На щеку мальчика выползла непрошеная слезинка, но он все-таки совладал с собой и снова заговорил...
— Милый дедушка Сергей Владиленович, сделай божецкую милость, возьми ты меня отсюда к себе, нету никакой моей возможности терпеть этих демократов... И хоша они такие же демократы, как я — либертарианец, все равно обидно. Если возьмешь, я готов с тобой пиаром заниматься вплоть даже до политики, а если что не так — отдай меня Милонову, пусть делает со мной все, что хочет...
— В мире, где никто не хочет работать, самопрезентация — первое и единственное дело индивидуума, — задумчиво заметил полковник. — Типично магнинское письмо, каждый первый написал бы точно такое.
Не дожидаясь, пока мальчик закончит свои излияния, они быстро прошли мимо и вошли в первую из комнат, которая, очевидно, служила для визитов. Комната была большой, но обставленной довольно скудно — очень маленький и узкий книжный шкаф, трюмо, письменный стол и кресло у окна. Более-менее солидно выглядел только черный кожаный диван в самом центре комнаты. В красном углу висели три больших иконы — Егора Гайдара, лысого писателя из военных патриотов и еще почему-то лик святого Спиридона Тримифунтского.
— Странный набор, — заметила Женевьев, — очень странный.
— Плевать на набор, — отмахнулся полковник, — нам важно, чтобы Кащей объяснил, что станет с Сашкой после укуса вампира. Если об этом кто-то и может знать, то только он — историк и великий магистр трансформаций.
Тут дверь в дальнем углу комнаты открылась, и из нее выглянула сравнительно молодая вампирша с ногами чуть более полными, чем годятся для подиума. Лицо ее в рамке коротко стриженных черных волос казалось не просто белым, а прямо мраморным, словно у греческой статуи. На лице этом застыла сейчас сложная смесь презрения и оскорбленной невинности. Впрочем, увидев полковника, мадам Безухен — а кто еще мог это быть? — постаралась добавить своей физиономии немного доброжелательности.
— Полковник, вы ко мне? — кокетливо спросила она высоким, хотя и несколько тускловатым голосом.
— Рад бы в рай, дорогая мадам Безухен, — галантно отвечал полковник, — но, сами знаете, грехи не пускают. То есть пускают, но только к достопочтенному папаше вашему, который, как известно, всея великия, и малыя, и белыя...
Мадам сдержанно улыбнулась.
— А вы все шутите… Но я все равно не обижаюсь. Вы же знаете, как хорошо я отношусь к денисовцам вообще и к вам лично.
— О да, я знаю… — сказал полковник с такой странной интонацией, что мадам решила поскорее свернуть разговор. Вы присядьте, сказала она с очаровательной улыбкой, а я позову отца. Мазнув равнодушным взглядом по Женевьев, хозяйка исчезла за дверью.
Гости присели на большой черный диван с некоторой осторожностью — почему-то казалось, что он может вдруг разверзнуться и увлечь их прямо в тартарары. Женевьев посмотрела на полковника вопросительно: это и есть пресловутая мадам Безухен? И только-то? Тот пожал плечами, а ты кого ждала? Клеопатру? Царицу Савскую? Не худший вариант, скажу я тебе. Человек — пардон, хладный — честно делает свой гм-гм… ну, пусть бизнес, черт с ним. Занимаешься бизнесом — так и скажи, и нечего из себя невинность строить и изображать душевные порывы в гонорарной ведомости. К тому же мадам симпатизирует светлому делу, пусть даже только на словах. В общем, кто первый бросит в нее камень, тот сильно об этом пожалеет.
Тут дальняя дверь, за которой минуту назад исчезла мадам, снова открылась и в комнату вошел, немного горбясь, высокий, гладко выбритый лысый вампир. Маленькие круглые глаза его, красноватые то ли от усталости, то ли от перенесенных невзгод, глядели внимательно, без выражения.
— Мастер, пусть ночи ваши будут добрыми, — полковник встал с дивана навстречу хозяину, Женевьев на правах барышни осталась сидеть.
Вампир благосклонно склонил голову, приветствуя полковника, церемонно поцеловал даме руку и молча сел в кресло у окна. Маленькие его и красные, как у дрозофилы, глаза неотрывно глядели на Ильина. Тот сразу, без предисловий, взял быка за рога.
— Слухи у нас распространяются быстро, — сказал Ильин многозначительно. — Возможно, мастер уже слышал о нашей беде и о том, что хладный укусил Светлого блюстителя обращающим укусом.
Хозяин дома при этих словах даже не пошевелился, из чего Женевьев сделала вывод, что обращение Саши для него не новость.
— Нам нужно знать, каковы могут быть последствия такого укуса, — продолжал полковник, глядя на вампира. Поскольку тот молчал, полковник добавил: — Я полагаю, это важно для всех — как для Космоса, так и для Хаоса.
Мастер трансформаций по-прежнему молчал, не сводя взгляда с Ильина. Видя это, полковник решил пойти с козырей.
— Все светлые и я лично были бы весьма благодарны мастеру, если бы он поделился с нами своими соображениями об интересующем нас предмете.
Ни единый мускул не дрогнул на лице хладного, и Женевьев подумала, что миссия их тут провалена. Однако полковник молча ждал. Прошла минута, другая — и вот древний вампир разомкнул сухие губы.
