Вот это был сюрприз так сюрприз. Это что же выходит, Женевьев тоже из наших? А он как думал? Капитану же сказали, что он блюститель. Если с ним что случится, им всем кранты. Вот и пришлось опекать его круглые сутки. Полковник на работе, Женя — дома. Она, кстати, их работник во французском управлении космоса.
Саше почему-то вдруг стало очень горько. Сразу сделались ясными все ее заходы, все эти касания рук и поцелуи. Тоже мне, Мата Хари... Ну, и черт с ней тогда! Забудем о личном, работа есть работа. Зовите своего штирлица в юбке.
Ильин смотрел на него внимательно.
— Я смотрю, ты на что-то обижаешься. А на что — понять не могу.
Да ни на что он не обижается, зовите Женевьев.
— Мадемуазель Байо! — громко позвал полковник.
Женевьев вошла шагом почти строевым, отрапортовала:
— Товарищ полковник, чай уже остыл, я два раза заваривала. Прикажете заварить снова?
— Не надо. Бог с ним, с чаем. Вот, даю тебе задание в кратчайшие сроки подготовить нашего капитана к выполнению им профессиональных обязанностей.
— Слушаюсь, товарищ полковник, — сказала Женевьев — а что еще она могла сказать?
— Ну ладно, дальше вы тут сами, а я побежал... Дела, дела.
Полковник пошел к двери, но остановился на пороге, посмотрел на Сашу.
— И кстати, капитан, имей в виду, Женевьев — наш лучший инструктор практической магии. Так что слушайся ее во всем и повторяй за ней все в точности. От этого не только твоя жизнь зависит. От этого теперь весь наш мир зависит... Звучит глупо, конечно, но факт остается фактом. Все, бывайте.
За Ильиным закрылась дверь, которую они только что худо-бедно починили. Саша покосился на Женевьев. Та смотрела куда-то в сторону, вид у нее был немножко виноватый.
— Примите мое глубочайшее почтение, госпожа инструктор, — саркастически произнес Саша. — Как теперь прикажете к вам обращаться? Гуру, учитель? Или, может, госпожа главная ведьма?
Та удивилась — не надо никаких ведьм, можешь обращаться ко мне, как раньше. Но Саша только головой покачал: как раньше не будет, не может быть. А наставницу свою он станет звать просто ажан Байо.
Женевьев подняла на него глаза. В чем дело? Она его чем-то обидела? Она? Ну что вы! Как она могла его обидеть?! Как она вообще могла обидеть хоть кого-то?! Женевьев кивнула, она догадывается о его чувствах. У него, как это... когнитивный диссонанс. Капитан думал, что мир такой. А теперь узнал, что он сякой. Такой-сякой. И он не понимает, как быть дальше.
Все он отлично понимает, желчно отвечал Саша, и вообще — хватит разговоров на пустом месте. Ее дело — тренировать, а не болтать языком. Сказано — практическая магия, значит, практическая магия. Чего мы там делать будем? Глазами искрить, палками волшебными размахивать, еще чего?
Женевьев закусила губу, глаза ее вспыхнули зеленым огнем.
— Палками — нет, — сердито бросила она. — В свободное время палкой своей размахивать будешь. И не со мной.
Ну вот, теперь никакого диссонанса. Полная и окончательная ясность во всем. Хотя нет, один вопрос задать стоит. Они с полковником давно знакомы? И как она к нему относится — к полковнику, имеется в виду.
Но Женевьев не собиралась отвечать. Это, по ее мнению, был слишком личный вопрос. А им пора заняться делом. Так что идем.
— Минутку, куда это мы идем? — поинтересовался капитан.
Он задает слишком много вопросов. А блюститель должен быть сдержанным, стойким и немногословным. Быть настоящим человеком и настоящим мужчиной.
— Вот как?! — Саша поднял брови. — А я, по-твоему, не настоящий?
— Пока неясно, — сухо отвечала она.
Возникло молчание — настолько долгое и тягостное, что сразу стало ясно: ничем хорошим оно разрешиться не может. Ничем хорошим оно и не разрешилось.— Ну тогда, ажан Байо, идите вы туда сами, — сказал Саша.
Она не поняла: в каком смысле — идите сами? В смысле — скатертью дорожка. Он не хочет тренироваться? Нет, не хочет. Но тогда он не сможет быть блюстителем. А ему и не нужно. Он вообще не подписывался на эту вашу ненаучную фантастику. За дурака его держите, любители ролевых игр?
Женевьев заволновалась: он совершает глупость. А вот это уже его личное дело. Нет, не его. Это дело всего мира.
— Раньше без меня мир обходился и теперь как-нибудь перетопчется, — усмехнулся Саша.
Он не понимает. Если к нам хлынут твари…
— Ничего страшного, взорвете свою ваджру. Или как там она называется, ваша ядерная бомба.
— Но полковник приказал...
Что касается полковника, то он может приказывать капитану только по службе. А быть богом ему никто не может приказать. Такой должности и в штатном расписании нет.
В таком случае она вынуждена будет доложить Ильину.
— Ну беги, докладывай, тебе не впервой, — он скрипнул зубами, вспомнив, как ему морочили голову. Вся эта история на самом деле пахнет каким-то дрянным розыгрышем, шепнул ему дознаватель, какой нормальный человек поверит во все эти миры, этих блюстителей. Нет, совершенно очевидно, что его просто дурят.
Однако Женевьев разволновалась не на шутку — похоже, вошла в роль по-настоящему.
