— Конечно, конечно. Не смею задерживать. Наверняка у вас дела?
— Да какие там дела у нас, отставных пенсионеров...
— Как же? — удивился игва. — Одна борьба с ревматизмом сколько сил отнимает! А геморрой? Не говоря уже про Альцгеймера…
— У вас, я вижу, большой опыт по этой части, — вежливо осклабился полковник.
— Нет-нет, это я исключительно со слов начальства. Зато вам теперь предстоит все это узнать на собственной, так сказать, шкуре.
— Посмотрим. В любом случае, благодарю за добрые пожелания. Но не прощаюсь, уверен, еще увидимся.
С этими словами Ильин встал и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Секунду Шнейдер смотрел ему вслед, по-прежнему улыбаясь. Потом улыбка сползла с его лица, оно стало страшным.
— Я тебе покажу честную игру, Светлый, — негромко проговорил игва. — Скоро ты узнаешь, как играет Лихо.
С этими словами он встал из-за стола и тоже вышел из кабинета, направив, как сказали бы в старые времена, свои стопы в сторону майора Селиванова. Тот как раз сидел у себя в кабинете и разговаривал с удивительной своей бабулей, опасливо прикрывая трубку рукой.
— Нет, не забыл я твой амулет… — тихой скороговоркой бормотал майор, — в надежном месте держу... Где-где — в сейф спрятал… Как — на шею? Шутишь! Меня все отделение засмеет. Ну где это видано: майор юстиции — и с амулетом? Нет, не буду, даже не уговаривай... Ну ладно, ладно, положу в карман, только отстань…
Вошедший без стука Шнейдер смотрел на него чрезвычайно внимательно. Обнаружив рядом начальство, Селиванов быстро повесил трубку.
— Оперативно-розыскная деятельность в разгаре? — полюбопытствовал игва.
Майор потупился: прошу прощения, товарищ полковник, бабушка позвонила.
— Бабушка — это ничего. Бабушка пусть. Хуже, если в рабочее время девушки звонить начинают.
— Ну что вы, Рудольф Васильевич, мы люди цивилизованные, современные, девушек себе не позволяем. Особенно в рабочее время.
Бог с ними, с девушками, однако. У Шнейдера к майору имелся совершенно конкретный вопрос, и он хотел, чтобы на вопрос этот был дан абсолютно честный ответ. А вопрос такой: зачем Селиванов провел в отделение Ильина? Он же знал, что Шнейдер запретил его пускать — знал. И, несмотря на это, пропустил его в здание. Это серьезное нарушение. И майору придется за это отвечать. Потому что ему, Шнейдеру, не нужны подчиненные, который не выполняют его распоряжений. Впрочем, суровость наказания будет зависеть только от искренности майора. Итак, пусть он ответит, почему нарушил приказ. А если нет, его уволят к чертовой матери.
Майор вздрогнул и сделался белым, как штукатурка. На миг игве показалось, что тот прямо сейчас упадет в обморок. Но майор устоял, более того — он заговорил. Из речи его, сбивчивой и путаной, ясно стало только одно: он испугался. Испугался полковника Ильина. Потому что тот… ну, одним словом, кое-что про майора знает.
Услышав это, игва оживился: ах, вот оно что! Служебные злоупотребления, не так ли?
— Так точно, товарищ полковник, — чуть слышно сказал майор.
— Ну что ж, это, пожалуй, даже неплохо, — размышлял игва вслух. — Ильин думает, что держит вас за... за…
— За них, товарищ полковник.
— Да. Он думает, что вы его боитесь. И поэтому он вам доверяет.
— Как самому себе.
Ну, тогда они поступят, как в шпионских романах. Майор Селиванов будет двойным агентом. Ильин пусть думает, что он работает на него. А на самом деле майор будете работать на Шнейдера.
— Гениально, Рудольф Васильевич...
Тем временем полковник Ильин, даже не подозревавший, какое предательство совершил только что майор, доехал до дома. Войдя в подъезд, он на миг остановился — здесь было совершенно темно: лампочка то ли перегорела, то ли ее просто разбили. Чертыхаясь, полковник потянулся к мобильнику, но тут за спиной его раздался шорох. Не думая ни секунды, Ильин развернулся, одновременно подсаживаясь, приподнял невидимого врага и, как в боях без правил, со всего маху обрушил его на пол. Враг на ощупь оказался не слишком мощным, но полковника было не обмануть: из хаоса может прийти любая тварь, и физическая сила тут — дело не самое важное. Уже он собирался окончательно припечатать неприятеля тяжелым кулаком, но тот неожиданно заговорил.
— Полковник, это я, — голос у Маржаны был сдавленным от боли.
Ильин на миг замер, потом включил-таки фонарик у телефона: у него под ногами действительно лежала секретарша Сварога. Хорошо, что было темно, и она не увидела, как он покраснел. Не хватало, чтобы об этом узнали все — как героический полковник Ильин в кровопролитной схватке победил слабую женщину, которая к тому же не защищалась.
Он подал ей руку, стал извиняться. Прости, бога ради, темно тут, как у черта в сумке, лампочку, вон, разбил кто-то… Она его ждала? Почему не в квартире?
— Боялась. Хотела убедиться, что все в порядке. После того, как шефа убили, мне теперь всюду этот игва чудится.
Полковник хмуро пробормотал, что это как раз он понять может. Маржана напряглась: вы его видели? Вы видели игву?
