Впрочем, постоянных клиенток у меня тоже достаточно: женщины обожают рассказывать о своих проблемах и ждать их чудодейственного решения. А я умею слушать и давать советы. Как правило, дельные. Этакий психолог плюс.
— Пока вроде не зарастает, — отозвалась я. — К сожалению, основной контингент — обманутые жены. И к еще большему удивлению — упрямо цепляющиеся за своих «мерзавцев». Вот верни ей этого кота блудливого — и все. Он, конечно, сволочь, но это ЕЕ сволочь…
— Надо будет мою супружницу к тебе направить, — обронил Стас. — Да не жми ты так на газ! Столько лет за рулем, а водишь, как стопроцентный чайник.
— А ты не делай таких резких предложений! — огрызнулась я. — Только твоей Лялечки мне для полного счастья не хватало. Не хочу слушать, куда ты ходишь налево.
— А я, между прочим, не хожу, — пожал плечами Стас.
— Тогда на что она, собственно, мне жаловаться будет?
— Не на что, а на кого. На меня, естественно.
— Но ты же не ходишь налево.
— Это я знаю. А у нее своя точка зрения на развитие сюжета.
— Сам ты уже не справляешься?
— Не справляюсь, Маринка, — неожиданно серьезно ответил он. — Веришь ли, иногда хочется ее придушить.
— Не следует сдерживать порывы, которые идут от сердца, — доброжелательно посоветовала я. — Хочется — придуши. Алиби я тебе обеспечу. Следы сам зачистишь, небось, профессионал.
— Только и осталось. Не пойму, что с ней творится в последнее время. Как с цепи сорвалась.
— Климакс? — услужливо предположила я.
Лялечка была моложе нас со Стасом лет на десять, а мы с ним еще не отмечали сороковник. Но я не учла, что мужчины, даже полицейские, плохо разбираются в таких нюансах.
— Она все время приписывает мне каких-то баб…
Дальше он мог не говорить, диагноз мне и так был понятен. Патологическая ревность бывает в двух случаях: либо женщина чувствует, что молодость и красота безвозвратно уходят и компенсирует это безобразными сценами, либо… у женщины самой есть любовник (или любовники) и она выставляет мощную дымовую завесу. Лучший способ защиты, давно известно, — это нападение.
—…без конца названивает мне, чтобы выяснить, когда я приду. И не дай Бог выключить звонок. Сразу же вывод: был с бабой.
— Пораньше возвращаться не пробовал?
— Само как-то случалось пару раз.
— Ну?
— Баранки гну! Еще хуже получалось. Дома её не было.
— А выяснить, где находится её мобильный? Технически не сложно…
— Да ну тебя. За женой слежку устраивать…
Ну, я же говорю — клинический случай. Девочка, похоже, гуляет напропалую, а мужа держит в строгом ошейнике, чтобы самой не попасться. Старо, как мир, даже скучно. Но ведь сказать это Стасу — обидится насмерть. Его Лялечка, как жена Цезаря, выше всяких подозрений. Тьфу!
Ладно, придется помогать другу. Противно, однако, но ничего не поделаешь. Если его Лялечка ко мне заявится, я из нее правду, так или иначе, выну. А потом напугаю жуткими последствиями внебрачной связи с данным конкретным индивидуумом. Или — индивидуумами, в зависимости от количества.
— Присылай. Если она согласится, конечно. Хотя подожди… она же и меня тебе в любовницы запишет. Оно нам надо?
— Не запишет, — уверенно сказал Стас. — К тебе она не ревнует.
— Оказывается! — засмеялась я. — Почему это мне такое исключение?
— Потому, что ты это — ты.
— Не поняла…
— Она же знает, что мы с тобой дружим с незапамятных времен. И будем дружить.
Последнюю фразу он произнес с неким металлом в голосе. Металл был проявлением ярко выраженного инстинкта собственничества у моего друга. То, что принадлежало ему, не могло быть не то что отторгнуто — поделено ни при каких обстоятельствах. Я была ЕГО подруга — и точка.
Подозреваю, что наша многолетняя замечательная дружба скреплялась еще и тем, что я до сих пор оставалась незамужней, а моих более или менее постоянных воздыхателей Стас терпел — не более того. Впрочем, каждому он устраивал полную проверку по всем правилам и обязательно находил какие-то неточности в биографии или темные пункты. Господи, а у кого их нет, по нынешним-то временам? Тем не менее, осадок оставался, а воздыхатели, наоборот, испарялись.
— Ладно, проехали, — быстро сказала я. — Только хорошенько подумай, прежде чем сводить меня со своей супругой. И вообще подумай.
— Черт, я же все забываю, что ты у нас — потомственная ведьма, — ехидно заметил Стас. — Наведешь на мою любимку какую-нибудь порчу, а мне с ней, как-никак, жить…
— Жить надо по-человечески, — уже сердито огрызнулась я, — а не «как-никак». И порчу я прекрасно могу навести заочно. И не буди лихо, пока оно тихо.
Да. Я — потомственная ведьма. Ничего смешного, между прочим. Нас хоть и не очень, но все-таки много. И бабушка моя — ведьма, и мамочка. И прабабушка тоже была ведьмой, только я ее уже не застала. Женщины у нас исчезают из реальной жизни после того, как дожидаются рождения внучки. Не то чтобы умирают, а именно исчезают, то есть продолжают существовать где-то ещё, но в иных качествах.
