Деньги из Нью-Йорка перевели на новый банковский счет в Мемфисе. Мак снял пятьдесят тысяч долларов, рассчитался с Оделлом Гроувом и Джерролом Бейкером и ощутил себя едва ли не благодетелем. Нет, разумеется, они заслуживали большего, по крайней мере по условиям давно забытых контрактов, которые Мак совал им в нос, когда они его только наняли, но у Мака с учетом ситуации имелась более гибкая интерпретация данных контрактов. И тому было несколько причин. Во-первых, теперь клиенты его были совершенно счастливы. Во-вторых, клиенты непременно промотали бы сумму, превышающую двадцать пять тысяч долларов, так что он поступил в их же интересах — помог сберечь деньги. В-третьих, двадцать пять тысяч долларов — достойное вознаграждение за все их страдания и увечья, особенно с учетом того, что они не получили бы ни цента, не придумай Мак столь хитроумную схему по делу о бензопилах. И это главное.
Четвертая, пятая и шестая причины были весьма созвучны первым трем. Мак уже устал придумывать оправдания своим действиям. Он обманывал своих клиентов, и отдавал себе в том отчет.
Он стал мошенником: подделывал документы, присваивал чужие деньги, водил клиентов за нос. И если бы позволил себе как следует вдуматься, оценить все эти свои поступки, то стал бы несчастным человеком. Но Мака настолько возбуждала перспектива убраться из этого города раз и навсегда, что он иногда ловил себя на том, что громко и радостно смеется, причем в самое неподходящее, казалось бы, время. Раз преступление совершено, пути назад нет. И это тоже радовало его.
Он вручил Гарри Рексу чек на пятьдесят тысяч долларов для покрытия расходов по разводу и составил все необходимые бумаги и доверенности, позволяющие адвокату действовать от его имени. Остальные деньги были переведены в банк в Центральной Америке.
Последним актом этого талантливо сочиненного и блестяще разыгранного им действа должна была стать прощальная встреча с дочерьми. После долгих, изматывающих переговоров по телефону Лайза наконец сдалась и разрешила Маку зайти в дом на час, во вторник вечером. Сама она пообещала уйти ровно на шестьдесят минут.
Где-то в сводах неписаных правил человеческого поведения значилась статья, придуманная каким-то умником: подобные встречи обязательны. Мак с удовольствием пренебрег бы этим правилом, но он был не только жуликом, но и трусом. Отказ от правил небезопасен. И потом, решил он, это важно для девочек. Надо предоставить им шанс выпустить пар, поплакать, задать вопросы. Однако беспокоился он напрасно. Лайза настолько тщательно подготовила дочерей, что они с трудом решились обнять отца на прощание. Он обещал, что будет видеться с ними всякий раз, как только выпадет такая возможность, хоть они и знали, что он уезжает из города. И вообще, они приняли все это с бо́льшим скептицизмом, чем он ожидал. Прошло тридцать долгих и томительных минут, Мак еще раз притиснул к себе напряженных девочек и поспешил к машине. Отъезжая, он был вполне уверен, что эти три женщины планируют начать новую счастливую жизнь без него.
Если бы он позволил себе сосредоточиться на своих ошибках и недостатках, то непременно впал в меланхолию. Он поборол искушение вспомнить то время, когда девочки были совсем еще маленькие и жизнь казалась счастливой. Да был ли он когда-нибудь вообще счастлив? Он не знал ответа на этот вопрос.
Мак вернулся в контору — вошел, как всегда, через заднюю дверь, — в последний раз окинул взглядом свое рабочее место. Папки с текущими делами переданы Гарри Рексу. Папки со старыми бумагами сожжены. Книги по юриспруденции, мебель и дешевые картинки на стенах проданы или розданы. Тщательно отобранные предметы поместились в средних размеров чемодан. Нет, там не было ни костюмов, ни дорогих рубашек и пиджаков, ни туфель на выход — все подобное барахло пошло на благотворительную распродажу. Мак уезжал налегке.
Он сел на автобус до Мемфиса, оттуда долетел самолетом до Майами, затем — до Нассо, где пришлось переночевать: рейс до Белиза планировался на утро. Мак прождал час в здании аэропорта, где царила удручающая духота, потягивал пиво, сидя за стойкой крохотного бара, прислушивался к громкой возбужденной болтовне каких-то канадцев — они рассуждали о рыбалке и купании нагишом — и мечтал о том, что ждет его впереди. Мак довольно смутно представлял, что именно, но был уверен: будущее определенно привлекательнее тех руин, что остались позади.
В Белизе его ждали деньги, страна подписала с США договор об экстрадиции, носивший скорее формальный, нежели практический характер. Если ему сядут на хвост — а Мак был твердо уверен, что такого не случится, — то можно будет спокойненько перебраться в Панаму. Он считал: шансы, что его поймают, близки к нулю, а если кто-то начнет что-то вынюхивать и выведывать в Клэнтоне, его друг Гарри Рекс тотчас об этом узнает.
