— Больше от меня ты ничего не услышишь, так что, пока у меня не будет адвоката, я не буду говорить.
Мы просидели в тишине, ну, я просидела еще минут десять. Майло задавал вопрос за вопросом, смотря на меня то обвиняющим, то умоляющим взглядом, но, в конце концов, сдался и вышел из комнаты.
Я посмотрела на часы, гадая, сколько по времени Лу находилась дома. Был ли Томас в порядке или, по крайней мере, успокоился ли он.
Майло вернулся, когда часы пробили три.
— Пошли.
Я встала настолько быстро, что стул едва не упал назад.
— Я могу идти?
— Нет, — сказал он, не глядя на меня. — Сегодня вечером ты окажешься в камере за не содействие федеральному расследованию. Но не волнуйся, я позабочусь, чтобы ты сама могла выбрать себе камеру.
У меня перехватило горло, когда он схватил мою сумочку со стола, но я прохрипела:
— Боже, как по-рыцарски с твоей стороны.
От его прикосновения мне захотелось обернуться и ударить его, может быть, снова коленом по яйцам. Но, слишком потрясенная неожиданностью, я могла только дышать, когда он запер меня в крошечной клетке, пропахшей аммиаком и по́том.
Решетки загремели, когда Майло запер их, затем он оперся на них предплечьями.
— Крикни, когда будешь готова. — Указав на маленькую черную камеру на потолке, он ушел.
Я отказывалась плакать, но, Пресвятая Богородица, надо было пнуть его по яйцам.
Я посмотрела на покрытый пятнами матрас, который был не толще моего большого пальца, и опустилась на бетонный пол, прислонившись головой к отремонтированной стене позади меня.
Больше мне нечего было делать, и у меня не было возможности заснуть, поэтому я сидела и ждала.
Майло был зол, но, может быть, он пришел бы за мной.
Но после того как я съела булочку и проигнорировала кучу грязи, которую они называли супом на ужин, я снова очнулась от наивных грез.
Он не смог бы, даже если бы захотел.
Вероятно, это тоже было частью плана Майло. Хотя кто знает, что он смог бы сделать, если бы Томас вошел в участок. Я бы поставила на все, что угодно, или Том уже был бы под стражей, но маленькое досье свидетельствовало об обратном.
По крайней мере, он мог оказаться здесь, и от одной мысли о Томасе, в ярости метающимся по камере, я улыбнулась, даже если мысленно умоляла об обратном.
Послышались приближающиеся шаги.
— Джем-Джем.
Я повернула голову в сторону Майло, когда он опустился, присаживаясь на пол рядом со мной.
— Я уже могу идти?
Он покачал головой и схватился за прутья.
— Я не могу этого сделать. Хочу, но не могу. — Он тяжело выдохнул, встретившись со мной взглядом. — Пожалуйста, просто… дай мне что-нибудь. Что ты видела? Что он тебе сказал? Что-нибудь.
Я отвернулась и продолжила разглядывать облупившуюся краску.
— Что было в конверте, который ты велел мне забрать у продавца?
— Ключи от машины, о которой он и не догадывался. И как добраться до отеля.
Я заговорила снова, прежде чем он успел что-либо ещё сказать:
— Ты знал, что случилось с моей мамой.
Его молчание было красноречивым ответом.
Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил. Я не знала, был ли в его планах разговор, пока я не сказала чего-то, чего не должна была, но я была готова.
— Я не смог бы вот так разбить тебе сердце, даже если бы мне позволили. Мне жаль. — Он вздохнул, когда я промолчала. — Я скучал по тебе, Джем. Забудь на минуту всю эту чушь. Ты знаешь, что я скучаю по тебе, и что я люблю тебя. Иначе бы меня здесь не было, пытаясь убедиться, что не превратил свою жизнь в ад.
— Если ты ждешь, что я почувствую к тебе жалость, этого не произойдет.
Он фыркнул.
— Это не так, но я надеюсь, ты поверишь мне, когда я скажу, что просто хочу, чтобы это все закончилось. Чтобы мы могли снова стать прежними.
— Нет никаких «нас», к которым можно было бы вернуться. — Мой голос звучал ровно и холодно.
— Я тебе не верю. Ты любила меня…
— Точно, — сказала я. — В прошедшем времени. Когда-то я любила тебя, но это время прошло.
— Что? Это не ты, Джем. Ты можешь простить меня. Я знаю, ты сможешь, если…
Сыта по горло, я перебила его:
— Я могу простить ошибки, Майло. Могу простить предательство. Может быть, даже такого масштаба. — Я встретилась с ним взглядом и смягчила голос: — Но я не могу переступить через себя. Все не так просто. Ты заставил меня полюбить тебя, заставил меня отдать часть себя, которой я никогда раньше не делилась, и все это время ты кормил меня объедками. Достаточно, чтобы завоевать мою любовь и поддерживать ее, но недостаточно, чтобы я даровала тебе прощение, если настанет день, когда тебе это понадобится. — Я издала горький смешок — Забавно, я никогда не осознавала, как мало ты мне дал, пока не столкнулся с тем, что мог потерять.
Он прочистил горло.
— Что потерял, Джем?
Едва сдерживая слезы, я отвела взгляд.
— Твои родители вообще живут в двух часах езды к северу? Где это вообще?