Моя прабабка, как мне рассказывали, исчезла, едва услышала первый крик новорожденной внучки. Бабушка поступила по-другому: меня вырастила, воспитала и только после этого сочла себя вправе наслаждаться собственной другой жизнью. Впрочем, с моей мамочкой по-другому поступить просто не получалось, материнский инстинкт у нее отсутствует по определению, ее основное призвание и занятие — замужества. По-моему, она уже выходила замуж раз восемь и каждый раз при этом кардинально меняла внешность.
Сейчас она — ослепительная блондинка лет тридцати пяти, живет с очередным мужем в Таллине и пока всем довольна. Меня в гости не зовет: довольно сложно выглядеть моложе своей дочери, лучше просто пореже встречаться. Я тоже не выгляжу на свои тридцать восемь, но на двадцать пять — точно. Поэтому мамочка время от времени появляется с «неофициальным визитом» в Москве, по-быстрому учит меня жить — и снова упархивает. Нас обеих это вполне устраивает… пока.
Мужчины в нашей семье как-то не задерживаются, отца я помню довольно смутно и где он теперь — не имею ни малейшего представления. Про дедушку даже не заикаюсь. К сожалению, на мне династия закончится. Скорее всего. Ребенка я хочу, но от любимого мужчины, а любимый мужчина меня не хочет. Можно было бы, конечно, принять кое-какие меры, но ничего хорошего из этого все равно не выйдет. Точно знаю, хотя иногда так хочется…
Во всяком случае, еще бабушка категорически запретила мне привораживать Стаса, доходчиво объяснив, что даже при благоприятном исходе приворота у меня обязательно родится мальчик, а это уже совсем не то, что требуется. В этом месте она глубоко вздохнула и добавила, что девочки, как правило, появляются на свет от большой взаимной любви…
Так что не будет у меня девочки…
— Сейчас влетим в пробку на Каширке, — прервал мои размышления Стас. — Угораздило же тебя поселиться у черта на куличках! Орехово-Кокосово, Бананово-Кукуево. Нормальные люди…
— Все правильно, — согласилась я, — нормальные люди селятся в Зюзино. Совсем другой город, пробок нет, коттеджная застройка, сплошной зеленый массив возле водоема.
Стас насупился: он терпеть не может издевок в свой адрес, а собственное местожительство тихо ненавидит. Что ж, когда расселяли наш с ним родной старый дом на Сретенке, привередничать особенно не приходилось, все радовались, что едут не в Бутово или Зеленоград, а все-таки остаются в пределах кольцевой дороги. А пробки…
Ладно, спешим, так спешим… Я прищурилась, посмотрела на плотную ленту машин впереди и… они начали перестраиваться вправо. И мы поехали быстро и плавно по внезапно освобождающемуся перед нами проходу. Только на светофорах все-таки приходилось притормаживать, чтобы не нервировать Стаса: обычно я обхожусь без этих формальностей.
— Гляди-ка, рассосалось, — привычно удивился Стас.
— Куда ж оно денется? — фыркнула я. — В какой магазин будем заруливать?
— Уууу?.. Сегодня у нас мясо или морепродукты?
Я задумалась. В морепродуктах мне нравилось все, кроме запаха, которым надолго пропитываются кастрюли. В принципе этим можно было бы и пренебречь, но почему-то формула, с помощью которой я от этого запаха избавляюсь, отнимает у меня непропорционально большое количество сил. Все-таки я еще очень молодая (для ведьмы, разумеется). Бабушка решала эти проблемы в одно касание, а мамочка просто выбрасывала посуду, единожды бывшую в неудобном ей употреблении, и к следующей трапезе обзаводилась новой.
Красиво жить, понятно дело, не запретишь, но я к такой красоте все-таки не была готова.
— Знаешь, что… — начала я.
И закрыла рот, потому что у Стаса зазвонил мобильный. Практически для каждого абонента на телефоне была собственная мелодия. Если звонила, например, его дорогая супруга, то аппарат выдавал художественный свист из замечательного фильма «Убить Билла». Там эта мелодия сопровождала действия одноглазой медсестры, которая собиралась сделать пациентке смертельный укол. Н-да-с…
Но на сей раз телефон вызванивал «Наша служба и опасна и трудна», из чего следовал грустный вывод: господина подполковника вызывали на службу. Которая вот именно что опасна и трудна. Девяносто девять шансов из ста, что наш замечательный ужин накрылся чем-то ярким и громким. Проходили уже…
— Слушаю, — отозвался Стас. — Да… Понятно… Что-что? Так не бывает… Ладно, еду… Скоро буду, не расслабляйтесь… Все, конец связи.
— Ну что там у тебя еще настучалось? — без особого восторга осведомилась я.
— Труп у меня настучался. Вполне мертвый. Одна пуля в сердце, другая — в голову. Все, как положено.
— Опять криминальные разборки?
Я уже перестраивалась, чтобы развернуть машину и ехать совсем в другую сторону — к Ленинскому проспекту, где на улице Фотиевой находилось отделение полиции, подведомственное моему другу.
— Похоже. Убили молодого мужчину, который просто шел по улице…
— Пешком?
— Полагаешь, можно идти как-то иначе?