Поначалу ни на Гитлера, ни на пришедших с ним соратников, мирно пивших пиво под речи ораторов, никто не обращал внимания. Во время речи Кара в зал ворвался Геринг в сопровождении двадцати пяти вооруженных штурмовиков. Гитлер тут же воспользовался ситуацией. Вскочив на стул, он выстрелил в потолок и объявил: «Зал окружен шестьюстами хорошо вооруженных людей. Выйти отсюда никому не удастся. Баварское и берлинское правительства отныне низложены, уже сформировано новое временное правительство». Членам баварского правительства Гитлер предложил пройти в отдельный кабинет на совещание. В суматохе никто не обратил внимание на то, что начальник штаба генерала фон Лоссова покинул зал. На момент «пивного путча» Гитлер вовсе не стремился взять власть в свои руки: он лишь предложил Лоссову и Шайссеру посты в будущем правительстве рейха, а Кару и Пенеру – власть в Баварии. Генералу Людендорфу отводилась роль командующего армией.
Гитлеру казалось, что путч удался, но ни телеграф, ни почта, ни склады с оружием не были захвачены. Гитлер решил лично отправиться в казармы, оставив в пивной генерала Людендорфа, а также фон Кара, фон Лоссова и фон Шайссера. Но, вернувшись после переговоров, обнаружил, что Людендорф отпустил их. В итоге сбежавшие мнимые союзники во всеуслышание объявили о том, что не поддерживают авантюру Гитлера, и к Мюнхену стали стягиваться войска.
На следующий день было принято решение выдвинуться к центру Мюнхена. К колонне, состоявшей более чем из 2000 человек со свастиками на рукавах, присоединялись местные жители. По пути к площади образовался затор из-за застрявшего грузовика, внесший сумятицу в движение. Тем временем появился полицейский кордон, у которого был приказ не пропускать путчистов. Несмотря на призывы со стороны нацистов не стрелять, полицейские открыли огонь. Из колонны также раздались выстрелы. Среди 16 пострадавших в перестрелке нацистов оказался и Герман Геринг – пуля попала ему в бедро. Раненому дал приют продавец мебели Роберт Баллин, жена и сестра которого сумели остановить кровотечение и оказать Герингу первую помощь. Позже его тайно перевезли в клинику профессора Аша. Когда Карин, у которой открылось кровохарканье, узнала о ранении мужа, она собрала все силы, вызвала машину и отправилась к нему. С помощью друзей ей удалось вывезти Геринга вначале в Гармиш-Партенкирхен, а затем – в Австрию. В то время, когда Геринг ехал на машине в полубессознательном состоянии от боли и потери крови, Карин перешла австрийскую границу пешком. Трудно представить, как ослабленная болезнью женщина, которой врачи запретили даже вставать с постели, перенесла переход по горным тропам.
К 1923 году Геринг приобрел такую популярность как среди простых немцев, так и среди членов партии, что фон Лоссов отдал приказ доставить его в Мюнхен живым или мертвым. Путь в Германию для Германа был закрыт, летать из-за ранения он не мог, Карин тяжело заболела. Для будущего политического лидера настал один из самых сложных периодов в жизни.
Пристрастие к морфию
Позже Герингу пришлось сделать еще одну операцию, которая была проведена успешно, но сильная кровопотеря накануне и воздействие хлороформа подорвали силы больного. Двое суток Карин сидела около кровати мечущегося в бреду мужа. Те, кто видел ее в это время, поражались ее воле и тому, с каким достоинством она переживала лишения. Именно личное обаяние и умение влиять на людей послужили тому, что хозяин одного из комфортабельных отелей предоставил беженцам кредит и жилье со скидкой, а также обещал на сколь угодно долгий срок отсрочить оплату.
Тем временем жизнь Геринга висела на волоске. Рентген показал, что в тканях осталось несколько осколков камней и фрагментов пули. Боль была невыносимой, больному установили систему дренажа с целью отвести гной, а чтобы хоть немного облегчить страдания, прописали ежедневные уколы морфия, доведя дозу до двух раз в сутки. Это вызвало стойкое привыкание, но позволило завершить лечение. 22 декабря 1924 года трубки из бедра извлекли, и терзавшая Геринга боль существенно уменьшилась.
За время болезни Геринг сильно исхудал и стал, по признанию Карин, таким же худым, «как жерди, из которых сделаны его костыли». Тем временем о Германе неожиданно вспомнил Гитлер. Через адвоката, посещавшего лидера нацистов в тюрьме, он передал своему соратнику инструкции. Герингу было поручено реорганизовать структуру партии на территории Австрии и отыскать средства для предстоящей предвыборной кампании. Это требовало постоянных поездок по стране. И бывший летчик, едва не падая от слабости, взялся за поставленную задачу с невероятным энтузиазмом. В то время они не могли рассчитывать на серьезные пожертвования: партия была под запретом, и лишь немногие сочувствующие нацистам решались поддерживать их материально. Гитлер, получивший после суда пятилетний тюремный срок за организацию восстания, находился в Ландсбергской тюрьме. Именно туда и решила отправиться Карин, чтобы попросить у лидера партии средства на реализацию поставленной задачи. Гитлер, который в заключении проводил время, не испытывая недостатка в прекрасной еде и напитках, подарил супруге Геринга свою фотографию, но заявил, что денег у него нет. Правда, он подсказал путь к получению средств: чете Герингов следовало отправиться в Италию и обратиться к Муссолини.
