Но, как известно, история не терпит сослагательного наклонения. И даже сам Гесс к тому моменту, когда его перевезли в Митчетт-Плейс в статусе vip-военнопленного, понял, что его миссия закончилась провалом: «Его повторяющиеся просьбы увидеться с герцогом Гамильтоном оставались без внимания; ему по-прежнему не позволяли читать газеты и слушать радио. Он догадывался, что его держат взаперти, изолированным от мира, секретные службы. Ему казалось, что им ничего не стоит избавиться от него вовсе». И, несмотря на то, что он прожил в британской тюрьме почти полвека и умер глубоким стариком, его опасения были не напрасными. Как оказалось, обстоятельства его смерти содержали не меньше загадок, нежели события жизни.
Последние тайны «узника № 7»
В 1945 году Рудольф Гесс предстал перед Нюрнбергским трибуналом и был приговорен им к «пожизненному заключению за преступления против человечества». С 18 июля 1947 года он вместе с еще шестью немецкими военными преступниками был отправлен для отбывания наказания в тюрьму Шпандау, расположенную на территории британского сектора Берлина. Отныне и до конца жизни его домом стала одиночная камера, а сам он, потеряв все свои былые звания и даже собственное имя, превратился в заурядного «заключенного № 7».
Шпандау, построенную еще в 1876 году, издавна в народе называли «мешком пыток». И хотя в середине XX века узников там уже никто не пытал, пребывание в ее стенах было настолько тягостным, что некоторые из них не выдерживали и кончали жизнь самоубийством. Именно такая участь, по официальной версии, объявленной британскими властями сразу после его кончины, постигла и Рудольфа Гесса. Однако сегодня подавляющее большинство историков убеждено в том, что смерть «заключенного № 7» была насильственной. Но прежде чем перейти к исследованию их доказательств, нужно хотя бы вкратце познакомиться с условиями его тюремной жизни.
После окончания Второй мировой войны Шпандау была единственным учреждением в Западном Берлине, которым управляла совместная администрация четырех держав-союзниц. Вот что вспоминала об организации работы в ней полковник в отставке Маргарита Неручева, с 1957 года исполнявшая обязанности переводчика при заключенных: «Трехэтажное здание тюрьмы окружала стена со сторожевыми вышками. С внешней ее стороны были поставлены еще два дополнительных ограждения из колючей проволоки высотой в три метра, причем одно из них под постоянным током высокого напряжения. Тюрьма управлялась представителями четырех держав: от каждой из стран-союзниц – директор в звании подполковника, офицер-медик, а также переводчик и надзиратели. Караул поочередно менялся каждый месяц, как и председательствующие директора. Служебный персонал внутри тюрьмы состоял из лиц мужского пола из стран, принадлежащих к Объединенным нациям. Немцев на службу не принимали».
Шпандау была рассчитана на 600 заключенных. Но с 1947 года в ней содержали только семерых военных преступников, осужденных Нюрнбергским трибуналом. Неручева подробно описывала их режим, занятия и условия содержания: «Их разместили во внутреннем блоке длиной около 30 метров, где были 32 камеры. Чтобы заключенные не передавали друг другу какую-либо информацию, по обеим сторонам от каждой занимаемой камеры находились пустые. В камере стояли железная койка с матрацем, стол и деревянный табурет. В любое время заключенных могли обыскать. Камеры тщательно осматривались не менее двух раз в день. После выключения света на ночь проверка производилась с помощью электрического фонаря. Годами приученные к такому режиму заключенные спали с темными повязками на глазах. Заключение было одиночным, работа, посещение церкви и прогулки – общие. По немецким тюремным законам осужденные должны каждый день работать, кроме воскресных и праздничных дней. Вначале, когда их было еще семеро, узники Шпандау работали в камерном блоке – за длинным столом клеили конверты. Им не разрешалось разговаривать. Один из них во время работы читал вслух какую-нибудь книгу, разрешенную цензурой. При мне работы были перенесены в сад. Гесс никогда ничего не делал. Гулял по дорожкам сада или, сославшись на нездоровье, сидел на скамейке, уставившись в одну точку[21]. Однажды я наблюдала такую сценку. Гесс подметал коридор. Собрал мусор в совок и, воровато оглянувшись по сторонам – не смотрит ли кто, со злостью разбросал мусор снова…»
В поведении «узника № 7» наблюдалось немало странностей. Так он более 20 лет не соглашался на встречу со своими родными, которая полагалась ему ежемесячно, объясняя это так: «Я считаю недостойным встречаться с кем бы то ни было в подобных обстоятельствах». Но когда у него в октябре 1969 года серьезно обострилась язва и его положили в британский военный госпиталь в Западном Берлине, Гесс дал согласие на свидание с женой. По мнению Неручевой, изменить свою точку зрения на посещения близких и нарушить свое затворничество его заставило не только ухудшение здоровья. Проведя в Шпандау полжизни, Гесс вдруг почувствовал опасность. Он долго не вывешивал на стену камеры фотокарточки жены и сына, как это было положено, а хранил под матрацем. А еще систематически жаловался на состояние здоровья, подозрительно относился к пище и напиткам, боясь, что они отравлены. «Всем поведением и каждой мелочью, – по словам Неручевой, – Гесс подчеркивал свою исключительность. Отсюда и его нелюдимость, и то, что при помещении в Шпандау, как рассказывали мне старожилы, он выбрал форменную одежду с номером один на спине и коленях. К его неудовольствию, руководство тюрьмы выдало Гессу одежду № 7».
