Нет, это Петровичу совсем не нравилось. И вообще, он не понимал, что это за сверхволки такие, откуда они взялись? Да чего тут понимать: волколаки это, вервольфы... Они здесь всюду бегают, Убежище темных охраняют. Насколько я понимаю, ты ведь и есть тот самый Петрович, о котором столько разговоров?
От неожиданности тесть закашлялся, но все-таки нашел в себе силы, пискнул тонким голосом: так точно, тот самый. А вы, значит, тоже тот самый… который…
— Я Первый из Хладных, если ты это имеешь в виду.
Теперь, наконец, тестю все сделалось ясно как днем. От возмущения он даже бояться перестал. Свинство, сказал, свинство какое. Вся, сказал, ваша спецоперация мне видна как на ладони. Заявились в Убежище, заморочили всем голову, выманили Петровича наружу, а теперь вот к себе везете. Обед из него делать.
Эрик хмуро посмотрел на старика и заметил, что у того от старости совершенно отказали мозги. На что Петрович вполне резонно возразил, что и сам вампир далеко не юноша.
— Ерунда, — отвечал тот. — Я — всегда юн. Для меня не существует времени, только вечность.
— На пенсию, значит, выйти не сможете? — посочувствовал тесть.
Но Эрра-Нергал отвечать не стал, сказал только, что вопросы здесь задает он. Петрович сначала думал, что это просто так сказано, для красоты слога. Но тот на самом деле спросил, не собирался ли Петрович ехать к капитану Серегину? Тесть начал смутно рассуждать в том смысле, что может, и собирался, а может, и нет. Сегодня, дескать, одно, завтра другое, и это с какой еще стороны посмотреть. И вдруг неожиданно для самого себя сбился и закончил решительным заявлением, что Сашку он им, вампирам, все равно не сдаст. Хватит с него подлости и предательств, надоело.
Эрик неожиданно улыбнулся в ответ на этот страстный монолог. Так, значит, Петрович считает, что он задумал недоброе? А что — не задумал? Конечно, нет. Ему нужен союз со Светлым блюстителем. И Петрович Хладному в этом поможет, то есть сведет с капитаном. Им надо поговорить о важных вещах, причем так, чтобы о разговоре этом не узнал полковник Ильин.
— Ну ладно тогда. Если о важных, то конечно, — робко сказал тесть. Весь гонор с него сошел, он опять дрожал от страха...
И правильно дрожал: в Убежище темных его уже искали. Катя первая обнаружила, что Петровича нигде нет. Не секунды не сомневаясь, кто мог устроить ему побег, она отправилась к Женевьев. Та сидела в своей комнате, о чем-то мрачно размышляя.
— Где он? — без обиняков спросила Катя, входя. — Где старик?
Женевьев удивилась: откуда ей-то знать, она вообще все время взаперти. Наверное, напился, валяется где-нибудь… Катя, свирепея, назвала ее сучкой и ведьмой, пообещала, что с рук ей это не сойдет. Женевьев в ответной речи была крайне сдержана.
— Во-первых, я не сучка. Во-вторых, не ведьма. В-третьих, все-таки думаю, что мне все сойдет с рук…
Катя в ярости замахнулась на Женевьев.
— Осторожнее, — сказала та, — руки у меня связаны, но рот-то свободен. Откуда ты знаешь, что я сейчас скажу? Как бы тебе пожалеть не пришлось.
Катя зашипела от злости. Неизвестно, что бы у них там вышло дальше, но в комнату вошел Валера.
— Успокойся, — сказал он Кате и, повернувшись к Женевьев, спросил. — Итак, госпожа Байо, где наш дураковатый друг?
Женевьев совершенно искренне возмутилась. Что за подозрения, при чем тут она? Она, между прочим, вообще связанная сидит. Валера только головой покачал. Руки у нее, может быть, и связаны, а вот рот свободен.
— Ну и что?
А то, что Валера наложил на старика заклятие отсроченной смерти. Если бы он попытался бежать сам, он бы уже умер.
— Ну, так поищите его хладный труп прямо за дверями, — посоветовала Катя.
Они уже искали, сухо отвечал Темный, никакого трупа там нет. Это значит, что Петрович ушел. Но прежде, чем он ушел, Женевьев сняла с него заклятие.
— Это нельзя сделать без помощи рук, — возразила Женевьев.
Снять нельзя, согласился Валера, а вот обезвредить заклятие на время — вполне. И она это сделала в надежде, что старик успеет добраться до полковника. Он угадал? Конечно, угадал. А ведь она обещала не ставить им палки в колеса. Она слово дала.
— А я тебе говорила, надо было ее сразу шлепнуть, — ввязалась Катя.
— А я тебе говорил, что мы не можем ее шлепнуть, — ровным тоном отвечал Темный.
— Да почему?
— Да потому что! — повысил голос Валера. — Потому что я сказал. А больше тебе знать не нужно.
Ну да, заметила Катя, ей никогда ничего не нужно знать. Но пусть тогда Валера вот о чем подумает. Предположим, выпустила Женевьев старика. Но как он прошел мимо волколаков? Если отводящие чары, так на волколаков они не действуют, у них мозги одновременно находятся во мраке и на свету...
— О, господи! — вдруг воскликнула Женевьев. — Я забыла про волколаков.
