— Я?!
— Ну не я же.
Капитан удивился: я думал, им СК займется.
— Вот когда Следственный комитет научится брать вооруженных грабителей голыми руками, тогда и будет ими заниматься, — веско сказал полковник. — Кто первый взял, того и тапки. Так что давай, капитан, не тяни резину, сам знаешь, время дорого.
Капитан ничего не оставалось, как отправиться на рандеву с неудачливым грабителем. Теперь тот сидел в Сашином кабинете и вид имел печальный до умопомрачения. Глазки голубенькие, бровки домиком, губы куриной жопкой, мордочка испуганная. Если бы Саша не видел его с пистолетом в руках — в жизни бы не поверил, что перед ним отмороженный на всю голову бандит. Такого на улице встретишь — милостыню подать захочешь, а не то, что в тюрьму его сажать.
— Ну что ж, — вздохнул капитан, — начнем, пожалуй. Фамилия, имя, отчество?
— Бусоедовы мы, — жалобно и совершенно по-деревенски отвечал тот. — Игори Анатольевичи…
Саша хмыкнул — Бусоедовы они! И сколько же их таких, которые Игори Анатольевичи? Однако комментировать колхозные манеры не стал, просто вбил в компьютер имя, фамилию, отчество — в единственном, разумеется, числе.
— Отпустил бы ты меня, начальник, — вдруг проговорил Бусоедов тонким голосом.
Саша на это только плечами пожал. Отпустить грабителя, взявшего заложников? Вы идиот, гражданин арестованный?
— Отпусти, капитан, — заныл Бусоедов, помаргивая выцветшими глазками.
— Не надо мне тыкать, — сухо отвечал Саша. — Не нужно лишнего интима, я с вами заложников не брал… Вы лучше ответьте, самостоятельно готовили ограбление банка или у вас были сообщники?
И тут случилось что-то странное и, даже можно сказать, необычайное. Бусоедов ответил, но ответил, не разжимая губ — примерно как это делают чревовещатели. Казалось, голос даже не из него доносится, а откуда-то сверху или наоборот, снизу, а то ли, может, вообще со стороны.
«Так я тебе все и сказал, — проговорил этот голос, — держи карман шире».
— Я же, кажется, просил обращаться ко мне на вы, — поднял брови капитан.
— А я на вы, — развел руками Бусоедов. — И вообще, гражданин начальник, не путайте рамсы, я чист, как слеза, на месте ограбления случайно оказался.
Ага, случайно... Тут полон банк свидетелей, как ты случайно оказался на месте.
«Свидетели? Да пинал я их во все локации», — отвечал голос.
Капитан начал раздражаться. Думает, научился чревовещанию и будет тут ему мозги парить? И вообще, хватит хамить, а то ведь огорчит он гражданина Бусоедова до невозможности.
— Да кто хамит, — заволновался Бусоедов, — кто хамит?
И Саша вновь услышал голос, гулкий, словно из бочки. Голос этот был отдельным и никак с Бусоедовым не вязался, но Саша точно знал, что голос этот его.
«О чем он вообще? — спрашивал голос. — Надо бы с ним поаккуратнее. Какой-то он нервнобольной, еще бросится...»
Секунду капитан сидел молча, внимательно глядя на собеседника. Тот тоже глядел на него выцветшими голубенькими глазками, волновался, помаргивал.
— А скажите-ка мне, любезный, что у вас сегодня было на завтрак? — неожиданно спросил Саша.
Любезный не помнил, да и какое это имеет значение? Но Саша настаивал. Бусоедов замялся, стал елозить на стуле.
«Ну, бутерброды были с красной икрой, — голос теперь звучал прямо в Сашиной голове, — а тебе чего, завидно?»
Капитану не было завидно, тем более что Бусоедов открыл все-таки рот и сказал, что завтракал яичницей. Саша только головой покачал: зачем же врать, если всем известно, что тот ел бутерброды с красной икрой...
«Всем известно? — поразился голос. — Откуда? Кто мог стукануть? Неужели Пашку взяли, только он в курсе...»
Капитан, не дожидаясь, пока арестованный заговорит ртом, сказал, что про икру им стуканул Пашка и что они его уже взяли. Так что теперь между Бусоедовым и Пашкой будет соревнование: кто быстрее начнет сотрудничать с органами правопорядка.
После этого Саша положил перед арестованным ручку и бумагу и потребовал, чтобы тот подробно описал, как они решили ограбить банк. И про Пашку тоже пусть пишет, не стесняется. Адрес его пусть укажет, имя-отчество, фамилию…
— Имя-отчество? — изумился тот. — А вы чего, сами у него фамилию спросить не можете?
Они, конечно, могут. Они все могут, они же органы. Но просто порядок такой. Бусоедов скроил физиономию: знаю я ваш порядок, хотите, чтобы все ссучились, все друг на друга стучали.
— Ну, чего мы хотим, об этом только Господь Бог знает и прокуратура. А вы пишите, пишите. Я вас отвлекать не буду...
— Да чего я напишу, я же в наручниках?! — возмутился Бусоедов.
— Это не страшно, — сказал капитан, — вы пока подумайте, а напишем потом, вместе.
И вышел из кабинета. Арестованный проводил его долгим странным взглядом.
Спустя минуту Саша уже стучался в кабинет полковника.