В начале мая 1924 года Геринг с женой приехали в Италию. Несмотря на то что и в письмах, и в свидетельствах биографов Геринга постоянно проскальзывают упоминания об их бедственном материальном положении, у супругов нашлись средства и на катание в гондолах по каналам Венеции, и на проживание в отличном отеле, и на экскурсии по монастырям и музеям. Во время визита в Рим они остановились в самом роскошном отеле города. Это не слишком вяжется с предполагаемой нищетой семьи соратников Гитлера, возможно, их бедственное положение все же было преувеличено.
Поначалу Геринг рассчитывал, что Муссолини быстро примет его и без колебаний предоставит ссуду в размере двух миллионов лир. Но дуче был человеком практичным. Он вовсе не был склонен давать деньги, пусть даже в долг, посланнику Гитлера, который в тот момент был узником, а его партия находилась под запретом. Герману об отрицательном ответе Муссолини прямо сообщить не решались. Он встречался с дипломатом Бастианини, но раз за разом получал уклончивый ответ. Тем временем боли в ноге вновь усилились. Геринг уже ни дня не мог обходиться без морфия, дозу которого он колол себе четырежды в сутки. Его стали посещать мысли о самоубийстве. Карин также чувствовала себя ужасно. Она часто теряла сознание, и только укол камфары или кофеина позволял ей прийти в себя. Тем временем средства, имевшиеся у Геринга, таяли. Пришлось переехать из Рима, где жилье было слишком дорого. В декабре 1924 года Карин решается на новую поездку к досрочно освобожденному Гитлеру. Она ожидала, что лидер нацистов хотя бы компенсирует их расходы на бесполезную поездку в Италию, но получила лишь заверения в дружбе и несколько комплиментов. Женщине пришлось действовать самостоятельно. За два месяца она нашла покупателя на виллу в Оберменцинге, а в середине марта 1925 года Герман и Карин переехали в Стокгольм.
Родные были потрясены переменой во внешности дочери и ее мужа. Болезнь Карин заметно состарила ее, а вместо подтянутого летчика они увидели сильно располневшего, обрюзгшего человека, характер которого, к тому же, испортился от постоянного употребления морфия. Врач, осмотревший Геринга после возвращения в Стокгольм, писал, что у бывшего аса было «тело пожилой женщины с большим количеством жировых отложений». Тем не менее, все посетители небольшой стокгольмской квартирки отмечали удивительную любовь супругов друг к другу.
Тем временем Герингу пришлось всерьез заняться поисками работы. Соратники по партии, казалось, забыли о его существовании. День за днем он слышал только обещания и лозунги, призывавшие не оставлять начатое дело. Ему пришлось снова сесть за штурвал самолета, несмотря на то, что даже шести уколов морфия было недостаточно, чтобы заглушить боль. В авиакомпании он проработал всего лишь месяц (с июня по июль 1925 года), а затем начальство предложило ему уволиться. Пристрастие к морфию все сильнее разрушало личность Германа. Он стал груб с женой и ее сыном, во время приступов ярости бросал в стену предметы, а вскоре дошло до попытки суицида. Опасаясь за свою жизнь, Карин перебралась к родителям. Но здравый смысл взял верх, и 6 августа 1925 года Геринг приехал в клинику Аспуддена, чтобы пройти курс реабилитации и справиться с зависимостью от морфия. До конца месяца Геринг держался, но 30 августа взломал сейф с препаратами и ввел себе дозу эвкодала. Вскоре последовали еще более агрессивные приступы, после одного из которых Геринга пришлось упаковать в смирительную рубашку. Дальнейшее лечение пришлось проводить в психиатрической клинике в Лангбро. 7 октября 1925 года Геринга выпустили из больницы, и он смог вернуться к Карин, состояние которой к тому времени ухудшилось. Теперь в их доме поселилась настоящая нищета: супруги продавали по частям мебель, занимали деньги у знакомых и родственников. Лечение в клинике не сумело до конца излечить Геринга от наркомании. Вместо морфия он приобрел зависимость от эвкодала. Понимая, куда может привести этот путь, Геринг принял решение пройти еще один курс в Лангбро, куда и отправился 22 мая 1926 года. На этот раз бывшему летчику потребовалось всего две недели, чтобы побороть зависимость. Герман был подвержен частой смене настроения, выглядел несколько угнетенным, но не проявлял прежней агрессии, а припадки буйства остались в далеком прошлом. Пятого июня он вернулся к Карин и решил в первую очередь расправиться с финансовыми проблемами.
Свидетельства биографов и сохранившиеся письма Карин говорят о том, что ни в 1924, ни в 1926 году Герман просто не мог проходить обучение в авиашколе в Липецке: у него не было на это ни средств, ни времени, ни душевных сил. Этот период жизни прошел под знаком наркотической зависимости, тревог за любимую женщину, непрекращающихся болей из-за перенесенного ранения и постоянного безденежья.