— О, нет-нет, не хочу слушать! — Женевьев, как благовоспитанная барышня, даже закрыла уши руками.
— Ну, я же тебе сказал, это не совсем то, что можно подумать. Это не рядовой бордель, это генетический салон.
Женевьев поглядела на полковника с удивлением: генетический? И чем же они там занимаются? Известно, чем, отвечал полковник, клепают из мух слонов. Женевьев даже остановилась на миг: из мух слонов? Вы не шутите? Магическая наука хладных достигла таких высот?
— Не совсем, — уклончиво отвечал Ильин. — Там не столько наука и магия, сколько убеждение и бюрократия. Мухе отрывают крылья и лишнюю пару лап, а хоботок у нее уже есть. Покупателю выдают свидетельство, которое содержит какую-нибудь ахинею вроде: «сия предбывшая моска нарекается элефантом...» Ну, или чуть-чуть сложнее, лишь бы магнинов загипнотизировать, которые весь этот генетический зоопарк скупают оптом и в розницу.
— Но зачем это магнинам? — не понимала Женевьев.
— Как — зачем? Каждый магнин хотел бы иметь своего слона. Однако настоящий слон стоит дорого, жрет, как слон, и держать его негде. И вот тут-то на помощь приходит ангел во плоти, она же мадам Безухен со своими мухами, которых раздувает до размера слона. Таких слонов на ладони десяток поместится — очень удобно. При этом стоят они не больше тысячи долларов за штуку.
Женевьев не поверила: не может быть, почему так дорого? А пиар, отвечал полковник, а предпродажная подготовка, а репутация, в конце концов? Ты подумай, что будет, если вдруг кто-то схватит мадам Безухен за руку и скажет, что слоны ее — никакие не слоны, а просто раздутые мухи-ампутанты? Представь, какой это будет удар по ее бизнесу, какому риску она себя подвергает!
Женевьев только головой покачала: но ведь на самом деле мухи не становятся слонами, как же магнины этого не видят?
— Магнины этого не видят, потому что они тугосери, — объяснил Ильин, — чужим словам верят больше, чем самим себе. Это — во-первых. А во-вторых, мадам Безухен является крупнейшим авторитетом в области превращения мух в слонов, и если уж она нарекла муху слоном, то значит, так оно и есть. А кто этому не верит, тот, получается, и не тугосеря никакой, и пусть тогда пеняет на себя.
— Но ведь настоящая генетика… — начала было Женевьев, но полковник ее перебил:
— Генетика — продажная девка империализма. Это знают все, но лишь мадам Безухен смогла сделать на этом реальный бизнес. Все остальное — зависть ничтожных людишек и попытки заплюнуть ядовитой слюной на Олимп, на который завистники сами забраться не могут…
И, подмигнув, открыл калитку, которая вела во двор ничем не примечательного домика. Однако не успели они сделать и пары шагов, как на них от забора с ужасным воем бросилась мелкая блондинистая собачонка и стала виться вокруг Ильина, норовя тяпнуть его за брючину. Полковник погрозил ей пальцем, и та переключилась на Женевьев: забегала перед ней, запрокидывая головенку и выискивая наиболее кусабельное место.
— Ой, — испугалась Женевьев, — плохая собака! Брысь, кыш, место!
Полковник только руками развел: что еще за брысь-кыш, смешно, ты бы еще цоб-цобе сказала. Это ведь Жучка, с ней так нельзя, с ней надо деликатно, она же и расплакаться может, не уймешь потом. И, как бы желая доказать справедливость своих слов, отвесил собачке легкий полупоклон и обратился к ней с видом таким куртуазным, на который способен один лишь российский правоохранитель.
— Любезная мадам, — пророкотал полковник низким голосом, — мы чрезвычайно польщены тем горячим приемом, который вы нам оказали. Не позволите ли вы нам после положенного приветствия проследовать прямо в сердце вашего имения?
Собачонка тут же успокоилась и завиляла хвостом, тявкнула дружелюбно, а затем побежала обратно к забору. Там она легла в небольшую ямку, которую, видно, сама же и выкопала, положила голову на лапы и поглядывала оттуда с видом одновременно довольным и хитрым.
— Любезная мадам? — Женевьев была озадачена. — Что это значит, полковник?
Ильин не стал наводить тень на плетень и объяснил все очень доступно. Жучка, сказал он, не что иное, как результат генетических экспериментов мадам Безухен. Из нее должна была выйти… ну, впрочем, неважно кто. Важно, что в один прекрасный день Жучка сорвалась с цепи, сбрендила и вообразила, что именно она — настоящая мадам Безухен, а все остальное — дешевая подделка. И вот теперь бедная псина бросается на всех входящих и выходящих, требуя признания. Ее, конечно, выгнали из дома и подвергли обструкции, но это ее не остановило — как говорится, брань на вороту не виснет, а на хвосте тем более.
— Позвольте, — пролепетала Женевьев, — но как же она может быть мадам Безухен, если она даже не человек?
— Ну, строго говоря, мадам Безухен тоже не совсем человек… — начал было полковник, но тут его прервали самым грубым образом.
На крыльцо дома выбежала тетенька самых средних лет, зато весьма мужественного вида, грозно поглядела на Женевьев и вдруг истошно закричала: «Мне расти — вам умаляться!»
— Прощу прощения? — мадемуазель Байо подняла брови. — Что вы имеете в виду?
