— Боюсь, что, если ты продолжишь прикасаться ко мне, я долго не продержусь.
Я убрала руку и одновременно коснулась губами его набухшей головки. Затем провела языком, пробуя соль его собственного возбуждения.
— Святая Мария, матерь…
Смеясь, я поднялась, оседлала Томаса и поцеловала его.
— Не нужно богохульствовать.
Внезапно я оказалась на спине, его язык яростно проник в мой рот, в то время как рукой он схватил меня за бедро, подняв мою ногу и обернув вокруг своей талии. Мужчина отстранился, прижав свой лоб к моему, и направил член к киске; каждое мое нервное окончание искрилось желанием большего.
— Входи, — потребовала я.
Ему не нужно было повторять дважды, и я ждала, готовая помочь, если Томасу будет необходимо, но через несколько секунд он подался вперед, входя в меня, отчего мы оба застонали.
Когда я почувствовала, как член Томаса все больше набухает, полностью входя в меня, до меня дошло, что это был первый раз, когда я впустила в себя мужчину без презерватива. Меня это не испугало, по крайней мере, пока я не вспомнила …
— Черт, подожди.
Томас остановился, мышцы его плеч и шеи напряглись — единственный признак того, чего ему это стоило.
— Что-то не так?
— Я никогда, ну… не занималась этим вот так.
Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, о чем я говорю, и он улыбнулся. Я засмотрелась на его улыбку и провела пальцами по его губам.
— У тебя самая красивая улыбка, которую я когда-либо видела.
Он фыркнул, двигаясь внутри меня, затем застонал.
— Как бы мне ни нравилось слышать от тебя комплименты, я хочу знать, в чем проблема.
— Я принимала противозачаточные, — сказала я, — пока ты не забрал меня.
Томас ничего не ответил в течение невыносимо долгого молчания.
— Том…
Он поцеловал меня, прижавшись телом, и начал толкаться, медленно нарастая ритм, соответствующий слиянию наших языков. Он на секунду оторвался от моих губ, прерывисто выдохнув:
— Мне нравится слышать, как ты говоришь «Том».
Словно наркотик, его рот и член затянули меня, но через минуту я вырвалась.
— Подожди, ты не…
— Если тебе нужны презервативы, я достану. Но сейчас позволь мне овладеть тобой вот так. — Томас поднес руку к моим губам и провел по ним пальцем. Затем прижался своим ртом к моему и прошептал: — Чтобы между нами ничего не было.
Он продержался не дольше минуты, что, учитывая все обстоятельства, я сочла подвигом. Но если я думала, что с сексом покончено, то ошиблась. Я уже была в полусонном состоянии, когда простыни скользнули по моей коже, и прохладный ночной воздух оставил поцелуй на моей коже, отчего я стала вслепую пытаться прикрыться, но вместо ткани я обнаружила копну волос.
— Подними свою идеальную попку, Голубка.
Я мгновенно повиновалась; усталости как ни бывало.
Томас подложил подушку мне под живот, затем снова приподнял меня и подложил еще одну.
Мне стало любопытно, что именно он планировал со мной сделать, я уже открыла было рот, спросить, но затем быстро закрыла, закатив глаза от удовольствия, когда Томас пальцами коснулся моей киски. Он скользнул одним пальцем вниз по моему центру, размазывая остаток спермы, который оставил после себя.
— Это творит со мной странные вещи, — сказал он сонным голосом, в котором сквозило похотью. — Чувствовать себя внутри твоего тела. И видеть, как мое семя вытекает из тебя.
Порочный восторг окатил мое тело, и я захныкала.
Через несколько минут он осторожно ввел свой палец внутрь.
— Я хочу повторения.
Кажется, я что-то пробормотала в ответ, но, возможно, и нет. Я уже ни в чем не была уверена, кроме того, что знала — это будет долгая ночь.
Карие глаза приветствовали мое возвращение в реальность.
И внезапно я понял, что ненавижу сон. Пока она здесь, сон являлся для меня препятствием, в котором я не нуждался. Хотя, как бы ни старался извлечь максимум пользы из того, что моя Голубка была со мной, в моей постели, она вырубилась где-то между двумя и тремя часами ночи.
Возможно, у меня были сомнительные моральные принципы, но было множество граней, которые я отказывался переступать. И половой акт со спящей женщиной был лишь одной из них.
— Я хочу остаться, но мы не можем находиться здесь вечно взаперти.
Ее голос был четким, словно это она бодрствовала гораздо дольше меня, погруженная в свои мысли.
Я придвинулся ближе и сжал рукой ее бедро. Наши ноги переплелись, прикосновение ее кожи и тот факт, что Голубка здесь, когда я думал, что она убежит в свою комнату с первыми лучами солнца, сделали мой член мучительно твердым, а грудь сдавило.
— Том? — спросила она с легкой улыбкой, и я понял, что только что пристально смотрел на нее. Восхищаясь тем, как утренний свет струился по ее тонким чертам и освещал бронзовые искорки в ее темных глазах.
Я зевнул и повернул голову, прикрывшись подушкой. Вернувшись в исходное положение, я пробормотал:
— Если ты беспокоишься о своем федерале, не стоит. Он сдастся, как и все остальные.
Этот разговор взбодрил меня, благодаря раздражению, которое появилось благодаря предмету разговора.