Тюремные врачи терпеливо относились к его странностям и капризам, считая их проявлением душевных расстройств. В таком состоянии, к тому же осознавая безысходность своего положения и страдая от монотонности тюремных будней, он конечно же мог решиться на сведение счетов с жизнью. Тем более, что такие попытки у него уже были: в первый год своего пребывания в Британии в статусе военнопленного он бросился в лестничный пролет, отделавшись лишь переломом ноги, а в ночь с 23 на 24 февраля 1977 года, находясь уже в Шпандау, порезал себе вены. Это было во время дежурства французской стороны. Поэтому весть о том, что 12 августа 1987 года Гесс был найден в тюремном саду повешенным на шнуре от электрочайника, вряд ли могла вызвать какое-либо другое объяснение кроме суицида. В общих чертах официальная версия смерти Гесса была сформулирована американским директором тюрьмы через несколько часов после случившегося таким образом: «Гесс, как обычно, находясь на прогулке в сопровождении надзирателя, направился к садовому домику. В это время надзирателя неожиданно позвали к телефону, и он побежал в здание тюрьмы. Когда через несколько минут он вернулся в домик, то обнаружил Гесса бездыханным с электрическим шнуром, обмотанным вокруг шеи».
На самом деле большинство обстоятельств этой смерти оказались весьма подозрительными. Много лет общавшаяся с Гессом М. Неручева свидетельствовала: «В 1987 году Гесс был не только очень стар (93 года), но и очень болен. Плохо видел. Почти не владел пальцами обеих рук. Самостоятельно не мог завязать даже шнурки ботинок. А по официальной версии, он сумел из электрического шнура соорудить нечто типа виселицы. Просто невероятно!» И это лишь один из примеров абсурдности версии о его самоубийстве, лежащий, как говорится, просто на поверхности. Множество других приведено в книгах «Смерть Рудольфа Гесса?», «История двух убийств» и «Убийство Рудольфа Гесса. Таинственная смерть моего отца в Шпандау». Последняя из них написана Вольфом Рюдигером Гессом и содержит подробнейший рассказ о расследовании всех обстоятельств этого трагического события. Она была издана сначала на немецком языке, потом – на английском. Отсутствие русского перевода в какой-то мере восполняет развернутое эксклюзивное интервью автора газете «Собеседник».
В медицинском заключении о смерти отца, полученном Вольфом Рюдигером, было указано: «Заключенный номер семь, привязав к шее заранее спрятанный им в летнем домике сада Шпандау провод от электролампы, другой конец закрепил на оконной ручке и потом спрыгнул со стула. Смерть наступила в результате асфиксии после прекращения доступа в мозг кислорода». Однако у сына этот документ вызвал большие сомнения. Во-первых, во время свиданий его отец абсолютно не был похож на человека, собирающегося свести счеты с жизнью. Более того, в последние годы он особенно заботился о своем здоровье, ибо надеялся на помилование. Против версии о самоубийстве говорит и то, что в день своей смерти Гесс надиктовал своему санитару А. Мелауи большой список покупок. Вольф Рюдигер обратился с просьбой показать ему этот садовый домик и провод от лампы, а также разрешить поговорить с американским охранником Джорданом, дежурившим в тот день. Но не тут-то было. Как он пишет: «24 августа тюрьму снесли, а домик сожгли – спецслужбы старались уничтожить улики». Кстати, вместе с домиком сгорело и главное вещественное доказательство – электрошнур.
Но наиболее подозрительным Вольфу показалось странное письмо, написанное его отцом перед уходом из жизни. В нем он просил прощение у своей бывшей секретарши за то, что отказался признать ее на Нюрнбергском процессе. Но ведь эти извинения Гесс уже давно передал ей на словах! Да и по ряду характерных эпизодов письмо больше соответствовало концу 1960-х годов, когда у него были большие проблемы со здоровьем. Похоже, что именно тогда оно и было написано, но до адресата не дошло, а было перехвачено охраной и отложено, как говорится, до «лучших» времен.
Взвесив все эти обстоятельства, сын Гесса вместе с адвокатом отца, доктором Зайдлем, решил провести собственное расследование. По его просьбе один южноафриканский юрист вошел в контакт с представителем израильских спецслужб, и тот сообщил ему об обстоятельствах убийства Рудольфа Гесса по заданию Министерства внутренних дел Великобритании. Согласно его рассказу, дело обстояло так: «Отца убили два агента британской специальной воздушной службы – подразделения разведки Ми-5 (хотя обычно ликвидацией неугодных персон за рубежом занимается Ми-6). Ни КГБ, ни германскую разведку БНД в известность о готовящейся операции не поставили. Ее спланировали так быстро, что она даже не получила обычного в таких случаях кодового названия. Агенты прибыли в Шпандау 15 августа, получив надлежащие инструкции. Отца попытались задушить четырехфутовым кабелем, но он стал вырываться и звать на помощь. На крики прибежал американский военнослужащий Джордан, однако ему были предъявлены документы спецслужб. Далее последовало „искусственное дыхание“, закончившееся переломанными ребрами». Видимо, в результате такой «помощи», оказанной британскими агентами «узнику № 7», на его теле «экспертиза наряду с повреждениями шеи, характерными для удушения, зафиксировала ушибы челюсти, гематомы на затылке, множественные переломы ребер и грудины».