Все ждали, что Валера заартачится, но он неожиданно согласился с полковником. Однако один уходить не решился. Хочется, сказал, теплой компании. А для компании выбрал себе капитана. У нас с ним, заметил интимно, осталось одно незаконченное дело.
— Вы же видите, я добрый человек, — Михеев по-прежнему был сама любезность. — Мне нужен только капитан. Я даже девушку насиловать не буду.
Женевьев воспротивилась: она не девушка, она парижский ажан.
— Даже ажана насиловать не буду, — согласился Валера. — А вот с капитаном сложнее… капитану придется пройти со мной.
Полковник быстро покосился на Сашу и прочел в его взгляде обреченность. Отдавать капитана Валере было нельзя, гуманнее было просто выбросить его с десятого этажа.
Ильин откашлялся.
— Слушайте, Михеев... Вы ведь пока ничего страшного не совершили. Если уйдете тихо-мирно, пистолеты мы оформим как утерянные. И искать вас не будем, слово офицера.
— Миль пардон[6], — вежливо отвечал Валера, — но слову вашему мусорскому грош цена. Да и не интересуют меня ваши слова. Меня вот этот гражданин в звании капитана интересует. А вы делайте что хотите. Хоть стратегическую авиацию на меня науськайте. Все равно не поможет.
Полковник еще пытался убедить Михеева, что тот совершает ошибку — тяжелую ошибку, непоправимую, но тот только отмахнулся: хватит с него болтовни. И выразительно поглядел на Сашу.
— Ну, — сказал тот дрогнувшим голосом, — не поминайте лихом…
И тут Ильин решился.
— Секунду!
Валера недовольно посмотрел на него. Что за глупые проволочки, все уже сказано, переговоры закончились. Он забирает капитана и уходит. К чему все эти секунды, минуты и прочие семнадцать мгновений весны?
— А вот к чему, — сказал полковник веско. — Взгляните-ка сюда!
Валера взглянул и вздрогнул. В руках полковник держал какой-то компактный, но страшноватый предмет. Предмет этот был похож на маленькую двустороннюю булаву, но пустую внутри и словно бы сделанную из человеческих костей. Валера секунду-другую разглядывал пугающую игрушку, потом переменился в лице и даже издал какое-то змеиное шипение.
— Узнаете? — Ильин нехорошо улыбался. — Я вас спрашиваю: узнаете?
Секунду Валера, не отрываясь, глядел на булаву, потом перевел взгляд на полковника.
— Да, — пробормотал он. — Это ваджра[7]. Но вы... кто вы такой?!
Улыбка полковника стала просто очаровательной: догадайтесь, любезный.
— Хотите сказать, что это вы — блюститель? — Валера не отрывал взгляд от Ильина.
— Может, нет. Может, да, — похоже, полковник от души веселился.
Было видно, что голова у Валеры работает быстро и лихорадочно. Ваджра — оружие Индры, сказал он. Если вы не блюститель, в ваших руках оно не сработает.
— Хотите рискнуть? — осведомился Ильин.
Валера скрипнул зубами, рисковать он явно не хотел.
— Отпустите капитана! — в голосе полковника лязгнула сталь.
А если нет, поинтересовался Валера, если не отпустит, что будет делать многоуважаемый полковник? Приведет ваджру в действие и уничтожит все вокруг — в том числе и себя, так, что ли?
Но многоуважаемый полковник не собирался себя уничтожать («да кто он, черт возьми, на самом деле?» — спросил внутренний дознаватель). Ваджра, напомнил он, действует только на тварей хаоса, так что все предприятие чревато неприятностями только для господина Михеева. Господин Михеев, впрочем, почти не слушал его патетическую речь и лишь некрасиво корчился, пытаясь понять, кто же этот наглец, так грубо сорвавший все его планы.
— О, это вы узнаете в свое время, — заулыбался Ильин. — А пока… Капитан, давай ко мне. Иди, не бойся. Он не тронет.
Капитан, не глядя на Валеру, двинул прямо к полковнику. И все было бы хорошо, все было бы замечательно, но тут притаившийся в соседней комнате тесть с криком «получи, гад!» бросился на Михеева.
— Петрович, нет! — дружно крикнули Женевьев и полковник.
Но было поздно. Тесть ударился о Михеева, как о каменную стену, и повалился на пол. Валера криво улыбнулся.
— Партизан развели? Очень удачно, его-то я и заберу. Ради него вы ваджру рвать не станете.
И он, встряхнув, за шкирку поднял обалделого Петровича. Капитан метнулся вперед, подхватил лежавший на полу пистолет.
— Отпусти его!
Валера с ухмылкой глядел на Сашу, кажется, не верил, что тот выстрелит.
— Отпусти, — повторил капитан, играя желваками.
— Да иди ты… — взвалив на плечо тестя, Михеев как-то очень быстро двинул к выходу.
Лицо Саши перекосило ненавистью, он скрипнул зубами
— Отставить! — рявкнул полковник.
Но выстрел все равно грянул... Валера замер на месте, потом медленно повернул голову к Саше, сузил глаза.
— Так, значит? — сказал. — В спину? Хорошо, буду знать...
И вышел вон с Петровичем на плече. Пару секунд Саша стоял, остолбенев, потом, выйдя из оцепенения, бросился следом.
— Не надо! — отчаянно закричала вслед ему Женевьев.
Но полковник только рукой устало махнул: ладно, пусть, все равно не догонит. И в самом деле, спустя минуту капитан возвратился обратно. Вид у него был растерянный — Валера с Петровичем пропали, как сквозь землю провалились! Но куда, куда они могли деться?
