Да, сделалось тихо. И не только тихо, но и очень темно. И еще пусто, как будто пустота вылезла из пистолета и заполонила весь мир. Не было теперь ни Саши, ни Валеры, ни Петровича, ни Женевьев. И даже Кати уже не было. Земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и только дух Божий носился над водами.
Да, так бывает, и ничего тут нового нет. Потому что когда убивают человека, на миг исчезает весь мир. На короткое мгновение исчезает, но совершенно, полностью. И всякий раз Бог страшным усилием восстанавливает мир таким, каким он был до этого. Хотя и не совсем таким — одного человека в нем уже нет. Те люди, которые находятся неподалеку от места убийства, могут почувствовать это мгновение. Им кажется, словно на короткое мгновение мигнула темнота. Ты не закрывал глаз, но мир как бы мигнул, как бы на долю секунды выключился свет — и тут же включился. Это значит, что где-то рядом убили человека, в нашем случае — капитана Серегина, который всего за полчаса до этого вдруг почему-то почувствовал весну в самом своем сердце. Но вот мир мигнул и в его адрес — и где весна, и где капитан? Примерно об этом думал сейчас Валера, и думы его были темны и мрачны.
Правда, в этот раз что-то пошло не так. В этот раз мигалось как-то очень долго. Мир, пропав, никак не хотел восстанавливаться, и в глазах Валеры посреди тьмы мерцали какие-то блеклые точки. Наконец из этой мерцающей тьмы до Валеры донесся Сашин голос:
— Зачем же так-то...
— Промахнулся? — разочарованно спросил Валера и покачал головой.
Нет, такого быть не могло. Валера не мог промахнуться, он всегда попадает. Просто он э… ну, давайте так считать, не в Сашу стрелял. Он пристреливался. А вот сейчас все будет по-настоящему.
Валера снова поднял пистолет, и теперь не просто пустота, а черная дыра глянула на капитана из ствола. Черная дыра эта была страшнее любой космической. Там хоть какой-никакой горизонт событий, а тут ничего. Единственная различимая перспектива — умереть. Однако даже в этом случае просто так стоять и смотреть, как тебя убивают, нельзя. Саша, по крайней мере, был к этому не готов. Больше того, это его почему-то не так пугало, как раздражало.
— Вот так, по-твоему, мужской разговор выглядит? — хмуро спросил капитан. — Как стрельба в безоружного человека?
— А как еще он должен выглядеть? — удивился Валера.
Саша покривился. Он-то думал, они сойдутся один на один, без оружия. Поговорят, как мужчина с мужчиной...
Валера неожиданно возражать не стал, даже пистолет спрятал. Давай, сказал, как мужчина с мужчиной. Только ответь на один вопрос: ты зачем мне поперек дороги встал?
Саша задумался. Черт его знает, в самом деле, чего он так завелся. Шлея какая-то под хвост попала. А может, наглость Валерина довела. Уверенность, что все на свете продается и покупается.
— А разве не так? — удивился Валера.
— Ну, ты же видишь, что нет.
Они помолчали, каждый думал о чем-то своем.
— Все-таки я не понимаю, — наконец заговорил Валера. — Ну, вот что ты против меня имеешь?
— Что имею… — задумчиво проговорил капитан. — Да, в общем, ничего. Если не считать, что ты бандит и вор.
Тут Валера неожиданно улыбнулся, обаятельно так, хорошо. Подмигнул даже. Ну, то, что он вор, — это еще доказать надо. У нас в стране, между прочим, презумпция невиновности. Слышал капитан про презумпцию, мать ее, невиновности?
— Слышал-слышал…
— Вот, — кивнул Валера. — Тем более, я к тебе не как вор к менту пришел, а как человек к человеку. Зачем ты так со мной, а, Саш? Я ведь против тебя ничего не таил... Обрадовался даже, когда увидел. Молодость вспомнил. Школу. Дружбу нашу мальчишескую. А ты меня так обломал. Ну, не хочешь помогать — так и скажи. Но зачем палки в колеса ставить? Унижать меня зачем? Ты думаешь, если я бандит, я что — зверь?
— Вообще-то была такая мыслишка...
Валера только головой покачал. Ошибается Саша. Он, Валера, далеко не зверь. Более того, он, Валера, человек. У него своя гордость имеется. И люди есть, которых он любит, и друзья, дорогие сердцу, за которых он кому угодно горло перегрызет. И капитан, кстати, вполне мог быть в числе этих друзей. Хочет он быть в числе Валериных друзей?
Капитан помолчал немного, как бы взвешивая предложение, но потом все-таки покачал головой. Нет уж, спасибо, он как-нибудь так, без дружбы бандитской и без любви. Перетопчется.
— Ох, и дурак же ты... — голос у Валеры был невеселый. — Ты хоть понимаешь, что я тебя теперь грохнуть должен?
Грохнуть? Да за что?! За то, что он Валеру денек в камере попоститься заставил? И теперь его за это грохнуть? Да он, Валера, вообще в своем ли уме? Как это можно — живого человека убивать. Да еще такого, которого ты с младых ногтей знаешь. Вот как он себе это видит?
Валера ничего на это не ответил, только молчал недолгое время. Потом поднял голову.
Пойми, сказал, это не я тебя убиваю (в глазах его стояла тоска), это другой мир тебя убивает.
— Какой еще другой мир?