Катя засмеялась нехорошим смехом. Валера велел ей присматривать за Женевьев, а сам вышел вон. Глупый старик, похоже, на самом деле отправился на тот свет, принеся им очередные и довольно серьезные неудобства. Катя посмотрела на Женевьев, глаза у нее сузились.
— Слушай, ведьма, — сказала она очень отчетливо. — Слушай и запоминай. Я не знаю, почему Валера за тебя так держится. Не знаю, почему не дает тебя убить. Не знаю, чем ты его приворожила. Но клянусь тебе — меня ты не заморочишь. Мое терпение кончается. И когда оно иссякнет совсем, меня никто не остановит.
— Не понимаю, за что ты меня так ненавидишь? — кротко спросила Женевьев.
— За то, что тебе здесь не место...
— Ну так помоги мне сбежать.
Катя застыла от неожиданности: с ума сошла? Ты вообще понимаешь, кому ты это говоришь? Это, значит, я должна помочь тебе сбежать?! Я?!
— Ну да, — спокойно кивнула Женевьев. — Убить меня Темный тебе все равно не позволит. А вот помочь мне сбежать — это ты можешь вполне.
Катя глядела не нее с подозрением: за дурочку меня держишь, да? Какой мне смысл тебе помогать?
— Потому что это единственный способ от меня избавиться.
Катя хотела что-то сказать, но тут дверь открылась, и в комнату вошел Валера. Вид у него был хмурый. Судя по следам в лесу, старика увез Эрра-Нергал.
— Нергал? — воскликнула Катя. — Но почему они не остановили его?
Валера только плечами пожал.
— Кто не остановил? Волколаки? Первого Мертвеца? А почему ты его не остановила? Почему я его не остановил? Может, потому что его вообще никто остановить не может?..
Глава четырнадцатая. Сварог Иванович
Капитан Серегин почти оправился от загадочной своей болезни и чувствовал себя уже вполне прилично, так что полковник со спокойным сердцем взял его на вызов. Правда, странным казалось не то, что полковник взял с собой капитана, а то, что сам на вызов поехал. Это было Ильину не по чину — разве что дело ожидалось громким, резонансным, с журналистами, блогерами и прочими шумовыми эффектами прямо на месте происшествия.
— Нет, — покачал головой полковник, — дело это вряд ли резонансное. Хотя по-своему дикое, конечно. Убита целая семья, четыре человека, — и убиты они с особой жестокостью. Ну, и плюс к тому еще кое-какие странности наблюдаются.
— Какие странности? — полюбопытствовал капитан.
— Приедем — увидишь, — коротко отвечал полковник.
Некоторое время ехали молча. Серегин косился на шефа, потом все-таки не выдержал (точнее сказать, внутренний дознаватель не утерпел, полез, наглец, с вопросами):
— Григорий Алексеевич, как-то неудобно получается. Я тут у нас всемирный Блюститель, а в полиции все в капитанах хожу. Может, пора меня уже к майору представить — как считаете?
— Ага, — пробурчал Ильин, — а к званию маршала представленным быть не желаешь случайно?
К маршалу внутренний дознаватель не хотел — в полиции маршалов все равно не дают. А вот генерал-лейтенанта какого-нибудь получить совсем бы даже не мешало. Но полковник не настроен был шутить. У них и без того забот сейчас выше крыши. Если кровосос за Сашей ходить повадился, он так просто не отстанет… Да еще, может, приведет за собой кучу разновсяких чертей для полного счастья. Вместо того чтобы о несуществующем повышении рассуждать, капитан бы лучше внимательнее по сторонам глядел: авось и увидит что-нибудь для дела полезное.
Так за приятной беседой доехали до места происшествия — квартиры Нануковых, располагавшейся в старинной пятиэтажной хрущобе. Квартира была трехкомнатная, но какая-то совсем маленькая и сырая, словно жили здесь не люди, а рыбы или раки какие-нибудь, только воду на время выпустили. Обои во многих местах были сырые и отстали от стен, на потолке сплошные потеки. Поразило еще полное отсутствие в квартире мебели — не квартира, а чум какой-то. Кстати сказать, всюду были разложены мокрые оленьи шкуры, так что мысль насчет чума не такая уж была и дикая, если подумать как следует.
В тесной прихожей их встретил замначальника следственного отдела майор Селиванов. Он бодро и даже как-то залихватски отрапортовал о четырех трупах — матери, отце, дочке двенадцати лет и трехлетнем мальчишке.
— Кто обнаружил тела? — спросил полковник.
Оказывается, о трагедии в полицию сообщил дедушка.
— Что за дедушка? — заинтересовался Ильин.
Говорит, из деревни приехал, объяснил майор. А документов, между прочим, при себе не имеет. Родства с покойными, таким образом, доказать не может. Хотя соседи показали, что видели его и раньше входящим в квартиру, в том числе с хозяевами. Самого же дедушку Селиванов запер в кухне и допрашивает самым жесточайшим образом — то есть строго по закону. К сожалению, дедуля оказался упрямый, как осел. Заявил, что говорить будет только с главным. Его и уговаривали, и припугнули пару раз — ни в какую. Пришлось побеспокоить самого полковника. Хотя крыша у старика явно не на месте.
Тела осматривать полковник не стал, решил идти сразу на кухню к дедушке, крышу ему чинить. Однако прежде, чем Ильин и Серегин скрылись в кухне, майор успел сказать им в спину:
— И еще одна вещь, товарищ полковник… Убийство уж больно странное. Нет видимых признаков насильственной смерти. Только лица у всех синие.