— Меня интересуют гарантии безопасности, — сказал он голосом чуть скрипучим, но очень ясным.
— Безопасность хладных предусмотрена общим договором, — начал было полковник, но собеседник перебил его.
— Мне безразличен договор, он относится только к мирному времени. А в ближайшее время начнется большая война.
— Все-таки начнется, — чуть слышно прошептал полковник, но собеседник его услышал. Легкая улыбка скользнула по бессмертным губам: неужели полковник сам не догадывался? Разумеется, полковник догадывался, с досадой отвечал Ильин, но все-таки была надежда избежать армагеддона.
Вампир ничего на это не ответил, но вернулся к теме, которая, по-видимому, очень его волновала.
— Наша семья — из древнего рода преждерожденных хладных, мы не какие-то случайно укушенные магнины, — заговорил он. — Естественный срок нашей жизни чрезвычайно велик. И поэтому мы так ценим жизнь — и чужую, и, в особенности, свою. Мы не навлекаем на себя ничьего гнева, мы даже от человеческой крови отказались. И все для того, чтобы ни у кого не было повода нас упокоить. В мирное время наша жизнь гарантирована договорами. Но во время войны нашей семье нужны абсолютные личные гарантии со стороны денисовцев.
— Я не уполномочен давать такие гарантии от имени Света... — живо возразил полковник, но хладный опять не дал ему договорить.
— Пока ваш Блюститель недееспособен, от имени светлых выступаете лично вы. Так что вы уполномочены. Но, впрочем, — добавил он со значением, — если вас не интересует судьба вашего Блюстителя, а равно и мира в целом — вы можете отказаться.
Полковник ничего не ответил, он думал, опустив глаза в пол. Вампир глядел на него, слегка улыбаясь. Странно смотрелась эта улыбка на пустом, как вечность, лице.
— Ну же, полковник, чем вы рискуете? Что такое для вас одна хладная семья, мы ведь даже крови человеческой не пьем!
Ильин поднял на него глаза. Они теперь стали такие же, как у вампира — спокойные и ничего не выражающие.
— Хорошо, — сказал он, — от имени Света я даю вам и вашей семье гарантии неприкосновенности.
В воздухе коротко полыхнула молния, остро запахло озоном. Ну, а теперь ваша очередь, любезный мастер, ясно говорил взгляд полковника. Вампир поднялся с кресла, подошел к книжному шкафу и снял с полки толстый том без названия. Том был потертый, цвета засыхающей крови, хозяин дома держал его с особенной осторожностью, как будто из книги могло явиться какое-то чудовище. Он снова уселся в кресло, раскрыл том и задумался над ним.
— Что там такое? — шепотом спросила Женевьев.
Полковник пожал плечами: может, астрологические таблицы, может, алхимические рецепты, а может, цепочки ДНК — не знаю. Вампир между тем медленно перелистывал страницы, на некоторых задерживался подолгу, другие только лишь проглядывал. Наконец он закрыл том и глубоко задумался, глядя в потолок. Полковник и Женевьев терпеливо ждали.
Так прошло несколько минут. Потом вампир перевел взгляд на гостей. Женевьев на миг почудилось, что в красных круглых глазах его поселился ужас.
— Светлого Блюстителя больше нет, — отчетливо выговорил мастер трансформаций. — Там, где он был раньше, теперь царит чистое Зло. И Зло это равно смертельно для всех — людей, денисовцев, темных и хладных. Мир на пороге гибели, полковник, все населяющие его существа обречены...
Глава восемнадцатая. Господин Старший игва
Домой полковник и Женевьев возвращались в тяжелом молчании. Некоторое время Женевьев только искоса поглядывала на Ильина, мрачно сидевшего за рулем, и наконец не выдержала.
— Как вы думаете, мастер сказал правду? — спросила она с тревогой.
Полковник пожал плечами. Черт его знает, этого Кощея всея великия, и малыя, и прочия. В первую очередь, конечно, он о своей выгоде думает — и во вторую, и в третью тоже. Да собственно, ни о чем другом он и думать не может, кроме как о выгоде, он же натуральный Кощей. Так что верить ему сразу и безоговорочно Ильин бы поостерегся.
А вот ей показалось, что тот был напуган по-настоящему… Полковник покосился на Женьку, но ничего не сказал. Остаток пути они проделали молча. Тишина стояла такая, что, казалось, ткни ее пальцем — и прорвется. Легкий, едва слышный шум мотора не разрежал, а лишь усугублял невыносимое молчание.
Когда добрались до дома Ильина, стало немного легче. Татьяна встретила их весьма радушно, на какой-то момент даже Женевьев показалось, что не голем она, а настоящая женщина. Впрочем, ей с самого начала было жаль Татьяну, слишком уж это казалось противоестественным и страшным — из живой, чувствующей, любящей и страдающей женщины сделать охранный механизм и кухонный комбайн. И даже если учитывать, что альтернативой этому была глухая и безысходная могила, все равно, все равно...
Она не поняла, в какой момент мысли ее с голема перепрыгнули на Петровича, но перепрыгнули-таки. И так неожиданно, что она даже ахнула: товарищ полковник, а где Петрович, почему его не видно? Он домой к себе вернулся? Ильин посмотрел на нее изумленно: Петрович? Ты у меня спрашиваешь? Это я у тебя хотел спросить, где Петрович. Его же темные взяли в плен, он должен был быть вместе с тобой.