Большинство ее друзей по академии появились на свет похожим образом.
– Он позаботился о том, чтобы я знала, как с ним связаться. Позаботился о том, чтобы я нашла дорогу сюда.
Большая рука обхватила ее щеку.
– Чтобы ты смогла получить то, чего он не мог предоставить.
Правда? Мелисса подумала, что Дун-вен слишком высокого мнения о ее отце. Но она не могла заставить себя возразить волку, как не могла отвести взгляд.
Погладив ее напоследок по щеке, он встал и поднял ее на ноги. Не выпуская, он подвел ее к Истине, которая вскинула голову и навострила уши.
Дун-вен принял уважительную позу и обратился к своей соратнице:
– Ты была права. Как и стая Найтспэнгл, которая помнит песни, приманивающие звезды, я не могу устоять перед плачем ее сердца. Вот та, что ценит любовь и преданность. Взлелеем ли мы ее надежды вместе?
Истина закатила глаза и рыкнула. В ее голосе слышалось не огрызающееся ворчание, а что-то вроде усталого раздражения.
Дун-вен пробормотал:
– Да, я знаю, что это была твоя идея. Я лишь хотел сделать наше предложение чуть более формальным.
Он усадил Мелиссу между передними лапами Истины. А потом сел рядом – и, к удивлению девушки, пересадил ее к себе на колени.
– Я знаю, что она не ребенок, но я сделал бы то же самое для Криса, Эша или любого из наших. – Дун-вен фыркнул и спросил: – Мелисса, тебе неудобно?
– Не так сильно, как могло быть. Руку нравится такая поза во время заботы.
На губах Дун-вена появился намек на улыбку.
– Если ты доверишь себя моему брату, моей соратнице и мне, мы возьмем тебя на воспитание. Когда ты станешь членом стаи, у тебя будут обязательства только перед нами.
– Как у Джимини?
– Именно.
Мелисса должна была задать этот вопрос:
– Вы делаете это ради него?
Дун-вен откинулся назад и посмотрел вверх:
– Я делаю это ради Истины.
Мелисса улыбнулась, несмотря на свои подозрения, и погладила волчицу по морде:
– Ты делаешь это ради Джимини?
– Она говорит, что думает о наших детенышах. – В его тоне появилась мягкость, отеческая, гордая. – Осталось не так много дней до того, как этот помет появится на свет.
Мелисса и не догадывалась, что срок так близок. Она похлопала Собрата:
– Неудивительно, что ты хотела, чтобы он вернулся домой.
Волчица заворчала.
Дун-вен поднял Мелиссу на ноги, встал, обошел вокруг Истины и опустился на колени.
– Здесь. Дай руку.
Мелисса опустилась на колени рядом с ним, и он прижал ее руку к боку Истины сильнее, чем она осмелилась бы сама.
– Ей не больно. Вот… и вот. Это изгиб крестца, а к нему прижат второй. Чувствуешь?
– Да, – завороженно прошептала она. – Сколько их?
– Трое.
Сглотнув, чтобы не расплакаться от тоскливого желания, Мелисса сказала:
– Поздравляю. Вас обоих.
– Спасибо. – Твердо отведя взгляд, Дун-вен спросил: – Могу я увидеть твой формуляр с оценкой?
Такая просьба со стороны амаранта считалась комплиментом. Более значимым, чем те, которые делала она.
Поглаживая густую шерсть Истины, Мелисса ответила:
– При одном условии.
Дун-вен махнул рукой, выражая готовность к переговорам.
– Вы расскажете мне о своем имени?
Глава 24Инстинкты гнездования
Эш уже начал жалеть, что не сказался больным. Как бы он ни любил свою работу, отсутствие Кипа омрачало школьный день. И неудивительно. Он не воспринимал своего лучшего друга как нечто само собой разумеющееся. Эш лучше, чем кто-либо другой, знал, как много Кип брал на себя. Нет, его хандра объяснялась не изменением их обычного распорядка дня, хотя он и предпочитал рутину, а тем, куда Кип уехал.
На ферму «Красные ворота».
Джимини попросил помочь с чарами для дома Тами. Это могло означать что угодно или даже ничего особенного, если бы не характерная фамилия семьи. Особенно если учесть фамильные драгоценности. То ожерелье. Кип предполагал, что Тами с самого раннего возраста была защищена очень мощными чарами. Незарегистрированный наблюдатель. Это могло означать что угодно или даже ничего особенного.
А могло означать все.
Эш протер скребок тряпкой и повесил ее на пояс, переходя к следующему ряду окон. Было ли это причиной того, что его влекло к Тами? Может быть, его амарантийская половина подсознательно чуяла какое-то качество ее души, возбуждавшее в нем аппетит?
Нет. По крайней мере, Эш серьезно в этом сомневался.
Он видел многих наблюдателей, и мужчин, и женщин, но никто из них не разбудил в нем основные инстинкты. Эш не нуждался в заботе и не жаждал ее так, как Кип. Значит, Тами заинтересовала его по более простой причине. Она была его выбором.
И он никогда в жизни не чувствовал себя более уязвимым.
Возможно, пришло время последовать совету Кипа – обратиться к Сирилу, чтобы поговорить с Руком.
