— Не говори ерунды, — отмахнулся Ильин. Он, наконец, собрал все оружие, которое хотел. — Ну, пожелай мне ни пуха, ни пера.
— Не буду, — сказала Таня. — Я все равно не отпущу вас одного.
Полковник посчитал это глупой шуткой, но ей было не до шуток. Что она станет делать, если его убьют? Ильин воззрился на нее удивленно. Она что — плачет?
— Если вам так будет легче, то да, я плачу...
Спустя полчаса они уже ехали по городу на полковничьей легковушке. Ильин хмуро вел машину, Татьяна тихо сидела рядом.
— Далеко еще? — спросила она внезапно.
— Что, боишься?
— Я — голем, — отвечала она гордо, — я ничего не боюсь.
— Да какой ты голем... Обычная баба. На вот платок, тушь потекла.
Она молча взяла платок, поискала зеркальце на козырьке перед собой, не нашла, спросила виновато, можно ли ей смотреться в зеркало заднего вида.
— Да смотрись хоть в фары, — буркнул Ильин.
Приведя себя в порядок, она как будто даже повеселела, спросила, каков их план? План у полковника был простой. Сначала они попытаются зайти в корпорацию партикулярно, то есть добром. Если охрана их не пустит, тогда уже придется применить силу. Сварога, если получится, можно обезвредить, но не убивать.
— Тем более что Сварога убить очень трудно, — заметила Татьяна. — Вряд ли он вообще даст себя убить.
Ильин только хмуро поморщился.
Остаток пути они проделали в молчании. Наконец полковник остановил машину возле большого офисного здания, выкрашенного почему-то в камуфляжный цвет и растворявшегося в окружавшем его небольшом парке. Впрочем, парк только на первый взгляд казался парком. Стоило сделать по нему пару шагов, и ты углублялся в лес — на удивление дремучий. Ильин повернулся к Татьяне, лицо его было серьезным.
— Тактика следующая, — сказал он. — Идешь за моей спиной. Если видишь кого-то, кого не вижу я, но кто хочет прикончить меня или тебя, — наносишь удар. Все понятно?
— Степень применения силы? — уточнила Татьяна.
— По обстоятельствам...
Они вышли наружу. Возле здания было подозрительно пусто: ни единого человека в зоне видимости, ни одной машины на стоянке.
— Где же охрана? — спросила Таня. — Как мы будем с ней сражаться, если ее нет?
Но Ильин только рукой махнул: пес с ней, с охраной. Его больше интересовало, где Сварог, не сбежал ли он в преддверии разборок. Они направились к массивным входным дверям, но те было намертво закрыты и даже, кажется, заблокированы изнутри.
— Придется разносить, — сказала Татьяна.
Еще чего, разносить. Да сюда вмиг со всего леса вся нечисть сбежится!
— А какие есть варианты?
Полковник вздохнул. Вариантов не было, разве что в окна лезть. Но это вряд ли будет менее шумно, окна-то вон, укрепленные.
— Дорогие мои, вы, кажется, меня ищете? — раздался сзади чей-то весьма солидный и положительный голос.
Таня взлетела в воздух, развернулась в полете и нанесла по врагу удар чудовищной силы. Однако Ильин в последний миг успел ее оттолкнуть, и нога голема просвистела в воздухе прямо перед носом у невесть откуда взявшегося незнакомца. Впрочем, справедливости ради скажем, что это был не совсем незнакомец. Во всяком случае, полковник этого незнакомца знал отлично. Им оказался тот самый Сварог Иванович, которого они решили обезвредить, но не убивать. Глава корпорации «Местные» был одет не в армяк, порты и лапти, как можно было ожидать, а во вполне приличный костюм от какого-то старомодного европейского дизайнера, судя по значку на пиджаке — от Армани. Лицо у него было одновременно значительное и хитроватое, такие лица во множестве можно встретить в российских парламентах самого разного уровня, начиная от государственной думы и кончая думами районными.
— Ну вот, — пожаловался Сварог. — Не успел пары слов сказать, как чуть не прикончили.
— Глупо, Сварог Иванович, — сухо заметил полковник. — Глупо и неосмотрительно так резко возникать за спиной у боевого голема. А если бы она ударила?
— Надеюсь, ты был бы безутешен. И похоронил бы меня с превеликой помпой.
— Тебя, пожалуй, похоронишь, — проворчал полковник.
— Да, это непросто, — кивнул собеседник и вдруг словно спохватился. — А что же это мы на пороге-то стоим, все равно как колдуны какие-нибудь? Давайте уже войдем. Прошу, как говорится, к нашему шалашу.
Они вошли в здание следом за хозяином, при этом тяжелые двери открылись легко и без всякого усилия.
— Электромагнитные замки — великое дело, — подмигнул Сварог.
Прошли по пустым, гулким коридорам, поднялись на лифте на третий этаж. Миновали пустой предбанник, вошли в огромный, заставленный фикусами, пальмами и монстерами кабинет Сварога. Полковник полюбопытствовал, куда делась секретарша Маржана.
— Туда же, куда и остальные, — туманно отвечал Сварог. — Присаживайтесь.
Они расселись по креслам, сам Сварог направился к бару. Поинтересовался, не хотят ли гости дорогие выпить. Татьяна не хотела, а полковник был за рулем. Ну, в таком случае он и один выпить может. И хозяин налил себе в стакан неразбавленного медицинского спирта. Полковник удивленно поднял брови: что, есть повод? По словам Сварога, повода не было, зато была причина. Ведь пьют, как всем известно, не только на радостях, но и с горя.
— Сварог Иваныч, не пугай меня.
