Генка смущенно глянул на командира:
— Так я вроде много чего помню. Только главное ускользает. Вроде вот-вот — и ни в дугу. Не могу сосредоточиться.
— Ладно, сейчас на другом сосредотачиваемся. Патронов у тебя не ящик. Улавливаешь?
— Так мы, это, не в карательную же идем? Или в карательную?
— Мы работаем. Никаких воспитательных акций, — строго сказал Андрей.
Генка смотрел с сомнением:
— По-моему, ты их всех в усадьбу загонишь и того… Нет, я не то чтобы осуждаю…
— Заглохни. Только работа. Иди, одевайся, и выдвигаемся.
Андрей повесил дареную куртку на ручку двери радиоузла, собрал в кабинете остатки пиротехники и пошел в мастерскую. Из наличного оружия имелся один «экспедиционный нож» — странная помесь мачете и саперного тесака. Следовало хоть подточить уродца. Андрей поработал с наждаком, взялся за брусок. Среди шорканья почувствовал, что сзади кто-то стоит.
— Ты как?
— Хорошо. Только сидеть не могу, — тихо сказала Мариэтта и вдруг ткнулась лбом в спину начальника. — Спасибо.
— За что?
— За куртец. И вообще.
— Куртку тебе комиссар подарил. Тот, что из «целлулоидных». Попенял, что мы тебя плохо одеваем, и облагодетельствовал.
— Я сама виновата. Вкуса у меня нет. Сергеич, тебе сильно мою попу жалко?
— Мне тебя целиком жалко. Кажется, я их всех поубивать готов.
— Всех не надо. Одного-двух. Я не Хеш-Ке, мне будет достаточно.
— Да, ты у нас девочка скромная. — Андрей осторожно обнял коллегу за шею и поцеловал в волосы надо лбом. Черные взлохмаченные пряди пахли водой Москвы-реки.
— Вообще-то, можно было и не так целовать, — задумчиво заметила Капчага.
— Не начинай. Времени нет и…
В коридоре раздался вопль Генки:
— Ах ты сволочь!
Мимо двери что-то с фырчаньем пронеслось, следом босиком зашлепал Иванов:
— Душман проклятый!
Выскочившие в коридор Андрей и Мариэтта успели проследить, как кот шмыгнул за угол в конце коридора. Генка бессильно тряс автоматом.
Мариэтта захихикала.
— Патроны все-таки экономишь? — сдерживая смех, поинтересовался Андрей. — Жаль, к этому «МАТу» штык-нож не положен.
— Шутите? — возмущенно подпрыгнул на месте Генка. — Эта тварь облезлая мне прямиком в ботинки нагадила. У меня, между прочим, единственная пара обуви оставалась. Босиком идти? В расчете на трофейные лапти?
— Я говорил, дверь закрывай.
— Ага, и еще растяжку поставить. Нет, вернемся, если патроны останутся, я этого плешивого террориста точно пристрелю.
— Он совсем не плешивый, — встала на защиту мелкого диверсанта Мариэтта. — Так, средней пушистости зверек. И он не со зла. Просто демонстрирует самостоятельность и независимость.
— Накласть в обувь соседа, который тебя подкармливает, — признак независимости? — удивился Генка. — Этот котяра, случаем, не украинских незалежных кровей будет?
— Отставить политически близорукие высказывания, — приказал Андрей. — Сейчас выдам из НЗ спирта — продезинфицируешь пострадавшие предметы одежды. И выходим.
Перешли довольно точно. Метили в рощу у усадьбы, оказались прямо на дороге. Поспешно скрылись в березняке. Вроде никто не заметил. Крыша усадьбы проглядывала сквозь веселую весеннюю зелень. Агенты «КП-29» устроились на опушке — отсюда можно было наблюдать большую часть усадьбы и спускающуюся по склону дорогу. Проверили рации — в виде исключения, работали. Генка быстро нарезал ветвей, замаскировал НП.
— Я ближе к тем зарослям переползу, оттуда и двор, и окна просматриваются.