— Лэмбтон, находящийся в трех часах езды к северу.
— А ваша фамилия? Действительно Флетчер?
— Карлсон. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Просто скажи мне, что ты в него не влюблена.
Слабый смешок был моим единственным ответом. Я знала достаточно.
Он продолжал пытаться поговорить со мной, продолжал извиняться, но я притворилась, что заснула, и, в конце концов, он оставил меня в покое. В отвратительной камере, на холодной, твердой земле, и с обновленным зрением.
Майло Карлсон был бесхребетным, эгоистичным придурком.
Лу потерла глаза.
— Когда Джемма вернется домой?
Натянув одеяло ей на плечи, я низко наклонился и поцеловал ее в лоб, крепко зажмурив глаза и прошептав:
— Скоро.
— Уже поздно, — сказала она, как будто я не знал.
— Она просто занята.
Лу перевернулась на бок, глядя на меня снизу вверх.
— Она с тем мужчиной, который испек мне печенье?
Мой желудок взбунтовался от напоминания.
— Да, он мой старый друг. Ты их ела? — Мысли о множестве различных ядов, которыми он мог их подмешать, промелькнули у меня в голове.
Лу посмеялась над выражением моего лица, затем надулась.
— Нет, когда приехала Джемма, я забыла взять один.
Я сделал прерывистый вдох, приказав себе успокоиться. Он не стал бы травить ребенка, но, очевидно, у него не было проблем с тем, чтобы взять ее и мою Голубку в заложники.
Проведя рукой по волосам, я сказал:
— Спокойной ночи, Лу.
— Спокойной ночи, папа.
Слышать это от нее никогда не надоедало. Первые несколько раз было, мягко говоря, неприятно. Учитывая, что я был так далек от отцовской роли, когда она переехала жить ко мне, и это было смешно. Но со временем Лу-Лу забралась мне под кожу и заползла в мое сердце. Живучая малышка.
В конце концов, я, сбитый с толку от смущения, улыбнулся так сильно, что у меня заболело лицо.
Вернувшись в свою комнату, быстрыми шагами прошелся по ковру, а в голове у меня крутились «что, если».
Что, если она не простила меня? Что, если он выпытывал у нее информацию? Что, если он умолял ее дать ему еще один шанс? Что, если она была так расстроена моими иррациональными действиями, что приняла его предложение? Или, что хуже всего, что, если он прикоснулся к ней, и она позволила бы ему?
Было ошибкой сразу же перекладывать вину на ее хрупкие плечи. Я понял это сейчас, но тогда все, что я мог видеть, — это ярость и любой наихудший сценарий.
Забыть о том, как кто-то прикасался к тебе, смеялся вместе с тобой и любил тебя, было так же легко, как щелкнуть выключателем, когда часть твоего сердца на мгновение вырвали из грудной клетки.
Снова и снова мысли кружились и накладывались друг на друга, каждая становилась хуже предыдущей, пока передо мной не появился Мурри, тряся меня за плечи.
— Эй, эй. — Он хлопнул меня по щеке.
Я рыкнул, отталкивая его руку.
Он отступил назад, подняв руки.
— Я волновался. Ты пробыл здесь целый час, бормоча что-то себе под нос, — его взгляд метнулся на мою голову, — и растрепав волосы.
— Она не звонила. Бо не звонил… — Я повернулся и направился к французским дверям, невидящим взглядом уставившись в темную глубину за ними. — Он сказал, что позвонит.
— Я знаю, — пробормотал Мурри
Бо находился городе, недалеко от участка, куда ее доставили для допроса.
— Мне нужно идти.
— Ты не пойдёшь. Что ты можешь сделать? Ворваться туда и потребовать, чтобы они освободили ее?
Я не ответил, и Мурри вскоре оставил меня наедине с моими тревожными мыслями, за что я был благодарен. Один взгляд на постель, которую она застелила накануне утром, вызвал у меня желание поджечь простыни. Ее запах был на моих подушках, боль в ее глазах была повсюду, куда бы я ни повернулся.
Я вспомнил последние слова Мурри и схватил свой телефон, прокручивая его, пока не увидел последний неизвестный номер, который набрала Джемайма, и молил бога, чтобы трубку взял не ее отец.
— Алло? — раздался сонный голос.
— Хоуп? — спросил я.
— Да, кто это?
Вздохнув с облегчением, я сказал:
— Томас Верроне… парень твоей сестры. — Слово «парень» прозвучало как пустой звук. Название и близко не подходило для того, кем я был для неё.
Хоуп мгновенно сменила усталость на настороженность.
— Где она? Что случилось?
Ущипнув себя за переносицу, я спросил:
— Как много она тебе рассказала обо мне?
— Только то, что ты был странным, когда вы впервые встретились, и что она гостила у тебя все лето. Почему? — спросила она. — Что происходит?
Странный. Я встряхнулся и собрался с духом, прокрутил в голове ложь, затем утвердительно кивнул, решив, что она сойдет.
— Я могу быстро объяснить, но тогда мне понадобится твоя помощь.
Она выслушала и через десять минут сказала, что уже в пути.
Я повесил трубку и сделал глубокий вдох, впервые за несколько часов напряжение в моем теле ослабло, по мере того как я медленно старался его отпускать.