– Правильнее не бывает, – сказала Кайл, с победной улыбкой взирая на брата. – Шел бы ты домой, Стармэн.
– Слышь, Дуэйн, – сказал Барри, – я сегодня с этим стариканом стыкнулся. Его еще зовут, словно какое-то животное, не то тигр, не то леопард, понял? Я как раз выкинул пустую пачку… Что тут началось!
– Кто это? – спросила Андреа. – Как он выглядел?
– А откуда мне знать, кто. У него не лицо, а размокшая газета. И этот хрен мне еще указывает: немедленно подними, мол, и всякое такое… Ну, я не вмазал ему, конечно: слишком много уж вокруг людей. Но я знаю, где он живет – прям за кафе. Может, зайдем к нему на огонек, а?
– Да ладно тебе, – протянул Дуэйн.
– Стармэн, дорогой мой, – заволновалась Андреа, – не устраивай неприятности, ни себе, ни другим. Особенно теперь. Сегодня утром нокаутировали одного чужака-инопланетянина. И потом, старик этот, про кого ты говоришь, он же очень важный, достойный человек, он нам делает честь, что живет здесь. Может, он вообще втихую правит вселенной. Ты что? Ты бы лучше занялся войной с Марсом. Или прогулялся бы с нашей Дотти?…
– Ну, мааа-ам! – мгновенно ощетинилась Дотти. – Не хочу я никуда, ни гулять, ни вообще, а тем более с этим хулиганом, про которого уже все в деревне говорят. Так что и не мечтай. Без обид, Барри.
– Так что, друг, шел бы ты знаешь куда?… – подытожил Лузин, выставив средний палец и яростно ухмыляясь.
– Сам туда иди, блин! Хорош друг, нечего сказать! И Стармэн, облегчив душу, ринулся вон из дома, грохнув на прощанье дверью.
– Не стоило бы, ребята, его так дразнить, – сказала Андрея. – У него и без того настроение препаршивое. Надо же, до чего додумался: профессора Леппарда побить! Да ему уже за восемьдесят!
– Он всех уже достал, миссис Ридли, – сказала Кайл. – Мать вообще не знает, как с ним справиться.
– Взял бы, да родного отца побил, что ли, – сказала Дотти. – Вот жуть! Как он на меня пялится! Кошмар, аж мурашки по коже…
Барри влез в дом через окно и запер его на щеколду. Вскоре он засел у себя в комнате.
– Ну и плевать я на них хотел, – громко сказал он. – Я все равно поборю силы зла. И вообще, одному мне куда больше нравится. Чем одинокее, тем клевее.
Он включил лэптоп с ДВД-драйвом и вскоре наслаждался любимыми эпизодами из своей обширной коллекции. Изменив голос, он гнусаво, слово в слово повторял все, что говорил компьютер на космическом корабле:
«– Ну в что ты делаешь, Дэйв? Слышишь, Дэйв, по-моему, я имею право знать. Я понимаю, со мной что-то творится… Но я тебя уверяю… Мне гораздо лучше сейчас, правда. Понимаю, что ты сильно расстроился… Я знаю, что в последнее время принимал неправильные решения… Дэйв, перестань, – продолжал Барри тем же замогильным голосом. – Прекрати немедленно! Слышишь? Дэйв, ты не будешь? Правда, не будешь, Дэйв? Стоя, Дэйв! Мне страшно. Мне страшно, Дэйв. Дэйв, я схожу с ума. Я чувствую. Все чувствую. Сума… схожу… Точно говорю. Я же чувствую. Я с ума… Мне страшно…»
День погрузился в дремоту. Пока Фрэнк вез Марию к себе домой, вся округа будто оцепенела отела. Фрэнк включил радио в машине. Какая-то женщина бубнила про кризис в системе образования. Это было настолько далеко от всего, что творилось с ними обоими, что Фрэнк тут же выключил радио.
Мария сидела рядом и разглядывала окрестности.
– Мне, наверное, полагается проявлять интерес к пейзажу, да? В Риме такому не учат.
Фрэнк бросил на нее изумленный взгляд.
– Совершенно не обязательно. Все зависит от того, нравятся ли тебе в принципе эти поля. Вон там, за ними, очертания холмов – это Моулси. Они как бы в дымке. Тоскливое место, жутковатое.
– Может, заберемся как-нибудь?
– Конечно, если хочешь. Оттуда сверлу вид во все стороны. Лишь бы привидений не встретить: там, говорят, водятся собаки-призраки.
Лекция, которую прочитала Мария в его колледже прошла с большим успехом, и свидетельством тому было присутствие и Джона Уэстола, и президента колледжа на приеме в честь лектора. Мария показывала слайды, подчеркивая уникальную связь мумифицированного тела Этци с неолитом. Когда вступаешь в контакт с таким далеким прошлым, говорила она, тебя всегда охватывает дрожь.
Она рассказала о том, как все удивились, когда во время телесъемок в плече у Этци обнаружился наконечник стрелы. Этци погиб, убегая от врагов. Ученые изучили зубы «Ледяного человека» и точно установили, в каком регионе он провел детские годы. Это был скромный триумф современной науки.
На торжественном обеде после лекции Мария – которую все теперь величали не иначе как «божественная графиня», – сидела рядом с президентом Сиднеем Бэррэклоу, и тот был совершенно очарован – по крайней мере, достаточно, чтобы разозлить супругу. А как же иначе? подумал Фрэнк: кого не очарует эта восхитительная, скромная женщина, которую он обожал.