— Давай-ка в дом. Там поговорим.
Дверь в квартиру полковник открыл своим ключом. Татьяна почему-то не вышла ему навстречу. Он напрягся было, но тут услышал голоса из гостиной. Женевьев и голем спорили о чем-то. Они с Маржаной прислушались.
— А я вам говорю, он сделал это специально, — горячо говорила Татьяна. — Он выключил меня, будто я робот. А я не робот, я человек.
— Конечно, вы человек. Это все знают, — успокаивала ее Женевьев.
— Хотя вообще-то я голем… — сказала та с некоторым удивлением, как будто только сейчас это обнаружила. — Но чувствую себя человеком. С некоторых пор.
— И это правильно, — говорила Женевьев. — Вы та, кем себя чувствуете.
— Хуже всего, что он мне не поверил, — продолжала Татьяна. — Не поверил, когда я сказала про Катю. Я видела, что она лжет. А он мне не поверил…
— По-моему, кто-то вошел, — перебила ее Женевьев.
— Это полковник, — буркнула Татьяна. — Но я не пойду его встречать. Я не могу.
В комнату вошли Маржана и несколько смущенный Ильин.
— Добрый день, девочки, — преувеличенно бодро сказал полковник. — У Маржаны для нас новость, и притом очень важная. Оказывается, Сварога можно вернуть.
— Да, — подтвердила Маржана. — Это очень древний способ, но он должен сработать.
— И что же это за способ? — спросила Татьяна.
— Нужно полить его бычьей кровью.
— Что, так просто? — удивилась Женевьев.
Но это оказалось совсем не просто. Если бы Сварог был рядовой леший, подошел бы и обычный бык. Но Сварог был Сварогом, а значит, ему требовалась кровь великого быка, а именно — быка Перуна.
— А я думала, что это миф, — сказала Женевьев.
Но это был не миф, небесный бык на самом деле существует. Правда, сам Перун, его хозяин, уже мертв. Но бык его пребывает вместе с ним в стране теней. Так что придется отправиться за быком не куда-нибудь, а прямо в преисподнюю. Забрать там у призрачного быка призрачную кровь и полить ей тело Сварога.
— И вы сможете это сделать? — спросила Татьяна.
Нет, конечно. Она не сможет. Но сможет Блюститель. На это полковник только засмеялся невесело: о чем ты говоришь, Маржаночка? Сашка себя не помнит, он в помрачении, мы к нему даже подойти боимся, не то что отправить куда-то.
Маржана кивнула.
— Да, — сказала она, — Светлый блюститель нам не поможет. Но есть ведь еще и Темный.
Секунду полковник смотрел на нее с изумлением: ты думаешь, Валера согласится пойти в страну теней?!
— Согласится, Григорий Алексеевич. Если вы попросите...
***
Квартира капитана Серегина больше не стояла пустой и гулкой, в нее вернулись жильцы. И хотя с виду это были те же самые люди, но достаточно было посмотреть на них повнимательнее, как становилось видно, что совсем не те же, другие. Особенно это было ясно при взгляде на капитана. Саша держался странно, голосом говорил как бы замороженным, но уже не дышал тяжело и вел себя разумно.
Немного выдохнув после бегства из Убежища хладных и поняв, что зять его не уничтожит в приступе безумия, Петрович взялся зятя расспрашивать. В первую очередь его интересовало, почему Сашка давеча у хладных не убил его — ведь по всему был должен. Он ведь явно жаждал крови.
— Да, я жаждал, — отвечал капитан голосом ровным, почти механическим, — и не какой-нибудь, а человеческой. Я не стал ее добывать только потому, что подчинился своему отцу.
— Какому отцу? — удивился Петрович. — О каком, я извиняюсь, отце речь?
— Ты мой отец, — просто сказал капитан.
— В смысле фазер ин ло? — уточнил тесть. — Как сказали бы англосаксы, папахен в законе, то есть тесть?
— Нет, ты мне настоящий отец, — терпеливо отвечал капитан. — Потому что когда я родился, ты был рядом. Но речь не о календарном физическом рождении, а о рождении подлинном, рождении в духе.
Ну, пусть так, не возражал тесть, лишь бы на пользу пошло. Он, Сашка, вообще-то сам знает, кто он теперь такой есть? Капитан знал.
— Я — бездна, — сказал он после долгой паузы.
Секунду тесть ошеломленно молчал, потом забранился. Не было печали, черти накачали! Бездна он, понимаешь ли. Вот у меня был знакомый токарь, так тот действительно был бездна. Две бутылки водки зараз уговаривал. И без закуси. А это, между прочим, смертельная доза. Вот это бездна!
Но капитан не слушал его, он как будто говорил с кем-то невидимым.
— Тьма стоит вокруг меня, — говорил капитан, глядя недвижным взором в пустоту. — Тьма терзает меня. Но я не поддаюсь. Я подчиняюсь только тебе. Приказывай. Я все исполню. Я уничтожу род людской и столкну землю с орбиты. Приказывай.
Петрович, слегка поразмыслив над этими удивительными словами, оживился. Приказывай, значит? Ладно, меня два раза просить не надо. Чего бы приказать-то? Ну, перво-наперво беленькой пол-литра. Потом пирожков с мясом. Нет, не с мясом — от них пучит. С капустой пирожков. Три штуки. Нет, не три… Эх, однова живем. Давай пять штук.