Ид родился в методистской семье. В Кембридже он ходил в школу, но проводил больше времени в Музее Фицуильяма. Он хотел стать художником, одним из живописцев эпохи кватроченто, которыми он восхищался. После учебы в художественной школе Слейд в Лондоне Ид в 1920 году поступил на работу в галерею Тейт в качестве ассистента. Немного позднее он познакомился с Николсонами. Они открыли ему глаза на современное искусство: Пикассо, Брака, Бранкузи. Бен продал Иду свои работы, которые тогда еще никем не ценились, за символические деньги, только чтобы окупить расходный материал. Сегодня в Кеттлз-Ярде насчитывается более сорока работ только Бена Николсона, от натюрморта с фруктами 1920 года до геометрических абстракций 1960-х годов. Одним из первых Джим Ид стал собирать работы Альфреда Уоллиса, великого представителя наивного искусства из Сент-Ив, всего около ста произведений. Когда в галерею Тейт поступили скульптуры французского мастера Анри Годье-Бжеска и никто не хотел их покупать, Ид приобрел столько, сколько смог. Творчество этого вортициста в Кеттлз-Ярде представлено полнее, чем в большинстве музеев.
В 1936 году Ид ушел из галереи Тейт и перебрался в Танжер – маргинал, который все же не поддался гибельному дурману этого анклава гедонистов и авантюристов. Он писал, путешествовал, читал лекции об искусстве. В 1956 году вместе с женой Элен Джим Ид вернулся в Кембридж. Рядом с кладбищем при церкви Св. Петра он купил четыре полуразвалившихся коттеджа xvii и xviii веков, отреставрировал их и поселился там вместе с коллекцией.
Очень скоро Иды открыли свой дом для первых посетителей на время учебного семестра. Многие студенты за чашкой чая впервые познакомились здесь с модерном. Ид разрешал им брать на занятия оригинальные произведения, ведь искусство для него было образом жизни (так он и назвал автобиографию). «Он был глубоко религиозным человеком, почти мистиком», – рассказывает мне его бывшая сотрудница. Кеттлз-Ярд – духовное место, где предметы, освещение и пространство находятся в тонком равновесии. Несмотря на обилие вещей, нет ощущения их избытка, есть покой, простота и гармония. Порядок, лежащий в основе вещей, – вот что должно стать очевидным здесь, по мнению Ида. Порядок, который нужно сознавать все сильнее, чтобы нас не захлестывал стремительный поток событий.
В 1966 году Иды подарили дом и коллекцию кембриджскому университету. Какое-то время они еще жили здесь, потом переехали в Эдинбург, где Джим Ид и скончался в 1990 году в возрасте девяноста четырех лет. О том, чтобы Кеттлз-Ярд не стал мавзолеем, чтобы классический модерн не утратил связи с современностью, Джим Ид позаботился заранее, пристроив зал для камерных концертов и галерею для сменных экспозиций по проекту архитектора Лесли Мартина (1970).
Дом Джима Ида остался своеобразным свидетельством британского авангарда довоенного времени, инициативы одного энтузиаста. Романтическая идея единства искусства и природы нашла здесь воплощение в жизни, эхом откликаясь в нас, посетителях.
Небольшая церковь Св. Петра стоит на холме позади Кеттлз-Ярда, в тени кленов и каштанов. Это все, что осталось от большой церкви xii века. В кладке колокольни сохранился кирпич римских времен, вероятно, взятый из старой городской стены. Когда приход сократился до четырнадцати хозяйств в начале xvii века, церковь пришла в упадок. Ее отстроили в уменьшенном виде, но когда прихожане перестали заполнять и это пространство длиной всего одиннадцать метров, церковь превратилась в предмет нежной заботы, иными словами, в реликт ушедшей эпохи. Иногда ее использует для выставок соседняя галерея, вполне в духе Ида, о котором нам напоминает памятная доска со стихами Джона Донна. Но лучше всего в этом помещении ощущаешь себя без всяких картин, когда нет ничего, только тишина.
Норманнская купель, однако, осталась в церкви, и я не знаю, закричал бы я младенцем от страха или восторженно загукал, если бы меня крестили в таком месте. Из четырех углов каменной плиты вздымаются морские существа и, схватившись за хвосты, изгибаясь, тянутся вверх, к краю купели. Редко встретишь тритонов из свиты Посейдона, занимающихся йогой, но не менее редко встречаются такие языческие гибридные существа в сочетании с христианской символикой. Рыба – один из первых символов Христа, вода крещения – элемент жизни верующих в Него. Об этом говорит камень, полный магической жизненной силы, – говорит и после того, как замолк голос священника. Симметрия орнаментов, геометрия формы, круг купели и квадрат основания: осталось эстетическое чудо, выдающееся творение средневекового искусства.
Флюгер на шпиле церкви Св. Петра отмечен буквами А. Р., инициалами Эндрю Перна. Он был ректором Питерхаус-колледжа с 1553 по 1589 год, и в это бурное время очень удобно было трактовать литеры на флюгере в зависимости от политических веяний: A Protestant, A Papist, A Puritan.