— Сдохни, тварь, вот что я имею в виду! — прокричала тетенька с тем же железным видом.
Женевьев переменилась в лице, но полковник успел перехватить карающую длань французского ажана.
— Погоди-погоди, — сказал он, — это же даже не хозяйка.
В одно мгновение он оказался рядом с неприветливой дамой, несколько секунд приглядывался к ней, потом психиатрически пощелкал пальцами возле лица. Та встрепенулась и с вызовом произнесла: «А ты что за сучка?!»
Полковник повернулся к Женевьев и развел руками.
— Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, дама стала жертвой практикума по аргументации. Кажется, ее учили доказательной дискуссии — так, как ее понимают магнины, — и вот вам результат.
Услышав слово «дискуссия», дама просветлела лицом и выдала взволнованную тираду, состоящую из одних матерных слов.
— Похоже, мы ей понравились, — сказал полковник.
Но Женевьев была другого мнения.
— По-вашему, это дискуссия? Это аргументация?!
— По-моему, нет, — повинился Ильин. — Но в мире магнинов оскорбления обладают какой-то особенной убедительностью и, может быть, даже побивают любые высказывания оппонента. И вообще, чего ты хочешь? Чтобы магнины мерили человека не успехом, а приличием?
— Нет, пусть меряют успехом, я не возражаю. Но почему для успеха обязательно становиться отродьем выгребной ямы?
— Ну, уж сразу и выгребной, — усмехнулся полковник. — Есть довольно утонченные мерзавцы… Впрочем, ты права: сколько ни прыскай в канализацию духами, цветником она не станет.
Услышав это, женщина на крылечке снова разразилась матерной тирадой — и такой ядреной, что Женевьев только моргала, слушая ее. И вдруг ее настигла догадка. Эта несчастная, видимо, тоже результат неудачного генетического эксперимента, как и бедная Жучка.
— В мире магнинов все — результат эксперимента, — отвечал ей Ильин. — Только эксперимент этот провели темные, остальное приложилось. Что же касается Безухенов, то, уверяю тебя, они тут совершенно ни при чем. У них, конечно, полно недостатков, но вампиры они вполне благовоспитанные и даже горло жертве не перегрызут, не извинившись предварительно. Скорее уж тетенька эта ужаснулась самой себе и пришла, чтобы подвергнуться трансформации, в которых Кащей является таким мастером. Не исключено, что из этой тугосери даже попытаются сделать человека, хотя зачем это Кащею — ума не приложу.
Обогнув ужасную женщину, продолжавшую безостановочно браниться, они вошли в дом. Там в сенях за письменным столом сидел мальчик в хорошем костюме, но почему-то в опорках, и наговаривал что-то на диктофон. Мальчонка был еще маленький, но лицо имел не по возрасту взрослое и даже какое-то гипнотическое, словно тело ему растили в одном месте а голову — в другом.
— А вот это уже не твое дело, где его растили, — шепнул девушке Ильин, — меньше знаешь, крепче спишь. Ты лучше посмотри, как у нас тут все замечательно складывается, буквально как в сказке. По дороге к цели возникают три препятствия. Мы преодолеваем их, но не благодаря силе и обману, а благодаря вежливости и благовоспитанности. Прошли через два, пройдем и через третье. Гляди, как я его сейчас вежливостью шарахну...
Но шарахнуть не вышло. Мальчуган в опорках покосился на них, пожевал губами и сказал в диктофон очень громко и выразительно:
— Раз-раз... раз, два, три! Десять, десять… Двадцать четыре. Запись пошла. Кхе-кхе... Так что, дорогой дедушка Сергей Владиленович! И пишу тебе личное аудиописьмо — можешь прослушать его на всех радиостанциях, а также на Радио «Свобода».
Полковник и Женевьев замерли от неожиданности.
— Я тут жизнь планировал при реальном сроке, а замест того меня все на руках носят и в президенты России предсказывают, — жаловался мальчик диктофону. — Любой другой от такой перспективы заранее коньки бы отбросил, а я ищу плюсы в самой безнадежной ситуации.
Видимо, диктовать под чужими взглядами ему было все-таки неудобно, так что он, наконец, прервался и с большим неудовольствием посмотрел на вошедших: что надо?
— Продолжайте, прошу вас, — улыбнулся полковник.
И мальчик продолжил. При этом с каждым словом голос у него становился все более горестным, а под конец просто задрожал.
— Ты, дедушка, небось слышал сам, как бросили меня в КПЗ и пытали — в зеркало не давали смотреться; чуть я не умер от такого морального ущерба. Злые люди говорят, что я нарцисс, а сами даже этого не имеют и сидят всем назло в собственной заднице. А в администрации надо мной насмехаются и велят красть у либералов огурцы. Нас, либертарианцев, на зарплате держат, а как распилы или откаты, то между собой делят, а мы на зарплате худеем. А у меня, между прочим, потребности есть. Еще на меня клевещут, что я проект Кремля и Михаила Борисовича Ходорковского, а на самом деле я самозанятый на четыре процента в год. А к тебе, дедушка, не пускают: и без того, говорят, очередь из жополизов. А я не для жопы лизания, а из чистого сердца — чтобы ты знал, что народ плохо живет, а надо ему — любовь и ответственность. То есть я так считаю: полюбил — отвечай, а не так, чтобы усвистать за границу и алиментов не платить. И все девушки со мной согласные.