— Давай, только внимательнее. Наткнется кто-нибудь ненароком. И связь поддерживай.
Генка кивнул и уполз по молодой травке.
— А здесь совсем лето, — с завистью отметила Мариэтта.
— При «скольжении» в «Фату» временная параллель довольно относительная. Здесь, наверное, конец мая. Маня, тебе лежать удобно? Вот лежи и наблюдай. Мы не на пикник прибыли.
— Я догадываюсь. Лежать мне удобно, но некоторые части тела напоминают, что не пикник.
— Хочешь, я тебе дам таблетку спогана?
— Не люблю я химии.
— Тогда лежи и наслаждайся природой.
— Да я и так тащусь вовсю. Хорошо, что комаров нет. Вы почему со мной разговаривать не хотите?
— Почему не хочу? Только в засаде болтать не положено.
— А что в засаде делать положено?
— Наблюдать. Слушать. Анализировать. Держать на прицеле подозрительные цели.
— Вы меня прицелом не снабдили, и вообще я всего три патрона имею. А у вас вообще ствола нет.
— Предупреждены, значит, и вооружены. Сама знаешь, времени в обрез было. Держи оптическое вооружение, — Андрей сунул девушке бинокль.
Мариэтта долго рассматривала в оптику строения усадьбы, потом, не отрываясь от окуляров, ляпнула:
— Андрей Сергеевич, я вас все равно люблю. Думала, вы меня в «Боспоре» оставите, а вы как честный…
— Оставил бы, да мощность нашего «Экста» стремительно падает. Без тебя бы загремели непонятно куда.
— Я и говорю, честный вы. На комплиментах и прочей куртуазности экономите. Мне нравится. И то, что мерзкую официальную «Мариэтту» подзабыли. «Маня» прикольно и очень по-домашнему. Серьезно, Сергеич, без ума от тебя девушка. Жаль, пары децелов смелости кое-кому не хватает.
Андрей тяжело вздохнул.
— Нет, я все улавливаю, — продолжала неугомонная Капчага. — Но я все-таки пострадавшая. Мне моральная поддержка необходима. Что, трудно было бы обнять, в пострадавшее место чмокнуть? Я же чувствую, тебе противно не было бы. Хоть как выступай, я тебе нравлюсь.
— Дурочка. Тебя сейчас только в филейные части и целовать. Вот бы кто-то визжал.
— Да я бы обмерла от блаженства. А то вы не знаете, о чем современные женщины мечтают.
— Ты очень современная. Сидеть не можешь, а фантазии…
— И что ненормального? Боль и кайф всегда в одном флаконе. Мне Хеш-Ке рассказывала…
— Молчи, Капчага! Я сейчас покраснею так, что вся маскировка прахом пойдет.
— Не преувеличивай. Ты мужчина искушенный. Хеш-Ке говорит…
На счастье Андрея, подала признаки жизни рация. Генка докладывал, что наблюдал объекты. Барин ходил к конюшне, Охлобыстина тоже мелькнула. Дворня бегает. Похоже, вещички собирают. Мальчишки тоже имеются, но идентифицировать не получается ввиду удаленности. Андрей приказал возвращаться к дороге. Выезд с усадьбы один — перехватывать придется у рощи.
— Упряжку я тоже вижу, — сказала не отрывающаяся от бинокля Мариэтта. — Провозятся еще долго. Не успела Нинель Жиловна выдрессировать здешних кучеров и прочих водителей кобыл. Время у нас есть. Андрей Сергеевич, так почему вы не хотите со мной близких отношений?
— Маня, я с тобой дружу, — сердито сказал Андрей. — А интимных отношений действительно не хочу. Дурно спать с юными девчонками, даже если они привлекательны. Да и не в этом дело.
— Ой, а в чем же? С кем вы возжелаете спать, гражданин начальник? С той черной вивисекторшей из начальства, что на похоронах была? Трахнули ведь ее? Или она вас? Виновата, молчу, и так все понятно.
— Отношения между взрослыми независимыми людьми совсем иное дело.