— Я не пугаю, — серьезно отвечал Сварог, честное депутатское лицо его стало мрачным. — Я и сам, по правде говоря…
Он осекся, что-то беспомощное сквозило в его взгляде. Ильин покосился на Татьяну, снова глянул на Сварога, глазами спрашивал его: что такое, о чем ты? Сварог с минуту о чем-то напряженно думал, наконец решился.
— Послушайте-ка, братцы, один разговор, — сказал он, кладя на стол свой смартфон. — Это я говорю, я и Жихарь.
Он включил диктофонную запись, раздался искаженный мембраной голос Жихаря.
— Сварог Иванович, у нас тут чрезвычайные обстоятельства...
— Ты где? — перебил его голос Сварога.
— В катакомбах у Драугра.
— А Блюститель с тобой?
— Да. Был со мной.
— Что значит — был? Зачем ты вообще его туда поволок?
— Для приватности.
— Для приватности? Совсем из ума выжил, старый черт! Ну-ка, быстро выбирайтесь, пока Лихо спит.
— Не могу, Сварог Иванович...
Из телефона послышался страшный рев.
— Это что... Что там у тебя такое?
— Лихо проснулось, Сварог Иванович.
— Так беги, что ты болты болтаешь!!
— И рад бы в рай, да грехи не пускают... Тут меня слуги Лиха обступили. Так что, боюсь, не выдюжу я, Сварог Иванович.
— А Блюститель? С ним что?
— Я его погнал наверх. Даст Бог, найдет дорожку. А я уж тут буду держаться, сколько можно... Лишь бы он спасся. Прощайте, Сварог Иванович. Не поминайте ли...
Последние слова Жихаря заглушил страшный рев. Запись оборвалась. Несколько секунд стояло мертвое молчание, потом полковник грохнул кулаком по столу.
— Ах, старый идиот... Да что же он натворил! Ты-то хоть понимаешь, что он наделал?
Сварог кивнул, все он понимает. Поэтому и нет никого в офисе. Всю наличную живую силу — и неживую тоже — послал в катакомбы Блюстителя искать.
— В катакомбы? — взвился полковник. — Да где ты его сейчас там найдешь? А если его слуги Лиха возьмут? А если Драугр?
Ну-ну, полковник, не нагнетай. Блюститель — это сила, справиться с ней не так легко.
— Да ведь сила эта не инициирована еще. Сила не в полной силе пока. А ты со своим Жихарем его прямо в глотку нежити швырнул.
Сварог поднял руку: погоди, Григорий Алексеевич, не кричи. Не все так просто. Он ведь, Блюститель твой, как бы это помягче... Он и сам почти что нежить теперь. Его вампир укусил.
Вдруг в кабинете стало очень тихо.
— Врешь, Сварог... — сказал полковник. — Не могло этого быть... Где и когда?!
Ну, где и когда — это уж полковнику виднее. Он же его пас все время.
— Говорю тебе, не мог его никто укусить! Не мог, понимаешь, просто не... — Ильин осекся, задумался. — Хотя постой. Кажется, вспомнил. Приходил к нам тут один гость. Из хладных... Нет, все равно не мог. Я бы увидел, если бы Сашка начал обращаться. Не я, так Таня бы увидела.
Тут полковник умолк, и они оба посмотрели на Таню. Что скажешь, голем, спросил Сварог неожиданно жестким голосом. Та молчала.
— Я говорю, что скажешь? — повторил он.
Ильин покачал головой, взгляд его стал растерянным. Татьяна? Нет... Не может быть... Ты что-то знала? Знала и не сказала мне?
— Он просил не говорить. Я поклялась.
— Поклялась? Ты служишь мне, мне одному!
Это так. И если бы полковник спросил, она бы не солгала. Но он не спросил… Полковник схватился за голову: неужели она не поняла, чем это грозит? Всем грозит, всем нам до последнего человека? Нет, она поняла... Но она не знала, что это обращение. У Саши просто была температура и...
— Что — и?
— И выпал мост изо рта.
Несколько секунд стояла мертвая тишина. Потом полковник обернулся к Сварогу, молча смотрел на него. Я все понял, наконец медленно выговорил он, я понял все. Ты специально это подстроил, Сварог Иванович. Ты знал, что Блюститель обращается. И, испугавшись, ты решил убрать его руками подземных тварей. Так ведь? Скажи, что так!
Взгляд у Сварога сделался страшным.
— Да ты умом тронулся, Григорий Алексеевич…
Глава шестнадцатая. В катакомбах у Драугра
Убежище хладных показалось тестю местом довольно гостеприимным — если, конечно, принять во внимание, кто именно его создавал. Плюшками и пирогами здесь, конечно, Петровича никто не потчевал, но хотя бы к жизни вернули. Как именно это случилось, он не знал, поскольку в тот момент честно находился одной ногой в могиле, а если брать собственное ощущение, то и всеми четырьмя. Впрочем, вполне можно было предположить, что дело без магии не обошлось, ну, или уж как минимум без дефибрилляторов.
Сейчас, еще слабый после воскрешения, Петрович валялся на диване и озирал мрачноватую пустоту своей комнаты, которая не имела ни окон, ни дверей — прямо как огурец в загадке. Правда, в загадке было еще полно людей, а здесь никаких людей не наблюдалось, если, конечно, не считать за человека самого Петровича. Высоченные потолки Убежища почему-то не увеличивали ощущения пространства, зато с упорством, достойным лучшего применения, давили на психику. Цвет стен был какой-то… да черт его знает, какой он был, этот цвет, одно слово — вампирский, у людей, наверное, и оттенка-то такого не существует. Нечто с продрисью, и непонятно даже, что именно… Точнее всего, пожалуй, было определение «продрись с продрисью», вот это было ближе всего к делу. И посреди этой непроглядной продриси валялся бывший покойник Петрович, которого, понятное дело, одолевали мрачные и унылые мысли.