Полковник притормозил, обернулся: удушение? Майор сомневался — если бы удушение, следы бы остались.
— Думаешь, яд?
— Пока ничего не думаю. Надо ждать вскрытия. Ну, или старичок все-таки расколется.
Угу, буркнул Ильин, уже идем колоть твоего старичка на мелкие части. Они с капитаном прошли в кухню. В кухне было не так сыро, как в остальной квартире, почти даже сухо. Но это они поняли потом. А поначалу в глаза им бросился обещанный дедушка вида самого обшарпанного, если не сказать хуже. Он сидел на стуле и казался изъятым прямо из петровских времен: стриженая в кружок седая голова, седая же жидкая бороденка, на теле простая косоворотка, украшенная вышивкой и подпоясанная плетеным поясом. На ногах посконные порты, заправленные в мягкие сапожки, — капитан вдруг вспомнил, что зовутся они, кажется, ичигами. Дед смотрел на вошедших не хитро, а как-то хитренько, что ли, но без испуга…
— Здравствуйте, милостивый государь, — строго сказал Ильин.
— И ты будь здоров, внучок, и товарищу твоему долгой жизни и благоденствия, — торопливо закивал дед. — Чайку будете? С пряничками? Самолично пек.
Полковник на такое только головой покачал: я смотрю, вы тут устроились как у себя дома
— Хороший человек везде у себя дома, а говну всякому нигде приюта нет, — разумно отвечал старичок, наливая в чайник воды. — Сейчас вот заварится, и подопьем чайку-то. И пряничков тоже поедим. Вы-то все пакетиками завариваете, по-городскому, по-кривому. А я методом старым, дедовским, проверенным.
Капитан посмотрел на полковника выразительно: во дает майор! Посадил подозреваемого прямо так, без наручников. Хорошо, он чаем увлекся, а если бы в окно сиганул?
— Обижаешь ты меня, внучок, долгой тебе жизни и благоденствия, — закряхтел старик. — Как же это я в моем возрасте с третьего этажа сигать буду? Что добрые люди скажут? Совсем, скажут, стыд потерял старый пес. Еще бы в Париж уехал и там с Эйфелевой башни спрыгнул. А наручники ваши вот, заберите, чтобы не забыть. Разучились у вас в полиции наручники-то надевать, полное, я бы сказал, служебное несоответствие выходит.
Капитан взял у него наручники, покрутил в руках и, не зная, что с ними делать, положил на стол. Шеф между тем решил, что пришла пора представиться официально. Сел напротив старичка, поглядел в глаза особенным полицейским взглядом, от которого рядовой жулик сразу заикой делается. Меня, сказал, зовут Григорий Алексеевич Ильин, по званию — полковник, а это вот наш следователь, капитан Серегин.
— Так это уж я понял, что Серегин, это у него на лбу написано, что капитан, — отвечал старик. — А меня дедушка Жихарь зовут.
— Это имя или фамилия? — полюбопытствовал Саша.
— Это все. И имя, и фамилия, и воинское звание.
Ильин вдруг задумался. Жихарь, жихарь... Знакомое что-то. Актер Сергей Юрский вам не родственник, случайно?
— Григорий Алексеевич, при чем тут Юрский? — негромко спросил Саша.
— Потому что его настоящая фамилия была Жихарев.
— А Юрский — это что?
— Юрский — это отчество. Но Бог с ним, с Юрским. Расскажите, господин Жихарь, при каких обстоятельствах вы обнаружили тела?
Да что ж тут рассказывать... Приехал он из деревни, заходит в комнату — лежат. Трое в одной комнате, и только Юхашка, младшенький, отдельно. Ильин быстро переглянулся с Серегиным. Отдельно, значит? А почему, когда приехали наши сотрудники, они лежали все вместе?
Так это он, Жихарь, его ко всем и перетащил. Уже потом, когда убил.
— Секунду! — Полковник сделал стойку. — Хотите сказать, что это вы убили семью Нануковых?
— Да ты что, внучок?! — обиделся дед. — За кого меня держишь? Да ведь они мне как родные, как я мог их убить?
Но он же сам только что сказал, что убил этого самого... как его — Юхашку!
— Да, этого убил, не отпираюсь, — согласился Жихарь. — Так там и выхода другого не было. Или он меня, или я его. Ну, а я ловчее оказался. Теперь вот сижу с вами, калякаю, а он там лежит. Все, стало быть, честь по чести.
Полковник рассвирепел: хватит тут юродствовать! Отвечайте на вопросы ясно и четко. Кто убил семью Нануковых?
— Ну, так Юхашка и убил, кому же еще?
Полковник покосился на капитана. Значит, гражданин Жихарь утверждает, что трехлетний мальчик убил двух взрослых людей и старшую сестру? Но Жихарь возразил: какой же он трехлетний, ему не меньше восемнадцати уже. Это его в трехлетнем возрасте утопили, вот он и сохранился хорошо.
— Кто утопил? — торопливо спросил Серегин, видя, что полковник вот-вот взорвется и тогда дедушке не поздоровится.
Но на этот вопрос Жихарь почему-то отвечать не стал, заупрямился. Это, сказал, дела интимные, семейные, посторонних не касаются. Капитан с полковником снова переглянулись, Ильин мигнул ему: ладно, давай сам раскручивай. И Саша начал раскручивать.
— Значит, по-вашему выходит, что трехлетний ребенок убил родителей, а вы сами убили этого ребенка? Так? — спросил капитан.
Почти так, согласился Жихарь, вот только Юхашка не ребенок — он ангиак. Другими словами, живое мертвое дитя... Как бы это понятнее объяснить-то…
Да вы вот товарища полковника спросите, он наверняка знает, о чем речь.
