— Затем, что он отправил туда Валеру! И не тебе, тварь глиняная, меня учить.
— Я не глиняная. Я человек.
— Кукла ты из человека, а не человек.
Татьяна помолчала. Потом сказала с расстановкой.
— Я жалею, что не убила вас сразу, как только увидела.
Вмешалась Женевьев, и тут точно пора уже было вмешаться. Девочки, девочки, тихо! Спокойно! Никто никого не убьет!
Но Катерина в этом не была уверена. Да и Татьяна не могла дать никакой гарантии.
— Зато я могу, — сказала Женевьев железным голосом. — Сейчас я здесь самая сильная, и я устанавливаю правила. А с тем, кто будет спорить, церемониться не стану. Это ясно?!
И добавила после паузы.
— Извольте понять простую вещь. Ситуация наша одновременно простая и страшная. Мы остались совершенно одни перед лицом великого зла…
В дверь позвонили. Все вздрогнули: кто там еще? Открывать или нет? Женевьев решила все-таки открыть. Татьяна кивнула: они с Катей будут наготове. Если это враг, они ударят одновременно. Ладно, бейте, решила Женевьев, только друг дружку не угрохайте.
К двери они подошли все втроем. Снаружи не доносилось ни звука.
— Кто там? — сказала Женевьев. — Я спрашиваю, кто там?
Из-за двери неожиданно раздался знакомый голос.
— Жень, это я. Открой, пожалуйста.
Она открыла. На пороге стоял улыбающийся Петрович.
— Здрасьте, девоч… — он поперхнулся водой, которой плеснула в него Татьяна. — А в морду-то зачем плескать?
— А вдруг ты черт, Петрович? — улыбнулась Женевьев. — Тогда бы ты задымился и сгорел.
— Вот спасибо. Только мне еще задымиться не хватало. И сгореть. Ко всем моим радостям.
Тестя завели в дом, усадили на диван, стали расспрашивать. Говорил он быстро, без привычных красот. Сашка привел их с Леночкой в гостиницу неподалеку, сам отправился в душ, а Петрович отпросился в магазин — за водочкой и хлебом. Сам же вызвал такси и примчался сюда.
— Кто это, Леночка? — спросила Татьяна.
— Леночка — по виду шестилетняя девочка, — отвечал тесть. — А по сути, похоже, противоядие мировому злу. То есть при ней Сашка обретает человеческий облик. Как оно действует, я не знаю, но действует точно.
— Значит, Саша больше не чудовище? — прервала его Женевьев.
Тесть покачал головой: нет, не чудовище… Но все равно не подарок. Говнистый он стал… Ну, вроде как сам Петрович в молодости. Только о себе думает, а там хоть трава не расти.
— Так, может быть, можно с ним встретиться? Поговорить?
— Лучше бы полковнику, конечно, — проговорил Петрович, рыская голодными глазами по сторонам в рассуждении, чего бы съесть.
— Полковник сейчас не может, к сожалению, — сказала Женевьев. — А я бы встретилась. Как полагаете, коллеги?
Коллеги не возражали. Встреча была назначена через сорок минут, в ближнем сквере…
Женевьев приехала чуть раньше, чтобы осмотреться и при необходимости наметить пути отступления. Она до сих пор не очень-то верила в преображение Сашки. После того, что она видела в торговом центре, поверить в это и в самом деле было трудно.
И хотя Женевьев все время посматривала по сторонам, Саша застал ее врасплох, появившись словно ниоткуда. Вид у капитана был хмурый.
— Я так рада тебя видеть, — от неожиданности она сказала совсем не то, что хотела, но он перебил ее:
— Что у тебя за дело?
Теперь Женевьев рассмотрела его повнимательнее. Он почти не изменился. Во всяком случае, внешне. Капитан огрызнулся: с чего бы мне меняться, интересно знать?
— А разве ты ничего не помнишь? Ни укуса хладного, ни своей трансформации?
— Я все прекрасно помню. Но теперь это неважно. Я в полном порядке. Больше того, я в отличной форме. Чувствую себя как никогда хорошо.
Она рада, если это так. Тогда зачем она пришла? Вряд ли просто поглядеть на Сашу… Женевьев покачала головой. Нет, все-таки Петрович прав. Саша изменился. И изменился очень сильно. Капитан хмуро поглядел на часы: у тебя есть минута, чтобы сказать все, что ты хотела. Время пошло.
Женевьев кивнула. Хорошо, она постарается успеть. Если совсем коротко, то на земле наступает хаос. И если раньше основной проблемой были темные, сейчас ситуация принципиально поменялась. В своем подземном аду проснулось Лихо. Оно выслало наверх игву. Он уже уничтожил Сварога и разогнал местных. Он рвется к власти.
— Полковник не может справиться с игвой? — перебил ее капитан.
Не может. И никто не может. Потому что и полковник, и Темный блюститель перешли на ту сторону. Они — в стране теней. И неизвестно, смогут ли вернуться обратно.
Капитан задумался, потом, прищурясь, посмотрел на Женевьев.
— Выходит, я теперь единственный крупный игрок?
— С нашей стороны — да.
Наступила долгая пауза. Женевьев смотрела на капитана. Почему он молчит? Его помощь очень нужна сейчас, нужна им всем. Это вопрос жизни и смерти, и не только их, но и всего мира. Он должен использовать свою силу, чтобы остановить игву, должен помочь вернуть полковника и...
