стон-холла. На этих землях к югу от Кембриджа дважды Нобелевский лауреат Фредерик Сенгер создал кампус генома человека – главный европейский генетический архив медицины xxi века. Теперешний руководитель Центра Сенгера, сэр Джон Салстон, получил в 2002 году Нобелевскую премию по медицине (вместе с биологами Сиднеем Бреннером и Робертом Хорвицем, бывшими коллегами Крика и Уотсона).
Как связаны жизненные планы с архитектурой? На самые смелые свои проекты университету также необходимо получить разрешение. Этим занимается Брайан Хьюман, заместитель директора отдела городского планирования, где проблема противостояния town и gown получила продолжение, соответствующее духу времени. Университету и колледжам принадлежат около тридцати процентов всех земель, а в западном Кембридже – почти семьдесят. Там город нередко может строить лишь с согласия колледжей, которые, в свою очередь, как крупные землевладельцы подчиняются городскому планированию. Даже новый Западный кампус, проект которого разрабатывал архитектор (и выпускник Тринити-колледжа) Ричард Маккормак, подвергся обычной процедуре утверждения. «Университет поначалу полагал, что речь идет в известном смысле о строительстве у него на заднем дворе, где приоритет принадлежит ему, а не нам», – говорит Брайан Хьюман. Как всегда, в отношениях присутствует «своего рода креативное напряжение, которое требует гибкости от обеих сторон. Разумеется, есть и определенные ограничения в свободе действий». Одно из таких ограничений можно определить словосочетанием «зеленый пояс».
Паркерс-Пиз, Крайст-Пиз, Джизус-Грин, Мидсаммер-Коммон – Кембридж действительно богат зелеными зонами, само существование которых не менее странно, чем их названия. Это общая земля в центре города, по сей день не застроенная благодаря прозорливости town и gown. Кроме того, имеется широкий «зеленый пояс» вокруг центра и соседних деревень – результат плана Холфорда 1950 года. Этот план развития города, названный именем архитектора, сэра Уильяма Холфорда, размещает исторический Кембридж, как драгоценную жемчужину на зеленом бархате. Никаких поселений на границе: все новые фирмы отправляются за город, в болота. Только такой обеспеченный город, как Кембридж, в 1960-е годы мог позволить себе отказать в разрешении на строительство филиалу IBM. Из-за бума высоких технологий, последовавшего за созданием Научного парка, этому ограничительному плану все чаще приходится прибегать к обороне. Растут жилищные и транспортные проблемы: Кембридж превращается в жертву собственного успеха.
«Расти или умереть»: как стимулировать экономический рост, не посягая на характер города и качество жизни в нем? В конце 1990-х годов пути решения этой фундаментальной дилеммы искала проектная группа «Будущее Кембриджа» – мозговой центр, лучшие головы из академиков, горожан и бизнесменов. В завершение примечательных дебатов было принято множество решений: уплотнение застройки в центре, введение в оборот пустующих земель, изыскание возможностей развития внутри «зеленого пояса», который и без того представляется не слишком зацикленным на защите окружающей среды людям ужасно плоским и скучным.
В болотах к западу от Кембриджа тем временем возводится новая деревня на три тысячи триста домов под названием Кемборн по проекту архитектора Терри Фарелла. «Такие поселки-сателлиты, рассыпанные по местности, – не выход из положения, – считает Брайан Хьюман. – Чтобы пол ностью удовлетворить потребность Кембриджа в жилье, нужно построить новый город примерно такого же размера, как и сам Кембридж».
Краткие жизнеописания: галактика звезд Кембриджа
Джереми: Сэр, в моей голове зреют семена красноречия и риторики; я ведь был в Кембридже. Тэттл: Что ж, университетское образование вполне подобает слуге. Джентльмена оно как-то засушивает.[87]
Поэт и бунтарь, искатель приключений в политике и любви, архетип художника-романтика, чью жизнь отождествляют с самым крупным его произведением, стихотворным эпосом «Дон Жуан» (1819–1824).
Заложил основу мифа о себе в Кембридже («И это обиталище дьявола или по крайней мере главную его резиденцию, – писал он в 1805 году, – они именуют университетом, хотя любое другое название пристало бы ему куда больше, ибо учеба – последнее, чем здесь занимаются»), превратившись вдруг из робкого полноватого мальчика в денди с бледным лицом и каштановыми локонами, «безумного, испорченного и опасного для знакомства» (леди Кэролайн Лэмб). Поддерживал образ романтического отшельника стихами, полными вселенской скорби, и скандалами, вплоть до участия в греческой войне за независимость.
От статуи Байрона, стоящей теперь в библиотеке Тринити-колледжа, когда-то отказалось Вестминстерское аббатство.
Там память «проклятого поэта» увековечили памятной доской лишь в 1968 году.
