Ильин хмуро отвечал, что не занимался этим вопросом. Заинтригованный Сварог попросил уступить ему Татьяну на пару дней — исключительно в научных целях. Для исследования. На это полковник посоветовал ему сделать своего голема и его исследовать. Сварог усмехнулся: своего не могу, ты же знаешь, эта магия для нас чужая.
— Тогда нечего вообще в нее лезть, — огрызнулся полковник. — Ты вон лучше игвой займись. Пока он сам тобой не занялся.
Все трое помрачнели. И только голем Татьяна, выведенная из строя электрошокером, лежала на полу белая и безмятежная, как лилия.
***
Эрра-Нергал сидел в своем убежище на троне тоже белый и неподвижный, но сравнить его с лилией взялся бы только самый отмороженный поэт из числа современных, которым вообще все равно, что с чем сравнивать. При желании можно было сравнить его с мраморной статуей, которой, возможно, он на самом деле и являлся.
В дверь постучали.
— Входи, Петрович, — сказал Нергал, не меняя позы.
Петрович, вошел, удивляясь: как это его мертвейшество узнало, что это он — через дверь, что ли, видит?
— Головой надо думать, Петрович, — отвечал вампир. — Сейчас здесь, в убежище, нас всего трое — я, ты и Юхашка. Если бы я захотел зайти к себе самому в гости, я бы стучаться не стал: у меня с самим собой отношения простые, без церемоний. Юхашка, когда стучится, всегда говорит пискливо: «Хозяин, можно?». Вот так, путем логических умозаключений я и прихожу к тому, что в дверь стучишь ты.
— Вон оно чего логика-то делает! — поразился тесть.
— Плюнь, Петрович, — отвечал Эрик. — На самом деле логика тут не при чем — я просто вижу через дверь. Так что у тебя за дело?
Дело у Петровича было неприятное, совсем печальное было дело. Тесть пришел к его прижмуренности жаловаться. Изволите видеть, Юхашка, сучий потрох, все время его атакует. То за ногу укусит, то за руку. А это, извините, больно! Можно инвалидом остаться в расцвете лет — то есть в том возрасте, когда ты вышел на пенсию и государство уже ничего с тобой сделать не может, кроме как отправить на тот свет при помощи бесплатной медицины.
— Не останешься, — успокоил его вампир. — Это он шутит так. Если бы он правда тебя укусил, он бы тебе с ходу руку оттяпал. Или ногу.
— Так что же, прикажете радоваться, что я еще живой?
— Именно так, Петрович. Приказываю тебе радоваться, что ты живой.
Тесть обиженно отвернулся: хозяин — барин… Хотел уйти, но вспомнил еще что-то. Он спросить хотел у его мертвейшества... С какой это радости он, Петрович, тут сидит, как пенек? Может, отпустите старичка на все четыре стороны? Но Эрик только головой покачал: Петрович ему еще нужен.
— Для чего?
Выяснилось, что Петрович у них будет кроликом. Подопытным. Это что такое значит, удивился Петрович. Это значит, что прежде, чем входить в прямой контакт с Блюстителем, ему подсунут Петровича. Дело в том, что подлинной силы Блюстителя сейчас никто не знает. Так вот, Первородный хочет посмотреть сначала, что именно капитан сделает со своим тестем. По этому можно будет понять, какова его сила и до какой степени он себя контролирует.
— Так он ведь убить меня может, — насупился Петрович.
— Может, — подтвердил Эрик. — А может и не убить. Но на плохие шансы мы не ловим. Так что давай, Петрович, собирайся...
Не прошло и часа, как машина Первородного подъехала к Убежищу темных.
— Ну, Петрович, к подвигу готов? — сухо спросил Эрик. — Волколаков не бойся, я их разогнал. Одним словом, ноги в руки и двигай к убежищу.
Тесть удивился: как же это он один пойдет, без никакой компании? Ведь его мертвейшеству надо увидеть, что Сашка с ним сделает. Эрик, однако, отвечал, что он и так все увидит — глазами самого Петровича. Он будет у него как бы в голове. Ну, и на всякий случай на грудь ему скрытую камеру повесят.
Несмотря на исчерпывающий инструктаж, идти в Убежище темных Петровичу очень не хотелось. Встреча с переродившимся капитаном не сулила ему ничего хорошего. И, конечно, он бы отказался наотрез, если бы не боялся, что Эрик учудит с ним что-нибудь еще более страшное. Тот, во всяком случае, именно это ему и обещал.
Горько вздохнув два или три раза — прощайте, дескать, милые сердцу друзья-кровососы, — Петрович вылез из машины и почесал в сторону леса. Юхашка грустно смотрел ему вслед.
— Что, — спросил вампир, — жалко тебе Петровича?
— Очень жалко, — кивнул Юхашка. — Я его съесть хотел, а теперь его Блюститель съест. Так жалко — сил нет...
Тесть тем временем осторожно просочился через лес по известной уже ему тропинке, подходящей не только для проезда одной машины, но, как выяснилось, и для прохода одного старичка. Волколаков не было, Эрик не соврал. Впрочем, может, они и были, но предпочли не показывать свои гнусные хари перед очами персонального пенсионера. Вынырнув из леса на поляну, Петрович встал перед знакомыми тяжелыми воротами, поскребся в них. Никто ему не ответил. Тогда он оглянулся — не видит ли кто? — и храбро толкнул створку. Вошел внутрь, встал в огромном холле, откашлялся. В пустом холле зашебуршалось было, но быстро улеглось эхо.