— И Темного?
Да, и Темного тоже, потому что у них с темными сейчас договор. Мир шатается, он подорван в самых основах. Еще немного — и все полетит в тартарары. Времени совсем мало, он должен вернуться к ним, должен исполнить свою миссию.
Саша помолчал. Потом поднял голову. Он глядел на нее и взгляд его был светел и безмятежен, как у ребенка.
— Извини, не убедила, — сказал он.
Что это значит? Он шутит? Нет, он серьезен как никогда. Он взрослый человек, ему надоели все эти игры в робин гудов. Он хочет просто пожить для себя.
— Но ты не можешь жить для себя, ты Светлый блюститель.
Он об этой чести не просил.
— Саша… Ты обладаешь чудовищной силой. На что ты ее используешь?
А вот на этот счет пусть не волнуется. На что использовать свою силу, он как-нибудь найдет. Прощай, Женевьев.
И Саша исчез так же внезапно, как и появился.
Глава двадцать пятая. Два поэта
Леночка Ракитина сидела в гостиничном номере, куда вместе с дедушкой Петровичем привел их Саша, спасаясь от неведомых преследователей. Поскольку все взрослые куда-то разбежались, они сидела тут в полном одиночестве и грустно вздыхала.
— Вот так всегда и бывает на свете: целый день сидишь, сидишь — и ничего не высидишь, — вздыхала Леночка. — Оставили ребенка одного, сами ушли неизвестно куда. Сплошная несправедливость… А вдруг пожар начнется? Или наводнение? Что ребенку делать?
Но тут открылась дверь и в номер заглянул тесть.
— Ну, наконец-то, хоть один дурак появился, — обрадовалась девочка.
— Ленусик, вставай, милая, вставай, хорошая, — уходим! — быстрым шепотом заговорил тесть.
— Куда уходим, дедушка Петрович?
К чертям собачьим уходим. Куда глаза глядят, лишь бы поскорее.
— А дядя Саша запретил уходить!
Мало ли, чего он запретил! Уходим — и все! Сейчас вот только вещички соберу!
И тесть торопливо стал кидать нехитрые пожитки в пакет, сетуя на беспокойную жизнь — едва обустроишься, глядь — и снова бежать надо. Леночка глядела на него с легким ужасом: куда же они теперь пойдут?
— Свет не без добрых людей, — кряхтел Петрович. — В крайнем случае, полиции сдадимся.
— А в полиции добрые люди?
— Вот зачем ты это меня сейчас спросила? — рассердился тесть.
— А зачем мы убегаем?
Убегают они затем, что Сашка отказался от Женькиной помощи. Это значит, что он не Блюститель теперь. Он теперь бандит. Хулиган. Анархо-синдикалист.
Леночка заплакала — синдикалист ее напугал. С трудом Петрович успокоил ребенка. Дело побега, и без того нелегкое, осложнялось еще и тем, что Леночка совершенно не хотела никуда бежать. Однако дедушка Петрович находчиво припугнул ее букой Шнейдером, которого она видела, когда только познакомилась с дядей Сашей. Это очень страшный и очень противный бука, если она будет плакать, он ее непременно слопает. Поэтому бежать они будут молча и очень быстро.
Из номера они вышли на цыпочках, прикрыв за собой дверь, — в комнате стало совершенно пусто, только слышно было, как капает в туалете вода из небрежно закрытого крана. Спустя пару минут дверь распахнулась и в номер, напевая, вошел Саша — судя по всему, в замечательном настроении.
— В том саду где мы… с вами встретились… ваш любимый куст хризантем расцвел… — пел он, потом прервался, махнул рукой. — К черту хризантемы, к черту любовь! Да здравствует сверхсила и всемогущество… Эй, Петрович! Лена! Знаете, кто я теперь? Я теперь бог! Бог, понимаете?! Равного мне в мире нет. Меня никто не остановит, никто! Буду делать, что хочу...
Ответом ему была тишина.
— Петрович? Леночка? Вы где? В прятки со мной решили поиграть, да? Ну, выходите уже, выходите… — голос его стал грозным. — Игра закончена, я сказал: выходите!
Однако на призывы его никто так и не вышел. Нахмурившись, Саша заглянул в ванную, никого там не увидел, недоуменно пожал плечами. Взгляд его упал на разбросанные вещи Петровича и забытый им впопыхах мерзавчик водки. Саша нахмурился.
— Сбежали, значит… Ах, Петрович, Петрович, ну зачем же так глупо? Ведь мог еще пожить, старый ты дурак.
Железным шагом капитан вышел из номера и спустя полчаса уже нарисовался на видеокамерах, выведенных во двор его родного отделения полиции… В тот же миг на столе у полковника Шнейдера сработал селектор — дежурный докладывал о появлении Серегина. Узнав, что капитан пожаловал к ним в гости собственной персоной, игва повел себя крайне странно.
— Всему личному составу, — сказал он в селектор, — приказываю любыми силами задержать капитана Серегина. Если будет оказывать сопротивление, применить табельное оружие.
— Товарищ полковник… — изумился дежурный.
— Приказываю! Применить! Табельное оружие! — отчеканил игва.
— Слушаюсь, — ошеломленно пробормотал дежурный.
В селекторе захрипело. Игва услышал голос дежурного, обращенный к кому-то невидимому.
— Товарищ капитан, вам нельзя… Товарищ капитан… О, Господи! Нет!