— Лучше не спрашивай, — вздохнул Ильин.
Тут, наконец, Саша поглядел на полковника и поглядел очень внимательно. Тот только руками развел: ну, а на меня что глядеть, ушел твой Михеев, радоваться надо, что все живы-здоровы. Ну, может быть, не все, может быть, некоторым не повезло, но, в общем, можно считать, что отбились.
— Значит, отбились? — повторил Саша. — И это все? Все, что вы мне можете сказать?
Ильин только головой покачал. Эх, Саша... Я так много хочу тебе сказать, что не знаю, с чего начать. А, впрочем, можно начать с главного. Только давай все-таки сперва дверь поправим и на место вернем. А то еще одного такого Валеры, пожалуй, я уже не выдержу. Стареем... да, капитан, стареем... А вот, кстати, раз пошла такая пьянка, может, нам Женевьев чайку организует?
— Организует, товарищ полковник. Можете даже не сомневаться…
Когда Женевьев вышла в кухню, Ильин снова посмотрел на Сашу.
— Давай тогда так, капитан. Будем потихоньку дверь чинить, а по ходу дела я тебе кое-что расскажу. Кое-что интересное…
Глава шестая. Бог с ограниченными возможностями
То, что услышал Саша от полковника Ильина, пока они чинили дверь, напрочь расходилось не только с уставом полиции, но и с простым здравым смыслом. В какой-то момент капитан даже подумал, что его разыгрывают. Сначала Валера, свинья, ему голову морочил на правах старой дружбы, теперь вот полковник за то же самое взялся. Какой космос, какой хаос, какие твари, граждане понятые, о чем вообще речь?!
Женевьев втолкнула в прихожую сервировочный столик, а потом и сама появилась с подносом. На подносе стоял белый до прозрачности фарфоровый чайник и самого партикулярного вида чашки, в которых мирно благоухал зеленый чай. Казалось, и не было тут только что никакого сумасшедшего дома, не являлся проклятый Валера, чтобы уволочь — во второй раз уже, да сколько ж можно! — несчастного Петровича. Мир, мир и в человецех благоволение — может, и правда ничего не было, только показалось? Саша уже было потянулся к чашке с чаем, но полковник — вот оно, начальство! — внезапно махнул в ее сторону шуруповертом.
— Спасибо, Женечка, с чаем чуть попозже, — сказал он озабоченно, и Женевьев ушла, оставив капитана с пустыми руками и с горьковатым привкусом разочарования на кончике языка.
Правда, горевать о невыпитом чае было некогда. Внутренний дознаватель, словно охотничья собака, сделал стойку: как, простите, как товарищ полковник назвал нашу француженку?
— Не помню, — Ильин равнодушно пожал плечами. — Ажаном, кажется…
Нет, граждане понятые, не ажаном он ее назвал и даже не Женевьев, торжествовал внутренний — он назвал ее Женей, Женечкой! А ведь так ее зовет только сам Саша. Ну, и назвал, и что из этого следует такого особенного, вяло возражал дознавателю капитан. А следует из этого, господа, ни много ни мало то, что она все докладывает полковнику! В том числе и то, что между ними было личного, особенного. Во всяком случае, так посчитал дознаватель, а следом за ним и Саша насторожился.
Ильин, конечно, отнекивался, но капитан надавил, и железный, как казалось раньше, полковник все-таки сдался. Вздохнул, кивнул головой. Хитер, сказал, мудер, черт с тобой — прищучил. Докладывает. Но исключительно ради его же, Сашкиной, безопасности.
— Ради моей безопасности? — вспылил Саша. — Моей? Может, вы, Григорий Алексеевич, ради моей безопасности еще и в постель ко мне залезете?!
Ильин нахмурился: успокойся, ни я лично, ни родина-мать в лице прокуратуры к тебе в постель не полезет. И вообще, капитан, будь добр, держи себя в руках. Я все-таки старше тебя — и по возрасту, и по званию. А ты и субординацию забыл, и нормальное человеческое уважение.
Согласитесь, однако, трудно, очень трудно оказывать уважение человеку, который своими хитрожопыми комбинациями сам ставит себя ниже плинтуса — пусть даже это целый полковник. Может быть, полковник вообще нарочно Женьку подослал, чтобы она за капитаном приглядывала, желчно заметил внутренний дознаватель. Ведь он же сам, Ильин, говорит, будто Саша — какой-то особенно важный человек, а такого, конечно, надо охранять.
Да в том-то и дело, что не человек, поправил дознавателя полковник. Не простой человек, во всяком случае. Капитан — не кто иной, как блюститель миров. И полковник ту же самую примерно завел шарманку, что и Валера до него, — мир хаоса, мир космоса, блюстители-пограничники и все в таком роде. Скажем честно, звучало это хоть и мутно, но довольно лестно для Сашиного самолюбия. Особенно, если учесть, что, как сказал полковник, блюстители тут фигуры очень важные, можно сказать, ключевые.
Хотя, между нами говоря, это все, конечно, сумасшедший дом, заметил внутренний дознаватель. Однако Саша в его словах вполне законно усомнился. Странно, сказал, что с ума сошли сразу два таких разных человека, как полковник и Валера, — да еще на одной и той же теме. Неважно, отмахнулся внутренний, не об этом сейчас думай. Думай о том, что главное в общении с сумасшедшими. И что главное? — заинтересовался капитан. Главное с сумасшедшим — не злить его, отвечал дознаватель. Особенно, если он — в чине полковника, а ты — простой капитан. Саша про себя с этим, в общем, согласился, а вслух Ильину сказал буквально следующее.