– Сколько фашистов там живых осталось?
– Вроде двое.
– Не уйдут?
– Да куда они денутся, там же сзади еще пулемет.
– Через болото?
– Не, ползком там не уйти, захлебнутся, а если встанут, то сразу и лягут.
Еще взрыв.
– Через пару минут их ребята с фланга достанут.
И правда, через две минуты раздалась пулеметная очередь, затем пара автоматных, и несколько человек замахали в нашу сторону. Кончено.
– Капитан, командуй зачистку. Если удастся взять пленных, возьми, но без риска, они нам в общем особо и не нужны.
– Внимание, зачистка. Первое и третье отделения, вперед.
Ну и я пойду схожу.
– Товарищ командир, сейчас нельзя, – это меня Давыдов за рукав держит. – Товарищ капитан запретил.
Дожил, скоро в сортир без предварительной разведки не пустят.
Снизу раздались несколько одиночных хлопков. Похоже, из пистолетов работают.
– Берегись!
Бах! Гранату в кузов кинули. «Они так все трофеи перепортят», – заволновалась жаба. Да и хрен с ними, не хватало только по дурости людей терять.
– Давыдов, возьми пару человек, к «Опелю» сходим, пока наши здесь разбираются.
– Товарищ капитан не велел.
– Осторожно пойдем или тебе напомнить, кто здесь командир?
– Есть. Потапов, Белых, сопровождаем командира.
«Опель» разобрали хорошо – пар из радиатора, осколки стекла, рваное железо. Водитель, похоже, умер сразу, как и знакомый мне уже роттенфюрер, ехавший на переднем сиденье, а вот важные пассажиры успели выскочить. Унтерштурмфюрер, похоже, даже успел пострелять из автомата по нашему пулемету, прикрывая отход начальства, но явно недолго – гильз мало. Сам же штандартенфюрер Вальтер Блюме лежал, прошитый поперек спины очередью, метрах в десяти, сжимая в побелевшей руке своего хромированного тезку. Надеюсь, Один эту сволочь пировать не пустит, на палачей не должны распространяться законы, писанные для воинов.
– Давыдов, все обыскать, ценное забрать, трупы офицеров тоже.
На месте побоища стоял шмон. Нет, лучше так – Стоял Шмон. Представьте себе, что рядом с муравейником уронили пакет с сахарным песком, а поднимать не стали. Песок просыпался из разорвавшегося пакета и попал в траву, под ветки или просто в углубления в земле. И вот это богатство обнаружили муравьи. Да, забыл предупредить, муравьи разговаривающие и очень общительные.
– Петро, смотри, яка фиговина…
– Ну, ты ж, гребаный перец, снимайся…
– Товарищ сержант, а эту хрень откручивать?
– Твою ж мать, сгущенка… и колбаса…
Перенервничал народ, стресс, однако.
– Всем внимание! Кого увижу приложившегося к фляге, на посту в болоте сгною! Все фляги сдать!
Нефедов бдит.
– Капитан, что там во флягах? – подхожу к замороченному и пытающемуся разорваться на части командиру.
– Коньяк. У них по две фляги почти у всех, в одной вода, а во второй чего покрепче.
– Сколько времени потребуется, чтобы все перетряхнуть?
– Не меньше получаса. Сейчас машину подгонят, немца под ваши размеры уже нашли, вон бинтуют.
– Пленные, наши потери?
– У нас двое легких, пленных взяли троих – двое комендачей и один эсэсовец. Остальных добили.
– Угу, давай эсэсовца вот туда, и пару бойцов пострашней.
– Сейчас. Голиков, возьми Грачева и гоните эсэсовца к пригорку, вон туда, с ним командир разговаривать будет.
Немец, кроме ранения в плечо, был явно контужен, отчего все время тряс головой.
– Имя, звание, часть, цель поездки.
Эсэсовец молчал, пытаясь сфокусировать на мне взгляд, ему это почти удалось, но Голиков, а может, наоборот, Грачев, пробил ему в почку, после чего фокус сбился.
– Отставить.
– А че он в молчанку играет, душегуб.
Вот кто сейчас больше на душегуба похож, даже думать не стоит. Боец украдкой подмигнул мне, затем вытащил из ножен клинок, похоже, с эсэсовца и снятый, и вытер кровь с кинжала об рукав немца. Совсем, блин, распоясались, вольница казацкая. Зато на рукаве взгляд немца сфокусировался быстро и тот тут же зачастил:
– Шутце Ганс Шолль, зондеркоманда семь «А», ехали арестовывать жидобольшевиков и бандитов.
– Сколько вас было?
– Не могу знать, около тридцати.
– Сколько машин?
– Четыре, три грузовых и «Опель» штандартенфюрера.
Вроде все, вряд ли врет.
– Сколько человек из вашей зондеркоманды осталось в городе?
– Около десяти.
– Звания, должности.
– Оберштурмфюрер Клейс, два следователя, и семь или восемь нижних чинов.
Похоже, ловить уже нечего, не знает он ничего ценного, кроме того, что сказал.
– Поддержка из комендантской роты?
– Да.
Прав оказался Нефедов – комендачи.
– Голиков, к пленным его, охранять, живым нужен, с ним еще долго разговаривать придется.
– Так, товарищ командир, – все же правильно я догадался – любитель ножей и есть Голиков. – Че с ним возюкаться?
– А тактику действий спецкоманд ты мне расскажешь?
– Ни, откуда ж мы?
