Роджер ждал на улице, у почтового ящика, и, когда пикап притормозил, наклонился к окну со стороны водителя и спросил:
— Мы что, ночь там проведем?
— Вообще-то не планировали, — ответил Эгги.
— Ясно.
После недолгого спора было решено, что Роджер, как человек более хрупкого телосложения, должен сесть посередине, между Эгги и Кальвином — те были значительно крупнее и весили больше. Ему поставили на колени коробку с едой, и не успел пикап и на милю отъехать от Бокс-Хилла, как Роджер уже разворачивал сандвич с индейкой. Ему исполнилось двадцать семь, он был старшим из троицы, но прожитые годы никак нельзя было назвать благополучными. Он прошел через два развода и бесчисленные и неудачные попытки избавиться от пагубных пристрастий. Нервный и тощий, возбужденный наркотиками, он в момент умял первый сандвич и тотчас развернул второй. Эгги, весивший 250 фунтов, и Кальвин — 270, отказались. Последние два часа, проведенные в доме у матери Бейли, они усердно поедали пироги.
Первой темой разговора стал Бейли, человек, которого Роджер едва знал. А вот Эгги и Кальвин ходили вместе с ним в школу. Но поскольку все трое были холостяками, то неизбежно переключились на не менее волнующую тему — на секс. У Эгги была подружка, и он уверял, что наслаждается выгодами и преимуществами «качественного» во всех отношениях романа. Роджер трахал все, что шевелится, и вечно пребывал в поисках. Застенчивый Кальвин в двадцать один год еще оставался девственником, хотя никогда в том не признался бы. Чтобы не отставать от других, он лгал, уверяя, что у него уже была пара интрижек, хотя в детали не вдавался. Словом, все трое сильно преувеличивали, и все трое это знали.
Когда они въехали на территорию округа Полк, Роджер сказал:
— Притормози-ка вон там, друг, у «Голубой точки». Мне надо отлить.
Эгги остановил машину перед входом в местный супермаркет. Роджер забежал в дверь.
— Думаешь, он там выпивает? — спросил Кальвин, пока они ждали.
— Его папаша уверяет, что он завязал.
— Папаша тоже врун порядочный.
Как и следовало ожидать, через несколько минут Роджер выскочил из магазина с упаковкой баночного пива.
— О Господи, — пробормотал Эгги.
Роджер уселся в машину, под шинами скрипнул гравий, и они снова тронулись в путь.
Роджер достал банку и предложил Эгги, тот отказался:
— Нет, спасибо. Я за рулем.
— А что, разве нельзя глотнуть пивка и вести машину?
— Не сегодня.
— Ну а ты будешь? — Он протянул банку Кальвину.
— Нет, спасибо.
— Вы что, ребята, сговорились, что ли? — заметил Роджер и, щелкнув крышечкой, отпил сразу полбанки.
— А я думал, ты завязал, — сказал Эгги.
— Так и есть. Я все время завязываю. Завязывать — проще некуда.
Теперь уже Кальвин держал на коленях коробку с едой, и просто от скуки начал жевать большое овсяное печенье. Роджер допил пиво и протянул ему пустую банку:
— Сделай одолжение, выбрось.
Кальвин опустил стекло и зашвырнул пустую банку в просторный багажник пикапа. Подняв стекло, он увидел, что Роджер открывает вторую. Эгги и Кальвин обменялись встревоженными взглядами.
— Как же ты будешь сдавать кровь, нахлебавшись пива? — спросил Эгги.
— Сдам, делов-то, — усмехнулся Роджер. — Много раз это проделывал. А вы, ребята, когда-нибудь сдавали кровь?
Эгги и Кальвин неохотно признались, что им это делать не приходилось. И тогда Роджер принялся описывать процедуру:
— Ну, первым делом там тебя заставляют лечь, потому как многие просто вырубаются. Чертова игла такая здоровенная, что большинство парней просто хлопаются в обморок, увидев ее. Потом тебе обматывают руку, вот тут, широким резиновым жгутом, потом медсестра начинает мять и тыкать пальцем тебе в изгиб локтя, чтобы найти хорошую толстую вену. Тут советую отвернуться и не смотреть. Потому как в девяти случаях из десяти она промахнется, игла не попадет в вену — больно при этом, просто жуть! Ну а потом медсестра, конечно, начинает извиняться, а ты костеришь ее почем зря, тихо так, шепотом. Если повезет, в вену она попадет со второго захода. Ну а когда попадет, кровь начинает течь по трубочке в небольшой такой мешочек. И знаете, просто поразительно, до чего она темная! Черно-бордового такого цвета. И эту несчастную пинту выкачивают из тебя целую вечность, и все это время сестра держит проклятую иглу у тебя в вене. — Он отхлебнул пива, довольный, что нагнал страху на друзей столь подробным и выразительным рассказом. А что, пусть знают, что им предстоит!
Несколько миль они ехали в полном молчании.
Вот и вторая банка опустела, и Кальвин забросил ее назад. Роджер тотчас вскрыл третью.
— Пиво очень помогает, — заметил он, облизывая губы. — Разжижает кровь, и весь процесс проходит быстрей.
Стало ясно, что он задумал прикончить всю упаковку, причем быстро. Надо бы отнять у него хотя бы часть. Все слышали, что в пьяном виде Роджер впадает в буйство.
— Знаешь, я, пожалуй, тоже выпью, — сказал Эгги.
