемся как, обязательно сделаем. А пока этот несчастный шедевриальный рассказ в школе прилежно изучают, собачки нам постоянно реку украшать будут. Дети, они впечатлительные. Соответственно, и энергетическая подпитка «свища» мощная.
— Да, но я раньше трупов в реке не видел.
— Ты не смотрел, — Александр Александрович открыл дверь «девятки». — Собачек, как и твоих «целлулоидных», нужно уметь видеть. Сейчас их разглядеть, конечно, легче становится. Хотя не исключено, что русло изменилось и теперь псов ближе к берегу прибивает. Поехали, все равно мимо твоего дома проезжать буду.
Андрей сел в машину и мрачно сказал:
— Что мне домой? У меня и цветов практически нет, чтобы поливать. Мне, по-любому, в «Боспор» возвращаться. Ну и если действительно работать, то чего время терять?
В «Боспор» Андрей вернулся только в одиннадцать вечера. Охранник, предупрежденный из ФСПП, дожидался, сидя в машине у остановки. Ни слова не говоря, передал ключ.
В кинотеатре стоял сумрак, было тепло, было душновато. Были застойные 80-е. В буфете едва слышно побулькивал автомат. В буфет Андрей заходить не стал, с пакетом продуктов, прикупленных в «Перекрестке», поднялся в аппаратный комплекс. Там, в кабинете главного инженера, стоял длинный диван. Андрей выпил полпакета кефира. Требовалось все еще раз хорошенько обдумать.
Проснулся как от толчка. Было темно — настольная лампа выключилась, лишь по потолку скользили отсветы фар с Бирлюковской. У окна замерла, рассматривая улицу, коренастая фигура.
— Ездят и ездят. Нет чтобы деньгу в поте лица зарабатывать.
Андрей сел, потер ладонями помятое лицо:
— Доброй ночи, господин Горгон.
— И тебе. Ну, излагай, как оно повернулось. Не терпится мне.
— Вроде нормально повернулось. Оставят нас в покое. Определенные условия, понятно, выдвинули. Но гарантируют через полгода по субботам и воскресеньям два дневных сеанса. «Ретроспектива XX века». Чаще не получится — электроэнергии мы много жрем, а выручка если и будет, то символическая.
— Долго ждать-то.
— Сейчас мы официально на реконструкцию закрываемся. Иначе народу не объяснишь, куда попкорн с боулингом делся. Я сказал, что сразу на две внешности «Боспору» существовать трудно будет.
— Правильно сказал. Значит, сторговались?
— Вроде того. — Андрей, и сам не слишком-то поверивший, что все получилось уладить, взял пакет с кефиром. — Вам, господин Горгон, налить кружечку?
— Нет уж. От молочного здоровью польза, но то, что ты хлебаешь, корову сроду не видело. Что там от нас взамен хотят?
— Чтобы эксцессов не было. Никаких скальпов и прочих неприятностей. Гарантий хотят. Техники будут коммуникации проверять, так чтобы люди ничего не видели. Да, я здесь за зданием буду присматривать. И еще команда. Человек шесть-семь. Вроде бы как охрана.
— Твои людишки?
Андрей поколебался:
— Вроде как мои, но они хорошей выучки требуют. Не трогайте их, а?
Горгон уселся за письменный стол:
— Не будут соваться куда не надо, не тронем. Ты умных нанимай.
— Каких дадут. Если не подойдут, я их сам сплавлю. Но если голову отрежете, неприятности по новой закрутятся. Могут и спалить кинотеатр. Властям проще здание списать, чем разбираться.
— Ишь ты, — старик покачал головой, — и денег не пожалеют? Ну, понял я. Докучать вам не будем, но и вы уж о наших нуждах не запамятуйте. Мы не так уж много требуем.
— Они согласны, что немного. Только просят тело четвертого сыщика отдать. По закону похоронить нужно.
— Это вряд ли. — Горгон принялся складывать журналы и древние техпаспорта в аккуратную стопку. — Парнишка, гм, пострадал внешне. Нечего отдавать, по правде-то.
— Хороший был воин, храбрый, — прошептали Андрею в ухо.
Ночной смотритель вздрогнул, и Хеш-Ке едва слышно рассмеялась:
— Посмелее тебя был. Сердце смелое, тяжелое. Сладкое. Нужно было тебе кусочек оставить. Ты что из требухи любишь? Пахнешь-то сегодня вкусно. На наркотные самокрутки перешел, а?
Ладонь, скользнувшая по бедру, обожгла и сквозь джинсы, Андрей и слова вымолвить не мог.
— Оставь его, девка, — строго сказал Горгон. — Устал парень, да и свой он теперь. Пока что свой. Хватит дурить. Шла бы ты в свои колючки.
— Сейчас пойду, — метиска скалила в темноте белые зубы. — Я про того, чужого. Могу голову принести. С волосами. Он, видят боги, смелым был.
— Потом разберемся. Брысь отсюда!
Хеш-Ке исчезла. Горгон тоже поднялся:
— Ты с ней поосторожней. Истинно демоново отродье — соблазнит, в ад заманит, и глазом не моргнешь. Ну, добро. Располагай челядь. Этаж ваш, под мое слово. Если что, зови.
Кефир, непонятно когда, успел выплеснуться из пакета. Андрей вытер руку и джинсы, вытянулся на диване. Сердце колотилось у горла. Черт, словно в шестнадцать лет — адреналин пополам с тестостероном мозги напрочь вышибает. Исчезла бы она совсем, чудовище аризонское. Как здесь работать? А время поджимает. Дня через три личный состав передадут.
Команду сформировали только через шесть дней. К подбору людей Андрея не допустили, хотя штатное расписание, заявку на оборудование и материальное обеспечение составлял собственноручно. Участвовал в рабочих совещаниях, помогал с проектом структур управления. Работы было невпроворот. ФСПП действительно только обретало «плоть и кости», и Андрей начинал понимать гигантский объем задач, вставший перед новой организацией. Катастрофически не хватало личного состава. Людей приходило много — присылали МЧС и полиция, Министерство обороны и Академия наук. Но девяносто процентов отсеивалось еще при первой беседе с психологом. Собеседования под ширмой кадрового тренинга проходили в Высшей школе-институте психологии АН. Тех, кого не отбраковали сразу, направляли в головной офис ФСПП, обосновавшийся на Красносельской. Здесь за дело принимались сиятельная Наталья Юрьевна и двое ее подручных. Кажется, улов у них был мизерный. В ФСПП уже осознали, что задавить возникшую проблему числом не получится. Платить пенсии тысячам семей бесполезно сгинувших сотрудников нового ведомства государство не собиралось. Впрочем, дела были не столь плохи. В Москве уже действовали три Отделения поиска. Еще шесть были созданы на периферии и работали самостоятельно, лишь отсылая отчеты по результатам работы в Московский аналитический центр. Пока все работали ощупью.
— Все равно не врублюсь, — признался как-то после скоропостижного совещания Андрей спешащему Сан Санычу. — Как именно мы должны браться за дело? Со «свищами» более-менее понятно. Но как нащупать «канал», когда даже не подозреваешь, как именно он должен ощущаться?