— Эй, люди добрые… — негромко сказал тесть. — Есть кто живой? Или хотя бы мертвый — тоже сгодится…
Но, судя по всему, ни живые, ни мертвые, ни какие бы то ни было еще не скрывались сейчас в темных пространствах убежища — одно только эхо слабо отзывалось на слова тестя.
Нет никого, сказал сам себе Петрович, может, вернуться? Так и так, мол, никого не нашел, все в порядке... Нет, не получится. Его прижмуренность-то у меня прямо в черепушке сидит, все видит, все слышит. И это не говоря про скрытую камеру. Вернусь несолоно хлебавши — считай, аминь мне настал. Значит, придется идти.
И он потихоньку двинул вперед, по коридорам. Время от времени тесть все-таки возвышал голос — так, чтобы Эрик знал, что он не ваньку тут валяет, а занимается серьезным и положительным делом: ищет Блюстителя. Наконец он вошел в круглый зал с фальшивыми артефактами и встал как вкопанный: перед ним на диване, закинув голову назад, лежал капитан Серегин. Лицо его было серым и недвижимым, глаза закрыты, губы сомкнуты. Казалось, весь он был высечен из гранита каким-то великим, но бесприютным ваятелем, который зашел сюда ненадолго, сделал свое дело, а потом привычно отправился странствовать.
Недвижный капитан предстал перед Петровичем так внезапно, что от страха тесть несколько секунд не мог даже закряхтеть. Потом, однако, все-таки прокашлялся и сказал голосом таким слабым и сиплым, словно надеялся, что его не услышат.
— Саш, это ты? Отзовись…
Ответом ему было молчание. Тесть попробовал еще раз, но капитан по-прежнему лежал неподвижно, запрокинув строгий профиль к потолку.
Тогда Петрович осторожно отступил на несколько шагов, вытащил телефон и заговорил в трубку.
— Алло, ваша прижмуренность? Это я, Петрович… Нашел Сашку. Он вроде как мертвый… А, вы знаете уже… Ну, хорошо. Жду. Только побыстрее, а то как бы он не встал.
— Не встанет, однако! Ноги коротки… — раздался за спиной визгливый голос Юхашки.
Тесть в ужасе обернулся: за его спиной стояли ангиак и вампир.
— Господи, напугали меня! Вы уже здесь, что ли? Как так быстро успели?
Есть такая профессия — везде успевать, наставительно отвечал Эрик. Отойди-ка в сторонку, посмотрим на нашего красавца… Да-а, нелегко ему далась борьба смерти и света.
Тесть похолодел: неужто помер Сашка? Эрик покачал головой: он бы так не сказал. Впрочем, как посмотреть. Если по вашим, человеческим меркам, то да, умер. А по нашим, хладным, — скорее, спит.
Тесть поежился. Если капитан и правда спит, может, пусть спит и дальше? Почему-то он совсем не хотел будить сейчас Сашку. Впрочем, его никто и не спрашивал. Больше того, вампир заметил, что разбудить капитана нельзя, невозможно. Поскольку сон, которым он спит — сон необычный, особенный. Примерно так гусеница обращается в куколку и засыпает на время. А потом из куколки выпархивает бабочка…
— Во что же это он превратится, — поежился Петрович, — в какую-такую бабочку?!
— Это мы скоро увидим, — хладнокровно, как и положено вампиру, отвечал Эрик. — А пока отвезем его к нам, в убежище. И положим в самый прочный, самый глубокий, самый страшный в мире саркофаг...
Глава двадцатая. Гробница Нергала
Ильин и Катя вышли на улицу — провожать Сварога. Вид у того был невеселый, если не сказать обреченный.
— Ну что, Григорий Алексеевич, значит, не хочешь мне помочь? — напоследок еще раз спросил глава «Местных» безо всякой, впрочем, надежды в голосе.
— Помоги себе сам, Сварог Иванович, и будет тебе счастье, — бессердечно отвечал ему Ильин.
Сварог только головой покачал. Эх, полковник, полковник… Я-то думал, ты человек, а ты как есть денисовец. Ну, и черт с тобой тогда. По мне, так уж лучше игва, чем такой друг, как ты.
— Вот и иди к своему другу игве, — посоветовал Ильин. — А меня в свои делишки не путай, не надо... Катя, давай в машину.
Катерина молча залезла в машину полковника, и они поехали прочь. Сварог проводил их тоскливым взглядом, хотел сказать вслед что-то, видно, не сильно хорошее, но тут у него зазвонил телефон.
— Слушаю…
На том конце был Старший игва. Спрашивал, что там с их делом, удалось ли договориться со спикером Государственной думы, все ли, как говорят у них здесь на поверхности, чики-пики? Сварог успокоил его: все в порядке, и чики в наличии, и пики тоже. И вообще, беспокоиться не о чем, господина игву примут где надо прямо завтра, а может даже и сегодня — от текущей загрузки зависит. Уж он расстарался, не сомневайтесь, он же понимает важность ихних, уицраоровых, дел.
— Наших дел, Сварог Иванович, наших общих дел, — поправил его ивга. — Потому что без вас нам трудно обойтись. А вам без нас — и подавно. Кстати, вы зачем встречались с полковником Ильиным?
Сварог удивился такой осведомленности, но уточнять, откуда и как игва узнал об их встрече, не стал. И без того ситуация вышла неудобная, пришлось срочно выкручиваться. Однако Сварог был тертый калач и знал, что без крайней необходимости врать не стоит, тем более — игве. Который, может, и вовсе негуманоидная форма жизни, а значит, отреагировать может как угодно. Нет, врать было никак нельзя, но и говорить все тоже, конечно, не следовало. И Сварог решил высказаться как можно более абстрактно. Ни за чем, дескать, встречались, повидаться — не более того.