И Роджер тут же протянул ему банку.
— Ну и я, наверное, тоже, — подал голос Кальвин.
— Вот и славно, — кивнул Роджер. — Лично мне никогда не нравилось пить в одиночку. Первый признак настоящего пьяницы.
Эгги и Кальвин отпивали по глотку, Роджер продолжал заглатывать пиво залпом. Вскоре упаковке из шести банок пришел конец, и он заявил:
— Надобно отлить. Притормози-ка вон там, у «Барбекю Кулли».
Они находились на окраине небольшого городка под названием Нью-Гроув, и Эгги уже начал беспокоиться: сколько же еще времени займет путь? Роджер исчез за углом магазина, там и облегчился, затем нырнул внутрь и вышел с новой упаковкой пива. Когда Нью-Гроув остался позади, парни откупорили банки, и машина понеслась по узкому темному шоссе.
— Когда-нибудь бывали в стрип-клубах Мемфиса? — спросил Роджер.
— Я вообще в Мемфисе не был, — ответил Кальвин.
— Шутишь?..
— Нет, правда.
— Ну а ты?
— Да, я бывал в стрип-клубе, — с гордостью сообщил Эгги.
— В котором?
— Никак не припомню названия. Да они все одинаковые.
— А вот и нет, — резко возразил Роджер и тут же чуть не захлебнулся пивом. — В одних работают просто шикарные куколки с роскошными формами, в других — обычные уличные шлюхи, которые ни черта не умеют танцевать.
Затем последовала длинная история о том, как легализовались эти клубы в Мемфисе — во всяком случае, по версии Роджера. В старые добрые времена девушки снимали с себя все, до нитки, затем вскакивали к тебе на стол и начинали извиваться, изгибаться, вертеть попками под громкую музыку и бешеные аплодисменты парней. Потом законы изменились, и им приказали выходить в стрингах, но во многих клубах этим правилом пренебрегали. Выступления на столах уступили место другому развлечению — приватным танцам на коленях клиентов. Что, в свою очередь, привело к принятию новых законов, запрещающих физический контакт с девушками. Закончив рассказ, Роджер быстро перечислил названия с полдюжины клубов, которые, по его словам, хорошо знал, а затем дал весьма впечатляющую характеристику работавшим там девушкам. Описывал он их детально и весьма выразительно, и когда наконец закончил, обоим его спутникам срочно потребовалось глотнуть пива.
Особенно заворожило это описание Кальвина. Ему доводилось прикасаться к драгоценной плоти девчонок. Он вел счет пивным банкам, которые опустошал Роджер, и когда примерно через час их число достигло шести, тоже захотел поделиться впечатлениями на эту тему. Но вместо этого ему пришлось слушать более опытного соседа, парня, обладавшего неиссякаемой жаждой пива, умевшего глотать его безостановочно и при этом в мельчайших подробностях описывать голеньких девочек.
Беседа неизбежно перешла в практическую плоскость. Роджер сказал:
— Когда закончим в больнице, возможно, удастся выкроить время и заскочить в «Десперадо». Ну, выпить там по маленькой, посмотреть пару танцев на столе.
Эгги вел машину, правая рука небрежно лежала на руле, в левой он сжимал банку пива. Через ветровое стекло он всматривался в дорогу и не откликнулся на предложение. Да его подружка устроит такой скандал с криками и битьем посуды, если узнает, что он потратил деньги в клубе, глазея на голых девиц. Кальвин же в предвкушении нетерпеливо заерзал на сиденье.
— А что, отличная идея, — заметил он.
— А то, — кивнул Эгги. Но только для поддержания разговора.
Навстречу им приближалась машина. И за несколько секунд до того, как они поравнялись, левое переднее колесо пикапа Эгги попало на желтую разделительную линию. Он тут же исправил оплошность. Встречная машина резко вильнула в сторону.
— Да это ж коп! — взвыл Эгги и обернулся вместе с Роджером. Машина резко затормозила.
— Точно, черт бы его побрал, — подтвердил Роджер. — Причем из местных ребят. Жми!
— Он едет следом за нами! — испуганно вскрикнул Кальвин.
— Синяя мигалка! Синяя мигалка! — запричитал Роджер. — Вот дерьмо!
Эгги инстинктивно поддал газу, мотор огромного «доджа» взревел. Они взлетели на холм.
— А ты уверен, что это хорошая мысль?
— Гони, черт тебя побери! — взвизгнул в ответ Роджер.
— У нас там пустые пивные банки… — пробормотал Кальвин.
— Но я не пьяный, — возразил Эгги. — А если убегать… будет еще хуже.
— Мы и так уже удираем, — сказал Роджер. — И теперь самое главное — не попасться, вот и все. — И он снова отхлебнул из банки с таким видом, точно делал последний в жизни глоток.
Пикап мчался со скоростью 80 миль в час, затем стрелка подползла к отметке «90» — участок дороги выдался ровный и прямой.
— А он быстро едет, — заметил Эгги, взглянув в зеркало, и тут же снова уставился на дорогу. — Мать его за ногу!
Кальвин быстро опустил боковое стекло.
— Давайте выбросим банки!
— Нет! — рявкнул Роджер. — Ты что, совсем сдурел? Он нас все равно не догонит. Жми, жми!
Пикап взлетел на небольшой холм, колеса почти оторвались от земли, затем под визг шин они вошли в крутой поворот, и кузов замотало из стороны в сторону.