– Потому и охраняешь его, не только, чтобы не сбежал, но и чтоб жив остался. Нужно будет – собой прикроешь, ясно?
– Та че, надо так надо, гони его, Колян.
Нет, надо с этой архаровщиной завязывать.
Аванта уже подогнали и теперь пристраивали за рулем труп немца с забинтованной головой и в ставшей привычной мне форме.
– Товарищ командир, – подскочил ко мне Крамской. – Может, аккумулятор хоть снимем?
– Нельзя, с «Опеля» сними.
– Так прострелили его.
– Значит, не судьба. Точно хорошо сгорит, не опознают?
– Не в жизнь, настоящий огненный фугас будет.
– Хорошо, ловушка готова?
– Да, только пока не активировал, сверху пару трупов навалю.
– Гарантированно местные или еще кто не подорвется?
– Нет, товарищ командир, они не дурные сюда лезть.
– Отлично, действуй по плану.
Похоже, муравьи все ценное собрали и отвинтили.
– Капитан, людей в деревню послали?
– Да, Калныш и четверо бойцов пошли. Только вряд ли местные решаться уйти.
– Тут уж мы сделать ничего не можем, хотя бы евреев уговорили. Сколько немцев всего было?
– Сорок девять. Эсэсовцев двадцать семь, остальные из гарнизона. Сейчас грузовики подойдут, погрузим трофеи, посадим Тихвинского с людьми и будем готовы к маршу.
– Ценного чего взяли?
– А то, гляньте.
Ого, первая снайперка у нас, хороший такой «маузер». Стоп, если есть снайпер, то и наблюдатель должен быть.
– Капитан, должен быть бинокль, надо найти.
– Нашли, вот держите.
Настоящий «Карл Цейс», однако, сбылась мечта идиота. Жаль, один.
– Почему один, три.
Похоже, свои сожаления я высказал вслух. Это просто праздник какой-то!
– Эсэсовцы почти все с автоматами, похожими на ваш, с магазином вбок. Вот.
Да похож, но не совсем.
– Это не «шмайсер», это «бергман» «тридцать пятый». Неплохая должна быть машинка, только редкая, с ними под Вермахт не закосишь, зато у нас теперь эсэсовская форма есть. Кстати, из последней машины, когда немцы выпрыгивали, вроде несколько в камуфляже были.
– Точно, шестеро. Снайпер, двое с какими-то странными пулеметами, а с троих других как раз бинокли и сняли. С гарнизонных взяли по большей части карабины, винтовки да один пулемет, как у Иванова, с рожком.
– «Тринадцатый», мой первый трофей?
– Ну да, только к этому два больших магазина и два маленьких.
Неплохо. Теперь на два у нас больше трехсот патронов в одной зарядке.
– А что за странные пулеметы?
– Да вон они.
Правда странные. Ну-ка, как на вес? Легкий, килограммов пять-шесть. Магазин какой-то то куцый, меньше, чем короткий к «тринадцатому», всего на два десятка патронов, наверное, с пистолетной рукояткой. А по маркировке что? Что такое wz.1928?
– Ну не знаю, на «браунинг» американский похож, но рукоятки, как здесь, на том вроде нет. Магазинов таких много?
– Да, по десятку на штуку.
– Тогда вроде терпимо. А это что?
– Похоже на сменный ствол, но только один.
– Чудны дела твои. Это их камуфляж? – Интересная одежка, даже вроде как-то интересно называется, ах да – оскольчатый камуфляж.
– Да, поверх формы был одет. А почему они не в черном?
– Ну, так черный это как бы парадный, что ли, хотя нет, они его и как повседневный носят, скажем так – сейчас они в полевом.
– А зачем тогда еще и камуфляж?
– Наверно, эти шестеро должны были перекрыть пути выхода из деревни. Три стрелка, три наблюдателя.
– Похоже.
А вот и грузовики наши подъехали – тот, что я с саперами сопровождал, и второй, в котором Нефедов с основной группой приехал.
– Где Тихвинский? – спросил я у водителя.
– Так он с тыловым дозором, как двинемся, они впереди на мотоцикле и поедут.
Вот вроде и все – теперь срочно мотать надо.
Глава 12
Неплохо бы начать зарядкой заниматься. После вчерашнего марша все болит, особенно ноги. Причем, похоже, не я один хорошо погулял.
– Так, Леонид Михайлович, еще раз, и без лишней экспрессии, пожалуйста.
– А что мне экспрессировать, посадил я их в яму, губы у меня нет, вот пусть в яме и сидят, похмеляются.
– Так из-за чего стрельба была?
– Из-за пьянки.
– Поссорились, что ли, ранили кого?
– Нет, от переизбытка полноты чувств. Скучно им, баб нет, вот, решили пострелять.
– Про баб это они сказали?
– Про баб кто только не говорит. Ведь вроде весь день то с лопатой, то с топором… я только и думаю, как выспаться, а эти кобели здоровые, тьфу.
– Понял, старшина, понял. Спиртное они откуда взяли?
– Да из той бочки сивухи, что ты давеча привез, и ведь не дохнут от этой гадости, гады.
– Чего, спирт совсем плохой?
– Говенный, я его углем березовым чищу, отвлекся, они по котелку и зачерпнули.
– Ясно, что делать с ними будешь?
– Э нет, я их в яму посадил, тебе доложил, а дальше, как Понтий Пилат.
– Хорошо, а сам бы что сделал?
– Выпорол.