— Полный абзац, да когда же я для вас школьницей перестану быть? — жалобно воззвала к березовому стволу Капчага.
— Вы что тут шумите? — Генка темным бесшумным крокодилом выскользнул из травы. — Опять Манька чувства домогается? Сергеич, я бы на твоем месте давно бы в радиоузел переселился. Две койки сдвинуть можно…
— Иванов, тебя спросить забыли! Я с подростками не сплю, можно это понять или нет?
— Можно, — слегка растерянно согласился Генка. — Только Манька постарше меня будет. Она просто выглядит молоденькой. Что ж, и я, по-твоему, тинейджер-недоумок?
— В каком-то смысле. Я больше чем вдвое старше Мариэтты. На что наши отношения будут похожи?
— На нормальную любовь, — насмешливо подсказала Мариэтта. — Кого сейчас разница в возрасте смущает? Высчитываете, понимаешь, все. «Больше чем вдвое». Два года могли бы и списать.
— Да не только в годах дело. Тебе адекватный человек нужен, здоровый, перспективный, без груза ошибок.
— Без груза? — как-то даже напуганно переспросила Мариэтта. — Мне? И он меня понимать будет?
Девчонка отчего-то переглянулась с Генкой. Начальник слегка обеспокоился. Генка подумал, почесал нос и спросил:
— Сергеич, а ты про Маню что знаешь?
— Про ее художества? Знаю в общих чертах. В досье статьи дела перечислены.
Генка кивнул, достал из рюкзака половинку батона, плавленые сырки и коробку конфет — больше в холодильнике ничего «полевого» не нашлось.
— Давайте перекусим пока. — Генка скрутил пробку с фляги.
Андрей жевал сырок с черствым хлебом, запивал безвкусной водой и разглядывал усадьбу. К коляске, едва виднеющейся за домом, притащили какие-то плетеные короба, тут же поволокли обратно. Этак они до ночи провозятся. Нехорошо. Нехорошо чувствовать рядом с собой отчуждение. Подумаешь, племя младое, незнакомое. Знают они то, что начальник не знает.
Генка аккуратно вскрыл дерн большим разделочным ножом, позаимствованным в пищеблоке, спрятал в землю конфетную коробку и остатки фольги.
— Мань, ты бы рассказала. А то странно получается.
Капчага кивнула.
— Андрей Сергеевич, я думала, вы про меня все знаете. Давайте я про жизнь свою дурацкую расскажу?
— Так я разве возражаю? — неуверенно пробормотал Андрей. — Только о наблюдении не забываем.
— Я присмотрю, — заверил Генка, поднял бинокль и сделал вид, что отсутствует.
Мариэтта осторожно вытянулась на боку и прикрыла глаза. Ресницы у нее были не то чтобы безумно длинные, но красивые. И это без всякой косметики. Андрею стало неловко, как всегда, когда смотрел на девчонку.
— Овдовела я через пять месяцев и тринадцать дней после свадьбы, — едва слышно сказала черноволосая девочка. — Он был веселый. Можете не верить, но меня любил безумно. Ухаживал — цветы, конфеты, игрушки мягкие. Настойчивый. Мы вместе учились в колледже. «Менеджмент турбизнеса». Я школу кое-как домучила по причине собственной мерзостности характера. Он тусовался, в армию сходил — комиссовали. Слабоват характером был мальчик. Но меня любил как сумасшедший. Абздольц, купилась я на те красивые подходы, веселье и прочие фишки. Он добрый был, симпатичный. Ну и втюрилась, лахудра неполноценная. Вместе жили. Он клялся, что умным и правильным, прямо как Винни-Пух, будет. Свадьбу в начале лета сыграли. Я была в платье «голубой бриллиант». Говорили: очуметь, до чего хороша. Принцесса. И я чумела. Гуляли. Он и мне, и родителям клялся, что все — он взрослый, умный, ответственный. Он же не мог мне врать, срань вселенская, просто не мог! Понимаете, он же меня любил…