Угловой дом на Кастл-стрит, постоялый двор xvi века, теперь пристанище Этнографического музея графства Кембриджшир и по самую крышу набит предметами домашнего обихода наших предков, живших в городе и его окрестностях. Плакат 1850 года, хранящийся в этом краеведческом музее, приглашает на публичную казнь Элиаса Лукаса и Мэри Ридер на Кастл-хилл.
Трава на этом холме растет по диагонали, он был насыпан по велению норманнского завоевателя Вильгельма I в 1068 году для защиты крепости, стоявшей здесь, сначала деревянной, потом из камня со сторожкой и башнями – прекрасный источник материала для строительства колледжей. На Кастл-хилл больше нет ни крепостных развалин, ни виселиц, остался лишь прекрасный вид.
Три колледжа и одна могила: соседи Витгенштейна
Очень странно, если в двух комнатах друг под другом могут сосуществовать два мира. Это случается, когда я живу под двумя студентами, которые надо мной шумят. Это в самом деле два разных мира, и взаимопонимание невозможно.
Вдетективе «Неженское дело» Ф. Д. Джеймс частный детектив Корделия Грей ведет расследование в Кембридже. Дело, в котором она расследует смерть студента-историка, приводит ее в колледж на окраине города: «Здание колледжа Нью-холл, с его византийским декором и сияющим пологим куполом, похожим на половинку апельсина, почему-то навеяло Корделии аналогию с гаремом. Конечно, владельцем его мог быть только султан очень либеральных взглядов, питающий расположение к ученым дамам».
Нью-холл был основан в 1954 году; это третий женский колледж после Гёртон-колледжа и Ньюнэм-колледжа. Студенческая братия состоит исключительно из женщин, среди членов колледжа терпят мужчин – в качестве уступки постфеминизму. Здание колледжа просвечивается за деревьями на Хантингдон-роуд: белый клинкерный кирпич и голый белый бетон. Его построило в 1962–1966 годах архитектурное бюро Chamberlin, Powell & Bon, и чувственности в этом их проекте гораздо больше, чем в лондонском жилом комплексе Барбикан в стиле брутализма. Здание холла высится, словно обсерватория с сегментированным куполом, в плане повторяя греческий крест, окруженный четырьмя круглыми лестничными башнями с маленькими куполами. В византийском стиле холла притаилось и немного от эстетики строительного конструктора. Бетонные блоки таких размеров можно поднять только строительным краном – экономичный монтаж, неизбежный при ограниченном бюджете. Напротив трапезной расположена библиотека с цилиндрическим сводом, между ними – внутренний двор, в котором плещется фонтан.
Пуристам вроде Певзнера такая «простая красота» может показаться подозрительной: девственная белизна и волнистые формы, словно архитектор хотел польстить клиенткам, выбрав подчеркнуто женские архитектурные линии. Но об этом нет и речи, учитывая конструктивизм остальных зданий.
Вскоре члены колледжа Нью-холл поняли, что белые клинкерные стены предлагают идеальные условия для презентации современного искусства. В длинных, хорошо освещенных коридорах центрального Фаунтин-корта, в общих помещениях, в столовой, на улице прямо на траве – искусство здесь повсюду. От батика и до металлической скульптуры, представлены все средства и все техники; есть картины, фотографии, резьба по дереву Гвен Рейверат, бронзовая голова Элизабет Фринк и «Война в Заливе» Мэгги Хэмблин. Свыше двухсот работ более семидесяти художниц включает в себя коллекция колледжа, причем наряду с произведениями именитых авторов, таких как Паула Рего или Барбара Хепуорт, есть несколько картин бывших студенток. Женское искусство в женском колледже – все еще программная альтернатива для смешанного мужского мира Кембриджа. «Скачки с препятствиями» – так называется книга 1979 года феминистки Джермейн Грир о женском искусстве. Продолжение книги находится перед глазами у студенток Нью-холла в виде самых свежих примеров, готовя их к собственным препятствиям.
Жизнестойкость колледжской системы весьма убедительно аргументирует Анна Лонсдейл, ректор Нью-холла: «Ключевые глобальные проблемы, такие как изменения мирового климата, которые теперь встают перед нами, требуют способности к междисциплинарному мышлению, какую развивает жизнь в колледже».
Примерно в то же время, что и Нью-холл, был построен соседний Фицуильям-колледж, новое помещение для колледжа, созданного в 1869 году для студентов, которые не принадлежали ни к одному из уже имевшихся колледжей. Поскольку первое помещение, которое они заняли, находилось напротив Музея Фицуильяма, колледж тоже окрестили Фицем. В настоящее время около семидесяти процентов студентов этого колледжа окончили государственные школы, что намного выше среднего, как подобает социальной направленности этой образовательной инициативы викторианской эпохи. «Из старого и нового – лучшее», гласит девиз колледжа.
К сожалению, архитектор-бруталист Дэнис Ласдан не придерживался этого принципа. У здания на Хантингдон-роуд, которое в 1961–1967 годах построил этот знаменитый архитектор Лондонского национального театра, шарма не больше, чем у придорожного мотеля. Фасады из промышленного кирпича тоскливого коричневого цвета, этажи подчеркнуты бетонными полосами. Насколько скучен жилой флигель, настолько экстравагантен холл с его крышей-балдахином: высокие окна, над которыми нависают козырьки, подпрыгивающие, словно возбужденные монашки в чепцах.