Кембридж породил его, Рим приговорил, Оксфорд – сжег. Кранмер был студентом и членом конгрегации Джизус-колледжа, интеллектуальным крестным отцом английской Реформации и самым известным ее мучеником.
Он санкционировал женитьбу Генриха VIII на Анне Болейн и учредил Англиканскую государственную церковь. В 1533 году стал первым архиепископом Кентерберийским.
Его молитвенник («Книга общих молитв», 1549–1552), по сей день остающийся общим молитвословом Церкви Англии, наукой ценится как шедевр английского языка. Вместо латинизмов и гуманистической помпы – проза возвышенной рассудочности, энергичная, простая и выразительная. Кранмеру принадлежат восемьдесят четыре молитвы церковного года – так называемые коллекты, прозаические миниатюры редкой красоты.
«Безумное предприятие» – так Ф. Крик обозначил в заголовке автобиографии то, что удалось ему вместе с Дж. Уотсоном в 1953 году: открытие двойной спирали ДНК. За эпохальную расшифровку генетического кода они вместе с Морисом Уилкинсом получили в 1962 году Нобелевскую премию по медицине.
Крик, коренной англичанин, до 1976 года работал в Кембридже, в лаборатории молекулярной биологии, потом нейробиологом в калифорнийском институте Солка. Изучая человеческий мозг, этот убежденный атеист надеялся определить, «что такое душа».
Его прежний коллега, Джеймс Уотсон из Чикаго, вернулся в Америку еще в 1956 году. До 1976 года преподавал в Гарварде, в 1988–1992 годах возглавлял национальный проект по изучению генома человека – пионер анализа наследственности, желавший улучшить эволюцию за счет генной техники.
Его книга «Двойная спираль» (1967) остается обязательным чтением для будущих студентов-биологов; она была настолько откровенной, что едва не расстроила его дружбу с Криком, который пытался предотвратить ее публикацию.
Изучение медицины в Эдинбурге он забросил и стал изучать теологию в Кембридже; как он напишет позднее, это были наиприятнейшие годы в его жизни. Однако Дарвин не захотел становиться приходским священником.
Кембриджские связи позволили изменить течение жизни: в качестве неоплачиваемого натуралиста в 1831 году он вступил на борт корабля «Бигль». Во время экспедиции в Южную Америку, продолжавшейся почти пять лет, Дарвин собрал материал, систематизация которого изменила наше представление о мире. Эпохальный труд «Происхождение видов путем естественного отбора» (1859) разрушил библейский миф о сотворении мира. С обезьяной на родовом дереве его современники мирились с трудом.
Когда Дарвин послал своему бывшему профессору, геологу Адаму Седжвику экземпляр «Происхождения видов», тот ответил: «Я прочитал вашу книгу скорее с болью, чем с удовольствием». В отличие от теории Маркса дарвиновская модель эволюции остается в силе – по крайней мере для социобиологов и биогенетиков.
Вернувшись на родину, Дарвин жил с семьей в Даун-хаусе в графстве Кент, занимался наукой и писал статьи; его последняя работа называлась «Формирование плодородного гумуса благодаря деятельности червей».
Он умер агностиком в 1882 году и был похоронен в Вестминстерском аббатстве, неподалеку от гробницы Ньютона.
Сыновья и внуки Дарвина преуспевали в Кембридже, где теперь один из колледжей носит его имя. В университетском гербарии хранится более девятисот пятидесяти высушенных растений из экспедиции «Бигля», которые Дарвин послал своему другу Джону Хенслоу в Кембридж.
«Обитатели Кембриджа еще менее гостеприимны, чем другие англичане», – писал Эразм, любитель риторических преувеличений. При этом великий голландский гуманист весьма ценил Англию, «где у стен больше образования и красноречия, чем у наших людей».
В Англии, в кругу гуманистов Томаса Мора, Эразм впервые снискал признание. После пребывания в Оксфорде (1499–1500) этот пламенный публицист и пацифист преподавал в Кембридже в 1511–1514 годах. Комментированными изданиями античных авторов и Нового Завета он задал планку учености, лишенной схоластического догматизма. Его целью был синтез веры и науки, античности и христианства. Эразм склонялся к религиозным реформам, но не хотел церковного раскола Реформации.
Застольные беседы в Куинс-колледже могли послужить моделью для его Colloquia familiaria (1518), бестселлера того времени, который и по сей день остается увлекательным учебником по civilitas (умению дружелюбного и жизнерадостного общения с другими людьми).
Как и для героя его романа Рикки («Самое длинное путешествие»), Кембридж для Э. М. Форстера был «единственным настоящим домом» и в начале, когда он был студентом и вращался в кругу друзей из «Блумсбери», и потом, когда он стал почетным членом Кингз-колледжа.