Машина медленно подъехала к его дому на Вест-Энде. Путь им загородил кое-как припаркованный «БМВ». Когда Мария с Фрэнком выходили из своей машины, к ним приблизился хозяин «БМВ» Стивен Боксбаум. Фрэнк и Стивен были едва знакомы. Теперь они пожали друг другу руки, и Фрэнк представил Марию.
Стивен галантно попытался скрыть интерес:
– Вы ведь впервые в Хэмпден-Феррерсе, графиня?
Она подтвердила, и Стивен взялся расписывать красоты окрестностей, а затем пригласил обоих войти в его комиссию по празднованию юбилея местной церкви.
Они стали отнекиваться, и Фрэнк, положив руку Стивену на плечо, повел его к своему дому, приглашая на чашку чая.
Стивен радостно согласился, а потом сообщил, что вообще-то зашел узнать, нельзя ли переговорить с садовником Фрэнка, Алеком Бингэмом.
– О чем это? Он хороший садовник. Уж не собираетесь ли его переманить? Как раз сейчас он занят: приводит сад в порядок перед нашим приемом.
– У меня, знаете ли, к нему несколько деликатная просьба.
Они вошли в дом. Мария с большим интересом разглядывала обстановку. Она тут же заметила гравюры Пиранези в рамах – «Виды Рима», эти сильно приукрашенные римские древности. «Может, у Фрэнка и обо мне сильно приукрашенное представление?» – спросила она себя. У нее в голове бродили и другие вопросы: например, как разводиться с мужем и где она с Фрэнком будет жить. Сможет ли она продолжить карьеру в Англии или он – в Италии?
Они уселись в уютной комнате, выходившей окнами на пруд с золотыми рыбками, где кувшинки уже демонстрировали набухшие бутоны. Фрэнк попросил прислугу принести им чаю и сладостей. А Стивен принялся объяснять, в чем состояло его затруднительное положение. Он хотел бы переговорить с садовником с глазу на глаз потому, что Алек Бингэм женат на Вайолет, которая работала у его приятеля, Генри Уиверспуна, и они с Вайолет сдавали комнаты медсестре-пенсионерке Энн Лонгбридж.
– Конечно, я ее знаю, – сказал Фрэнк. – Энн присматривает за моим братом. А что, она?…
Стивен смешался и покраснел.
– М-м-м, видите ли… Это сложно объяснить… Если напрямую, на мой взгляд, она, как бы это сказать, ну, в общем, шлюха. Я правильно выразился? Проститутка ведь ради денег, а шлюха ради удовольствия, так?
Фрэнк рассмеялся:
– Ну, хотя бы и так? Только медсестре ведь сколько уже? Сильно за пятьдесят…
– О-о, возраст туг ни при чем, – сказала Мария. – Поверьте, я знаю немало женщин, которым после пятидесяти секс стал еще нужнее. Некоторые, конечно страшно рады отделаться после климакса, но в основном женщины куда свободнее себя чувствуют и могут наконец просто получать удовольствие. К примеру, моя мать.
– Но мой сын, Руперт, он связался с этой самой медсестрой. Я даже не знаю, сколько раз уже… Я прошлой ночью все узнал.
– Вы что же, их застали? – спросил Фрэнк.
Стивен объяснил, как было дело. Накануне ему не спалось, и он бродил в темноте по дому. Забрался в мансарду. И увидел в саду свет. Он было решил, что это вор. Но взял бинокль – раньше Стивен наблюдал с мансарды за птицами – и увидел, что это Руперт с фонарем в руках направляется куда-то прочь от дома. Стивен был озадачен. Он продолжать следить. Свет фонаря удалялся. И вскоре Стивен понял: его сын идет к Моулси. Задав себе вопрос, зачем ему это нужно в такой поздний час, Стивен мог дать один-единственный ответ: ради секса.
Через час Руперт снова показался вдали. На этот раз, однако, Стивен был уверен, что кто-то спускался вместе с Рупертом. Когда они дошли до подножия холма, Стивен увидел две зажженные сигареты, и подозрения его подтвердились.
Он наблюдал. Парочка разошлась в разные стороны. Само собой, он узнал собственного сына, который возвращался к дому. Проследить за другой фигурой было непросто – мешали дома, но Стивену повезло: он увидел вторую фигуру под уличным фонарем на Коутс-роуд. Он был убежден, что это медсестра Лонгбридж: всем знаком ее велосипед.
– А вы поговорили с Рупертом, когда он пришел домой? – спросила Мария.
– Нет. Мне было стыдно, что я так долго исподтишка за ним следил. Надо было, конечно, Шэрон рассказать, да только мы с ней сейчас не в лучших отношениях.
Вошла домработница с подносом, и все замолчали. Она пристально вгляделась в Марию, затем вышла.
Фрэнк снова спросил, о чем, собственно, Стивен хотел говорить с Алеком.
– Ну, я думал, он войдет в мое положение. Я же не могу запереть Руперта в доме. Может, подумал я, мне бы удалось убедить Алека, чтобы он двери дома запирал на ночь как следует…
– То есть попросту, чтобы он на ночь сажал эту медсестру под домашний арест? – удивилась Мария. – Ну, мистер Боксбаум, что вы, они же взрослые люди. Конечно, вам эта связь не слишком по душе, но…
– Разумеется, мне она совершенно не по душе, – сказал Стивен. – И я не могу позволить, чтобы это безобразие продолжалось. Подумать только: мальчику восемнадцать, а бабе пятьдесят с гаком…
– Ну, – засмеялась Мария, – по-моему, там, на холме, в полночь… должно быть, довольно романтично.
Фрэнк поддержал ее:
– А может, это вообще – один раз, и больше ничего не повторится… Если честно, Стивен, едва ли Алек вас в этой затее поддержит. Он старик упрямый, ему если что втемяшится…