Самолет до Амбергрис-Ки оказался старенькой «сессной-караван» на двадцать мест. В него набились упитанные североамериканцы, и сиденья были слишком узкими для их широких задниц, но Маку было все равно. Он смотрел в иллюминатор, на сверкающие аквамариновые воды, что проплывали внизу на расстоянии трех тысяч футов, теплые соленые воды, в которых он будет скоро плавать нагишом. На острове, к северу от главного города Сан-Педро, он уже заказал себе номер в небольшой прибрежной гостинице под названием «Рикорс риф ризот». Все номера представляли собой небольшие хижины, крытые пальмовыми листьями, с маленьким крылечком у входа. На каждом крылечке висел длинный гамак — именно в таких предпочитают проводить время постояльцы «Рикорс».
Номер был забронирован на неделю, и Мак расплатился наличными — отныне никаких кредитных карт. Вошел и быстро переоделся, совершенно преобразившись, в футболку и старые шорты из джинсовой ткани. На голове — кепка-бейсболка, ноги босые. Вскоре он нашел место, где можно промочить горло, заказал ром и познакомился с человеком по имени Коз. Часть барной стойки тикового дерева была прикована к причалу якорем, и создавалось впечатление, что Коз просидел тут на цепи довольно долгое время. Длинные седые его волосы были собраны в конский хвост. Загорелая кожа приобрела бронзовый оттенок и лоснилась. Акцент отдаленно напоминал новоанглийский, и вскоре Коз, куривший одну сигарету за другой и попивавший темный ром, проболтался — намекнул, что в прошлом работал на некую непонятную фирму в Бостоне. Он пытался расспросить о прошлом Мака, но тот, встревожившись, отмалчивался.
— Надолго к нам? — поинтересовался Коз.
— Пробуду, пока не загорю, — ответил Мак.
— На это потребуется время. Да ты посмотри на солнце — недолго и сгореть.
Вообще Коз надавал ему массу советов о жизни в Белизе. И когда понял, что из нового приятеля, даже когда он пьян, много не вытянуть, заметил:
— А ты умный парень. Тут у нас лучше поменьше болтать. Полно янки, и все они в бегах.
Позже, покачиваясь в гамаке, Мак смотрел на океан, слушал шум прибоя, потягивал ром с содовой и задавался вопросом: он что, тоже в бегах? Никаких ордеров на обыск и вызовов в суд, никаких кредиторов, идущих по пятам. По крайней мере он не знал никого, кому был бы должен. Да и не узнает, поскольку таковых просто нет. И вообще, если захочет, завтра же может вернуться домой. Вот только сама мысль об этом претила. Дом исчез, канул в вечность. Дом — это место, откуда с трудом удалось вырваться. Потеря дома — ощущение, конечно, неприятное, но помогал ром.
Первую неделю Мак провел в гамаке и у бассейна; недолго жарился под лучами солнца, затем бежал на крыльцо, передохнуть. И когда не ел, не загорал, не выпивал в баре, долго гулял по берегу моря. Неплохо было бы обзавестись компаньоном, говорил он себе. Он болтал с туристами у маленьких отелей и рыбацких домиков, и вот наконец ему повезло — познакомился с молодой приятной женщиной из Детройта. Порой разговоры с ней наводили на него тоску, но куда как лучше тосковать в Белизе, чем в Клэнтоне.
Двадцать пятого марта Мак проснулся — ему приснился страшный сон. Он отчетливо помнил дату: еще бы, в этот день в суде города Клэнтона начинались новые слушания, и в обычных обстоятельствах Мак с реестром назначенных к рассмотрению дел сидел бы в главном зале вместе с двадцатью другими адвокатами. Услышав свое имя, он должен был бы встать и доложить судье, что миссис и мистер Такие-то присутствуют и готовы получить развод. На этот день у него было назначено три бракоразводных процесса. Печально, но он помнил имена и фамилии этих пар. Словом, ничего особенного или из ряда вон выходящего — ведь он, Мак, являлся низкооплачиваемым юристом и его легко могли заменить.
Голый, под тонкими простынями, он вновь закрыл глаза. Мак словно вдыхал такой знакомый воздух старого зала суда, ощущая запах пропылившегося дубового дерева, кожи. Он слышал голоса других адвокатов, они с важным видом обсуждали какие-то последние детали. Он видел судью в полинявшей мантии — тот восседал в своем массивном кресле и нетерпеливо ждал, когда ему подадут на подпись бумаги, свидетельствующие о том, что еще один брак, заключенный на небесах, распался.
Потом Мак открыл глаза и увидел под потолком медленно и бесшумно вращающиеся лопасти вентилятора, услышал утренний шум океанского прибоя. И только тут внезапно и со всей отчетливостью Мак Стэффорд осознал, что наконец совершенно свободен и счастлив. Он вскочил, торопливо натянул старые шорты и побежал на берег, к пирсу, который вдавался в воду на добрые двести футов. Он мчался по пирсу, набирая скорость, и казалось, этому не будет конца. Но вот он, край, и Мак с хохотом подпрыгнул и нырнул, подняв фонтаны брызг. Теплая, как в сауне, вода вытолкнула его на поверхность, и он поплыл.
Казино
Самым энергичным и успешным дельцом Клэнтона считался торговец грузовиками Бобби Карл Лич. Выкупив обширные пустующие земли к северу от города, вдоль федеральной трассы, Бобби Карл создал там свою империю, на которой в разное время размещались: автомастерские по ремонту бульдозеров и экскаватор