После этих слов воцарилась тяжелая пауза. Полковник молча и чрезвычайно неприязненно глядел на Жихаря в упор. Тот, надо отдать ему должное, не стушевался и так же точно пялился на полковника. В самый разгар этих гляделок в кухню заглянул встревоженный Селиванов, однако Ильин даже не обернулся на него. Тот потоптался немного, но все-таки обратился по форме: товарищ полковник, разрешите доложить... Дело совершенно безотлагательное. Ильин, наконец, перевел на него глаза — ну?
— Не знаю даже, как сказать… — случай, похоже, и правда, был удивительный. — Одним словом, у нас тут тело пропало.
— Какое тело? — удивился капитан.
— Мертвое.
Не говоря ни слова, Ильин поднялся со стула и пошел в комнату. Следом за ним двинулся Серегин, последним шел Селиванов.
— Эх, прохлопали Юхашку, — сказал им вслед Жихарь огорченно. — Ищи его теперь, свищи.
Войдя в гостиную, полковник и капитан немедленно убедились, что майор не бредит и одного тела — самого маленького — действительно не хватает. Полковник звероподобно посмотрел на съежившегося майора. Ну, рассказывай, Селиванов, как это ты упустил хладный труп.
Ну, как упустил, залепетал тот, не я упустил, сам пропал, дело-то небывалое... Первичный осмотр они провели, все как положено, собрались везти тела в морг. И вдруг заметили — одного нет. Как раз мальчишки.
— Может, его раньше вывезли? — спросил капитан, желая помочь непосредственному начальству. — Или украли?
Да не могли его раньше вывезти. И украсть тоже не могли, тут только свои были. Да и кому такое добро нужно?
— Хочешь сказать, — свирепо заговорил Ильин, — что мертвый младенец сам встал и ушел? Или, может, еще того хуже, он и не был мертвым?
Селиванов вытаращил глаза: товарищ полковник, что вы такое говорите? Как не был, эксперты же установили, да разве ж я когда-нибудь, безупречная служба, похвальные грамоты...
— Ладно, майор, бог с ними, с твоими грамотами, — устало перебил его Ильин. — К счастью, есть тут человечек, который может пролить свет на это странное происшествие. Капитан, позови-ка нам сюда деда Жихаря.
Саша вышел из комнаты.
Полковник между тем погрузился в тягостное раздумье. Не нравилась ему эта история, к тому же вполне могли ее темные затеять, от них чего угодно ожидать следовало. А если еще вспомнить, что там Жихарь болтал... Очевидно, он что-то знает, но что? Да и кто он вообще такой?
Тут Ильин очнулся от неприятных мыслей. Ну, и где капитан? Где этот чертов Жихарь? Они что, сквозь землю оба провалились, что ли? От кухни до комнаты два шага, и то дойти не могут.
— Мне посмотреть, товарищ полковник? — несколько лебезя, спросил майор.
Не надо, вместе посмотрим.
Они двинулись в кухню. Однако кухня встретила их пустотой — ни Жихаря, ни капитана. Только веяло теплом от горячего еще чайника, да сиротливо лежали на блюде ненадкусанные коричневые пряники — магазинные, кстати сказать, а не самодельные, наврал Жихарь, что сам пек. Впрочем, черт с ними, с пряниками, где капитан, где треклятый дед?! Обошли всю квартиру, в каждый угол заглянули, хотя и сразу понятно, что без толку это все — если Жихарь еще мог где-то прятаться, то Серегин вряд ли бы стал играть с ними в такие идиотские игры.
Вернулись в кухню. Полковник посмотрел на майора: и где они? Я тебя спрашиваю, Селиванов, куда они исчезли? Куда они вообще могли деваться?! А, майор?
Селиванов молча показал глазами на окно. Ах ты, черт. Не может быть. Третий этаж… Майор отворил окно, осторожно выглянул, посмотрел вниз. Повернулся, вид у него был озадаченный.
— Никого нет, товарищ полковник!
То есть как — нет? Никого живых, ты имеешь в виду?
— Ни живых, ни мертвых. Вообще никого…
Полковник сам подошел к окну, высунулся, обозрел пустой асфальт. Внизу действительно не был никого — ни живых, ни мертвых.
Впрочем, если бы полковник мог заглянуть за угол, он наверняка бы увидел темный «мерседес» с тонированными стеклами, в котором, конечно, не было ни Жихаря, ни капитана, зато сидели Петрович и Эрра-Нергал. Сидели они в машине Хладного не просто так — ждали, когда наконец полковник и Саша выйдут из квартиры Нануковых. Долго возятся, думал Петрович. Не к добру это... Ох, не к добру.
— Тебе-то какая разница, сиди и жди, — брюзгливо заметил ему Эрик.
Никак невозможно, ваше мертвейшество, не может Петрович долго ждать. Нет у него на это никакого времени. А все потому, что сукин сын Валера наложил на него заклятие отсроченной смерти. Если его не снять, то Петрович отбросит тапочки и станет таким, как его уважаемый спутник — холодным и неторопливым.
— Таким, как я, ты не станешь никогда, — уточнил Эрик, — даже если отбросишь всю имеющуюся у тебя обувь.
Ну, это Петрович фигурально, конечно, сказал, а не к тому, чтобы с его хладностью равняться. В том смысле, имеется в виду, что прижмурится Петрович — и тогда уж прощай, индексированная пенсия. Вот только надо помнить, что в этом случае не сможет он выполнить поручение его мертвейшества, потому что попросту умрет — вот и весь сказ.