— Ты что, не понимаешь? Он уволит тебя из полиции! Ты останешься без пенсии. Ты вообще до пенсии не доживешь. Тебя убьет первая же тварь из хаоса.
Ничего. Убьют его — убьют и всех остальных. Как говорится, на миру и смерть красна. А что касается пенсии, так он все равно не доживет, ее скоро лет на девяносто передвинут.
— Саша, — Женевьев, волнуясь, сжала ладони. — Саша, я тебя очень прошу... Я умоляю тебя, опомнись! Что ты делаешь, зачем?
Ей все равно не понять.
— Но хотя бы скажи...
Да не хочет он с ней ни о чем говорить. Пусть идет, ищет мужчину своей мечты где-нибудь в другом месте.
— Саша!
— Все. Разговор окончен.
Несколько секунд она смотрела на него, как будто все еще не верила. Что за глупость, зачем, почему? Но он молчал. Молчал и не глядел на нее. Ну что ж, как это там в вашей русской пословице говорится — на нет ничего нет? Пусть будет так. Что передать полковнику Ильину?
— Передай полковнику мой пламенный привет.
— Это что, ирония такая?
— Нет. Это жизнь такая.
Женевьев подошла к двери. На пороге все-таки остановилась, как будто еще на что-то надеялась. Но, впрочем, на что тут еще можно надеяться. Он сам все разрушил.
— Не забудь вставить замок, — голос у нее был грустный. — Нехорошо, что дверь открыта.
— Разберусь, — сухо отвечал он.
Она не выдержала.
— Саша, я боюсь за тебя!
— Не нужно.
Но он понимает хотя бы, что он теперь совсем один? Один в страшном и чужом мире, законов которого он даже не знает. А она понимает человеческий язык? Сколько раз ей надо повторить, чтобы его оставили в покое?
Услышав такое, Женевьев молча вышла.
— Так бы и сразу... — проворчал Саша. — А дверь надо вообще поставить новую. Дует...
Выйдя на улицу, Женевьев позвонила полковнику и доложила о случившемся. Слушая ее, Ильин с каждой секундой становился все мрачнее. Когда она дошла до слов «ищи себе настоящего мужчину в другом месте», не выдержал и чертыхнулся.
Вот именно поэтому и ни по чему другому полковник терпеть не мог, когда личное мешают с работой. Все эти романтические отношения, вся эта любовь и ревность могут сломать любое, самое продуманное предприятие. Еще неизвестно, что там за любовь такая и есть ли она вообще, а уж ревности — целый океан. Пришлось перейти к интимным, а потому особенно неприятным вопросам.
— Прости, Женевьев, у вас с капитаном что-нибудь было?
На том конце помолчали, прежде чем сказать: не было. Но пауза показалась полковнику подозрительной.
— Совсем не было? — уточнил он.
Выяснилось, что не совсем. Что чуть-чуть все-таки было.
Ильин встал из-за стола, прошелся по кабинету. Чуть-чуть! Это она думает, что чуть-чуть. А капитан, может, уже бог весть что себе навоображал. Здесь вам не Париж, у наших это быстро. Раз — и в квас, по самые уши. А дальше понятно. Появляется товарищ полковник, то есть он, Ильин, — и возревновал Сашка. Просто возревновал. А уж после того, как Женевьев назвала его не настоящим мужчиной… В России это нельзя говорить, даже самому смирному мужику нельзя — взбесится. А Сашка к смирным никогда не относился. В общем, поломали два дурака полковнику всю малину, и без того не особенно пышную. Или малина пышной не бывает? Тогда какую — кудрявую, может? «Ой, малина кудрявая, белые цветы», — так, кажется, народ поет. Развесистая малина еще бывает. Или развесистая — это уже клюква? Короче, неважно, поломали — и все.
— Может, мне попробовать вернуться? — спросила Женевьев виновато.
А вот этого не надо. Капитан ее прогнал, он в бешенстве, еще силой ударит.
— Но я же его пока не учила, — пробормотала она.
Какая разница: учила — не учила! Он может ударить спонтанно. Блюститель, даже еще не инициированный, все равно опасен для окружающих. Нет уж, с капитаном он сам разберется. А Женевьев пусть сидит рядом с домом и незаметно за ним присматривает. Только осторожно, темные наверняка уже где-то неподалеку.
Ильин прервал связь и натыкал в смартфоне номер капитана.
— Алло, — сказал, — башибузук... Значит, снова за старое?
Глава седьмая. Забыть Вольфа Мессинга
Но поговорить с капитаном Серегиным Ильину не дали. Крякнул селектор, голосом дежурного бессвязно затрещал что-то про ограбление. Полковник отложил мобильник, нахмурился.
— Какое ограбление, о чем ты?
— Банк грабят, товарищ полковник, заложников взяли, — возвысил голос селектор. — Тут прямо рядом с нами, за углом...
Этого только не хватало для полного счастья, думал Ильин, идя быстрым шагом по длинным коридорам ОВД. Нет, что ни говорите, а совсем глупый пошел грабитель, идиот, олигофрен в стадии дебильности, да просто деревенский дурачок. Неужели же бандит не понимал, что еще до появления спецназа окажутся на месте преступления бравые оперативники из ОВД и порвут налетчика на мелкие ажурные трусы, какие не наденет и последний парижский ажан? Нет, судя по всему, не понимал, измельчал грабитель, опустился совершенно, до ручки дошел...