Ильин встретил его недовольно. Но Саша на это внимания не обратил. Он вошел и сразу сел на стул напротив полковника. Потом встал, сказал «извините». Снова сел.
— Что ты мне тут прыгаешь, как черт на пружинах, — рассердился Ильин. — Будь добр, доложи по форме.
Но капитан не мог доложить по форме. И партикулярно тоже не мог. Он просто не понимал, о чем докладывать и как это вообще назвать — вот это, то, что с ним сейчас было. Только открой рот, а полковник уже решит, что он с ума сошел. Это же не отделение полиции, это какой-то Вольф Мессинг получается. Но делать было нечего, капитан вздохнул и приступил к рассказу.
Услышав про телепатию, Ильин посмотрел на него с любопытством. Потом покачал головой. Не хочу тебя огорчать, сказал, но это невозможно. У этого мира свои законы. Нет, при определенной наблюдательности можно считывать настроение человека, его чувства, понимать его отношение к тем или иным событиям или людям. Зная механизмы человеческого мышления, в некоторых обстоятельствах можно даже угадывать направление его мыслей, но читать их невозможно. То есть вот буквально так, по словам, как рассказывает капитан — не-воз-мож-но!
— Вот, значит, как… А Вольф Мессинг? — капитану почему-то сделалось обидно, что мысли читать нельзя.
Про Вольфа Мессинга полковник посоветовал Саше забыть. Мессинг за свои шалости заплатил слишком дорогую цену. Хотя его и предупреждали, лично полковник предупреждал. Только ему это все было как об стенку горох, ничего не слушал. Так что... не будет больше Вольфа Мессинга.
— Григорий Алексеевич, но я ведь Блюститель, — запротестовал капитан. — Значит, у меня должны быть сверхспособности. Вы сами говорили, что они у меня будут.
Вот именно, что будут, кивнул полковник. Не есть, а только еще будут. Капитан ведь еще даже тренировок не начинал. Не говоря уже о том, что инициацию не прошел. А значит, все его способности еще в зачаточном, стихийном, неупорядоченном состоянии. Так что извини, капитан. Насчет чтения мыслей это тебе просто почудилось.
Но Саша был уверен, что не почудилось. Он готов был голову отдать, что читал мысли Бусоедова. И чем убежденней говорил капитан, тем серьезней становился полковник.
— Ну ладно, — сказал он в конце концов. — Пойдем, посмотрим на твоего этого деятеля поближе. Чем черт не шутит, может, и в самом деле…
Выйдя из кабинета полковника, они двинулись по коридору к лестнице.
— А кто там у тебя с ним сидит? — вдруг спросил полковник.
— С кем? — не понял Саша.
— С Бусоедовым этим твоим.
— А кому с ним сидеть, он сам с собой сидит.
Полковник остановился, нахмурился.
— Ты что, одного его оставил? Без охраны?
— Ну как одного… В наручниках, кабинет на ключ заперт. На окнах решетки.
Полковник на это ничего не сказал, но капитан почему-то засомневался и невольно ускорил шаг. Полковник шел за ним хмуро, но размеренно, не торопясь. Однако когда они добрались до кабинета капитана, тот уже был уверен, что Бусоедов сбежал. Как, каким образом он мог сбежать, капитан не знал, одно знал точно — сбежал.
Так оно и вышло. Когда капитан Серегин открыл дверь, в кабинете было пусто, как при начале времен, разве что дух Божий над водами не летал. И чревовещателя тоже не было. То есть совсем.
— Не понимаю... — растерянно пробормотал Саша. — Только что тут сидел. В шкаф, что ли, спрятался?
Нечего сказать, отличился капитан, на наручники понадеялся. На формальную логику, так сказать. Но и она тоже подвела. Бусоедова в кабинете категорически не наблюдалось, хотя решетки на окнах все были на месте, сами окна закрыты на шпингалет изнутри, дверь заперта на замок.
Впрочем, замки-то у них не бог весть что, все-таки не тюрьма, а всего-навсего полиция. Такой замок опытному человеку открыть — раз плюнуть. Ну, так ведь капитан не просто наручники на него надел. Он же ему руки за спиной сковал. Как бы тот дверь открывал, стоя к ней спиной? А как бы потом снова запер, ключа-то нет?!
— По твоей логике выходит, что он сквозь стену прошел? — спросил полковник насмешливо.
Насчет сквозь стену — это полковнику виднее, прошел или нет, это он по магической части шуршит, Саша в этом деле новичок. А если серьезно, то, может, сообщники освободили?
Может, и сообщники, конечно. Все может быть. Только Сашиного положения это не улучшает. Прохлопал он подследственного, да еще какого — грабителя, налетчика, без пяти минут террориста. Начальство — то есть полковник Ильин — его за это по головке не погладит. Вот и думай теперь, что в рапорте писать.
Саша посмотрел на Ильина и прищурился. А что это сам Григорий Алексеевич такой подозрительно спокойный? Ему ведь, поди, тоже за это орден на грудь не повесят.
Ильин возражать не стал. Твоя, сказал, правда, не повесят. Достанется и ему, и капитану. Так что надо Бога молить, чтобы дальше выговора не пошло... А спокойный он, потому что отделались они на этот раз легким испугом. Скорее всего, сидел у капитана в кабинете не простой налетчик Бусоедов, а что-то гораздо более серьезное.
Сказано это было таким тоном, что переменился в лице капитан и даже побледнел слегка.