Отряхнув тряпку, он протер оставшуюся на стекле полосу и невидяще уставился на блестящую синеву, которая проступала сквозь клочья облаков. Он должен рассказать Тами. И поскорее. Прежде, чем его секрет выплывет наружу сам собой. Прежде, чем у наблюдателей появятся насчет Тами другие планы, в которых не будет места неясному томлению непризнанного метиса.
Как только Тами вернется, они поговорят.
Пусть даже признание, скорее всего, сокрушит его. Пройдет несколько десятилетий, и ее человеческая жизнь угаснет, а он останется наедине с горем.
И если он переживет утрату, то, вероятно, благодаря Кипу.
Но он забега́л вперед.
Вдруг она отвергнет его? Ведь он – чудовище. Вдруг наблюдатели узнают и заберут его для опытов? Или прославят на весь мир? Вдруг кланы воспротивятся их союзу? Могут возникнуть вопросы об отцовстве. И даже если каким-то чудом Тами примет его таким, какой он есть, его желания могут стать ее смертным приговором. Ребенок смешанного происхождения, даже если был амарантом всего на четверть, часто убивал мать при родах.
Рука Эша дрогнула и опустилась. Именно это он сказал ей вчера вечером. «Я не должен это делать».
Он побоялся объяснить почему.
И до сих пор боялся.
– Я не должен этого делать, – повторил он.
Убирая скребок на место, он коснулся синей скрепки на воротнике и прошептал:
– Но я все равно хочу.
Он пошел через пустые коридоры к надежной каморке уборщиков, чтобы убрать моющее средство, пытаясь придумать, как говорить обо всех опасных вещах, которые нужно было обсудить.
О том, что официально его не существует.
О том, что он старше Америки.
О том, что у него есть крылья.
– Вот ты где!
Эш подскочил на месте и поморщился, когда невидимые перья зашуршали, задев дверь каморки.
– Тами?! Что ты здесь делаешь? Ты должна быть… дома.
Вот только у нее дома был Кип. Так что, может, и к лучшему, что она здесь.
Эш пытался отступить, нащупывая дверную ручку. В такие моменты, когда не удавалось поднять крылья и убрать с дороги, он чувствовал себя зажатым в толпе и загнанным в угол. В прекрасных голубых глазах Тами промелькнула неуверенность, и Эш увидел, как ее радость сменилась настороженностью. Его вина. Отбросив старые привычки и необходимую осторожность, он оглядел коридор, схватил ее за запястье и потянул за собой.
Она последовала за ним.
Он обнял ее одной рукой и закрыл дверь другой. Ее руки легли на его грудь, поверх колотящегося сердца.
– Тебе не стоит перенапрягаться, – сказал он строже, чем намеревался. И запустил пальцы в ее волосы, нащупывая шишку. – Еще болит?
– Со мной все хорошо. Не суетись.
Но он не мог остановиться по той самой причине, по которой должен был остановиться. Он начал чистить ей перышки.
Тами улыбалась, выжидающе наклонив голову.
Подчиняясь ее желанию и своему стремлению, Эш коснулся губами ее губ. На этот раз никто не спешил. Медленно и мягко они выражали свое обоюдное влечение, и Эшу понравилось то, что он открывал для себя. Как будто две его половинки перестали тянуть в разные стороны и решили: Тами – именно то, что ему нужно.
Она не скрывала свой интерес к нему, под которым пряталось нетерпеливое желание. Кровь в его жилах побежала быстрее. Поцелуи становились все глубже, и он нащупал более интимную связь, прикасаясь к красоте, укрытой аметистовым оберегом.
У него подгибались колени, желание росло, делая его решительнее, чем когда-либо прежде.
Эшу нужно было сказать ей так много, но получилось произнести только самое важное:
– Я люблю тебя.
– К нам сейчас придут, – предупредил Кип.
Эш едва его услышал. В комнате все было как-то не так. Почему он никогда этого не замечал? Он протащил свой матрас через комнату и поставил в углу, а потрепанный диван пристроил напротив у стены. Потом стащил с дивана подушки и выложил вдоль третьей стороны.
– Хочешь и мой матрас? – спросил Кип.
Эш молча обшарил территорию, закрепленную за его лучшим другом, и завершил неровный круг вторым матрасом. Но что насчет острых краев и твердых углов? И вокруг столько хрупких вещей.
Кип попятился к входной двери.
– Идут. Уже здесь.
Заталкивая все стеклянное в ближайший шкаф, где оно не помешает, Эш обнаружил еще один источник мягкого и выволок наружу толстовки, фланелевые рубашки, запасные одеяла и подушки. В ванной нашлись полотенца, мочалки и мягкий коврик. Эш все еще громоздил вещи друг на друга и подправлял то, что получилось, когда раздался голос Кипа, а затем появился и он сам.
– Вообще-то да. Сейчас самое время. Чем скорее, тем лучше.
Эш совершил набег на кухню, добыл полотенца, выпотрошил коробку с салфетками и пожалел, что мало синего.
Перед ним возник Кип и схватил его за плечи. Эш заметил, что у него в клетчатой рубашке много синего. Он постучал когтем по верхней кнопке:
– Можно мне это?
– Да, конечно. Но не прямо сейчас. – Кип мягко встряхнул его. – Эш, что с тобой происходит?
– Я люблю ее.
Лицо Кипа смягчилось.