Голубка приподнялась на локте, волосы упали ей на лицо. Я нежно откинул их назад.
— Майлз, — она сделала паузу, затем исправилась: — Майло… Я не знаю. Он приложил немало усилий. Он так просто не сдастся, если вообще сдастся.
Я опустил руку, но она перехватила ее своими пальчиками.
— Он отступит, если поймет, что это единственное правильное решение.
Джемайма в потрясении посмотрела на меня, отчего я усмехнулся.
— Не бойся, Голубка. Если ты хочешь, чтобы он был жив, даже если это убьет меня, я буду уважать твои желания. — Хотя мне страстно хотелось оторвать ему все до единого пальцы, а затем отрубить ему руки за то, что он просто прикоснулся к ней.
— Ты такой милый монстр.
Я поднес ее руку к своим губам.
— Превыше всего. То, что я чувствую к тебе, превыше всего.
Ее глаза заблестели.
В дверь несколько раз постучали.
— Том, проснись.
Джемайма села, прижимая к груди серую простыню.
— Все в порядке, — сказал я. — Он не войдет.
Еще один стук в дверь.
— Я знаю, что вы, э-э, заняты, но у вас посетитель. Тот, кого ты ждал.
Я мгновенно вскочил, крикнув:
— Дай мне десять минут. — Посмотрев на Джемайму, я спросил: — Хочешь принять со мной душ?
Нервный смех разнесся по комнате, когда она спустила ноги с кровати, собирая свое платье и лифчик.
— Может быть, в другой раз.
— Ты знаешь, я могу настоять.
Голубка отбросила простыню, и мое сердце подскочило к горлу, когда ее розовые соски затвердели, и она закинула руки за голову. Маленькая дразнилка.
— Иди сюда.
Она застегнула лифчик, затем надела платье через голову.
— Нет, у меня утренний запах изо рта.
Я причмокнул губами, скривившись.
— У меня возникла хорошая идея.
Ее смех последовал за ней, когда она выходила из моей комнаты, а я со вздохом уставился на свой твердый член.
Бо и Сейдж сидели за моей кухонной стойкой, когда я накинул пиджак и вошел на кухню.
— …нельзя просто одолжить чью-то ножовку, — говорил Бо, обхватив татуированными руками кофейную кружку.
— Почему, черт возьми, нет? — спросил Сейдж, переворачивая страницу сегодняшней газеты.
Бо бросил на него недоверчивый взгляд, который Сейдж проигнорировал.
— Это личное, чувак. С этим могут быть связаны воспоминания.
Я кивнул Мурри в знак благодарности и взял чашку кофе, которую он протянул мне, игнорируя понимающую ухмылку на его лице.
— Том, могу я одолжить твою ножовку?
— Нет, — ответил я, затем посмотрел на Бо. — Он внизу?
Тот кивнул, бросив взгляд на дверь.
— Я засунул ему кляп. Он шумный сукин сын.
— Благодарю. — Я повернулся к Мурри. — Лу?
— Она наверху, причесывает Джемайму.
Услышав это, оба мужчины уставились на меня, на носу Бо все еще виднелись небольшие синяки от того места, куда его ударила моя Голубка.
— Как вы его поймали?
— Мы заехали проконтролировать местность и увидели потрепанный старый грузовик дальше по дороге.
— Нет ничего лучше утренней пробежки по лесу, — пробормотал Сейдж, делая глоток кофе.
— Я поймал его возле ручья, где он поскользнулся на камне. — Бо забарабанил пальцами по столешнице. — Он ни хрена не сказал.
— Что сделает это еще более приятным. — Сейдж облизал палец, переворачивая еще одну страницу.
Сделав несколько больших глотков напитка, я поставил кружку на стол и направился к двери в подвал.
— Есть еще что-нибудь, что я должен знать?
Бо повел плечом. Сейдж покачал головой.
— Проследи, чтобы Лу держалась подальше от кухни. — Мурри знал правила, и хотя подвал был звуконепроницаемым, мне не хотелось рисковать.
Я шел медленно, предупреждая о своем присутствии, и о том, что я никуда не тороплюсь.
Комната была погружена в темноту, но это были мои владения, мое безопасное место, поэтому каждая деталь запечатлелась в моем сознании. Темнота меня не беспокоила и не мешала.
Но это, по-видимому, беспокоило моего посетителя.
Приглушенные жалобы наполняли воздух вместе с резким запахом пота. Страх творил с людьми странные вещи.
Некоторые теряли сознание.
Некоторые под себя мочились.
Некоторые не могли контролировать испражнения.
Некоторые обильно потели.
Некоторые тряслись так, что у них стучали зубы.
Список можно продолжать, и, судя по парню, лежащему на моем стуле, он был напуган, но держал себя в руках. Что сказало мне о многом. Он знал обо мне, а значит, осознавал риски своей работы.
Все еще стоя в темноте, я заставил его еще немного понервничать, потом решил, что пора.
Над нашими головами зажегся свет, комната озарилась тусклым, мерцающим желтым оттенком.
У моего посетителя от страха глаза стали больше, а мышцы на шее напряглись, когда он прерывисто задышал из-за кляпа, засунутого ему в рот. Его волосы были густыми, черными с проседью, голубые глаза налиты кровью и изборождены морщинами, а нижняя губа разбита. Без сомнения, благодаря одному из моих друзей, находящихся наверху.