А то капитан не знает, что есть два мира. Один — это мир порядка, то, что у обывателей называется общество, и все, кто к нему принадлежит. А другой мир — это Валерин мир. Мир тьмы, хаоса, свободной воли. Мир величия и славы.
— Ого! Это ты про бандюганов с таким пафосом? — удивился Саша.
— Бандюганы, Сашка, — это только верхушка айсберга. За ними стоят куда более мощные силы. Если хочешь, стихийные, космические.
Ну, началось, поморщился капитан. Космические силы. Про Гагарина сейчас будут лапшу вешать. Про Белку и Стрелку. Про конструктора Королева и труд Циолковского «Основы русского метеоризма».
— Дослушай, баран, что тебе говорят, — разозлился Валера. — Два этих мира находятся рядом, но смешиваться не могут. У вас одни законы, у нас другие. Все законы у нас другие, понимаешь, все! Моральные, юридические и даже физические. И наш мир сожрал бы ваш, растворил, как соляная кислота.
— Чего же не растворяет? — полюбопытствовал капитан.
Оказывается, между мирами есть невидимая граница. А на границе этой стоят Блюстители миров. Каждый охраняет свой мир, его законы и его традиции.
Саша смотрел на Валеру и думал, что сверхценным идеям подвержены даже бандиты. Но ведь это надо было выдумать — миры какие-то, блюстители. Нет, не мог Валера это все сам сочинить. Наверняка вычитал где-то. Вычитал и крышей поехал. Только не надо это ему говорить. У него ведь пистолет, он от расшатанных нервов и выстрелить может.
— Блюстителей, говоришь? — капитан откашлялся, изображая интерес. — Любопытно. И сколько их всего, этих самых блюстителей?
— Теперь немного, — Валера был абсолютно серьезен, кажется, искренне верил в свои собственные байки. — В вашем мире вообще один остался. А когда последний блюститель у вас падет, тогда мы вас сожрем. И будет только один мир — наш.
Ну, бог с ними, с блюстителями, в конце концов. Но чем же это наш мир так не угодил этим, которые из хаоса?
Валера с ответом не затруднился. Мир ваш, объяснил, фраерский и гнилой. Возомнившие о себе лохи напридумывали несуществующих законов. Кто сказал, что эти законы — правильные? Чем вы за них заплатили? Мы, сказал Валера, за свою правду кровью платим.
— Чужой кровью, — уточнил Саша.
— Да хоть бы и так — какая разница?
— А что это за правда у вас такая — жить на чужой крови?
А это единственная правда. Другой нет. Все вокруг так живет — на уничтожении. Все — от микроба до акулы. Это правда жестокая, но она одна. И почему кто-то решил, что будет жить по-другому? На загробное воздаяние надеется? На Бога?
— Кто как. Кто на Бога, кто на совесть.
— Да нет никакой совести! — свирепо сказал Валера. — И Бога никакого нет, понимаешь? И рая нет, и ада. Ничего нет!
Да он-то откуда знает? Да потому что он был там. Там, за гробом… Не веришь? Ничего, скоро сам все увидишь. Своими, так сказать, глазами.
И Валера поднял пистолет.
— Опять он за ствол… — сказал Саша с досадой. — Хлебом не корми человека, дай из пушки пострелять.
— А что не так? — удивился Валера. — Мы же поговорили. Пора и честь знать.
Пора-пора. Все-то он, Валера, предусмотрел. Но допустил одну маленькую промашку. Саша ведь мент. А им, ментам, тоже стволы выдают.
Капитан еще не закончил свою маленькую речь, еще только собирался ее заканчивать, а в лоб Валере уже глядело дуло его пистолета. Щелкнул предохранитель.
— Шустро, — вынужден был признать Валера. — Как в вестерне. Ну, и что теперь? Стрелять будешь?
— Понадобится — буду.
— А как же закон?
— А это самозащита.
И тут Валера начал смеяться. Сначала негромко, потом все сильнее и сильнее, и наконец зашелся в страшном хохоте. Чего угодно ждал капитан, но не вот этой истерики. Не выдержал, спросил грубо, чего он ржет, жеребец мафиозный?
— Да потому что... — Валера все не мог успокоиться, — потому что, Шурик, это ты.
— Что — я?!
— Ты — тот, кого я искал…
— И кого же ты искал?
— Блюстителя я искал, Сашка. Блюстителя. И, похоже, нашел его...
Теперь они стояли, направив друг на друга пистолеты, и оба, кажется, хорошо понимали ситуацию, но каждый на свой лад.
— Хватит, — сказал вдруг Валера. — Убери свою пукалку.
— У кого пукалка? — удивился Саша. — Пистолет Макарова — безотказное оружие работника полиции.
— Это кто такое сказал?
— Кто-кто… В инструкции написано.
Но Валера не настроен был обсуждать полицейскую инструкцию. Саша явно не понимал всей серьезности положения. Вот это все — миры, блюстители — это ведь не шутка, это очень серьезно, а он кривляется сейчас, как враг народа на госдеповских печеньках. И зря кривляется, потому что все эти разговоры значат одно — пришел ему, Сашке, кирдык, окончательный и бесповоротный.
— Ну, так и тебе тогда кирдык, окончательный и бесповоротный.
А вот тут капитан ошибся. Или, выражаясь по-русски, лоханулся. Вместе они не умрут. Кто-то один все равно останется. Так что хватит болтать, пора и делом заняться. Но для начала нужно обнулить ситуацию.