Гай Октавий вряд ли успел побывать в одной компании с такими состоятельными людьми, как Красс и Помпей, однако наверняка знал, как первый из этих двоих тратит деньги. Красс не хотел быть богатым просто ради богатства, но с помощью денег он добивался политических преимуществ, давая в долг многим сенаторам либо под очень низкие проценты, либо вообще без таковых. Ходили слухи, что большинство сенаторов в долгу перед Крассом. Когда его обвинили в связях с Катилиной, страх перед требованием немедленно выплатить долги стал причиной того, что вопрос быстро отпал. Он также имел широкие деловые связи с компаниями публиканами (откупщиками), которые заключали с государством контракты, например, на сбор налогов в провинциях. Многое из этого делалось за кулисами, поскольку сенаторы не имели права заниматься коммерцией, хотя многие все же так поступали. Красс в этой сфере, видимо, добился наибольших успехов. Он торговал не только деньгами, но и услугами. Способный и удачливый адвокат, он усердно представлял интересы других людей в судебных процессах, чтобы они потом чувствовали себя обязанными.[43]
Гай Октавий, чей отец занимался ростовщичеством, несомненно, знал, что многие видные люди или были должны ему, или брали взаймы у него раньше. Весьма вероятно, что он продолжил семейный бизнес, весьма способствовавший осуществлению его политических амбиций.
В отличие от многих других сенаторов, основная часть состояния Октавия не была вложена в поместья и могла использоваться в политических целях. Вероятно, именно желание умножить богатство побудило его жениться на Атии. Мы не знаем, чем закончился его брак с женщиной по имени Анхея – смертью супруги или разводом, когда муж увидел возможность заключить более выгодный для него союз. Для римской элиты брак был политическим инструментом (Suetonius, Augustus. 4.1).
Юлий Цезарь, сам первоначально обрученный с дочерью богатого всадника, выдал одну из своих сестер за Марка Атия Бальба, другого италийского аристократа из фамилии, во многом сходной по положению с Октавиями. Он был родом из Ариции, находившейся недалеко от Рима, в Альбанских горах, и принадлежал к высшему классу, являясь родственником Помпею по материнской линии. Его отец женился явно на представительнице сенатской фамилии, что помогло его сыну при достижении должностей в Риме. Другая сестра Юлия Цезаря была поочередно замужем за двумя не очень значительными людьми из италийских верхов, чье честолюбие побуждало их делать карьеру в самом Риме. Благодаря этим брачным альянсам Юлий Цезарь приобрел верных союзников, готовых сотрудничать с патрицием из столь древнего рода, и, весьма вероятно, вполне конкретную практическую помощь в финансировании собственной карьеры.[44]
В 62 г. до н. э. Гаю Октавию, видимо, уже перевалило за сорок, и он чувствовал в себе готовность принять участие в конкурсе на должность одного из восьми преторов на следующий год. Политическая карьера в Риме была тесно связана с возрастом, и Сулла постарался внести ясность в этот вопрос, установив минимальный возраст для занятия определенных должностей (более подробно об официальной карьере, или cursor honorum, см. в приложении 1). Преторами избирались не ранее чем в тридцатидевятилетнем возрасте. Победа в конкурсе их была достаточно заманчивой, чтобы они добивались этой должности с первого же раза, а особенно чтобы стать консулом в «свой год» (suo anno). Цицерон сумел добиться этого высшего успеха – благосклонная фортуна в сочетании с его яркой карьерой в судах помогла ему одержать победу. У нас нет сведений о том, чтобы Октавий выступал в качестве адвоката, его таланты в этом отношении не проявились.[45]
Он дважды служил военным трибуном в 70‑х гг. до н. э. и, таким образом, по крайней мере в начале своей карьеры он мог постараться заслужить репутацию хорошего воина, ибо последняя, как правило, производила на избирателей благоприятное впечатление. Каждый год избирались двадцать четыре военных трибуна – наследие тех времен, когда армия состояла только из четырех легионов, и каждым из них предводительствовали шесть трибунов. К I в. до н. э. число легионов достигало примерно двенадцати, и большинство их трибунов отбиралось и назначалось наместниками провинций. Мы не знаем, где служил Гай Октавий, но то, что он прослужил два срока, каждый длиною как минимум в год, позволяет думать, что эта должность его устраивала. В более ранние времена любой кандидат, добивавшийся должности, должен был принять участие в десяти кампаниях или отслужить в войсках десять лет. К I в. до н. э. это требование значительно смягчилось, хотя даже чуждый военному делу Цицерон какое‑то время провел в армии. Молодой человек служил контуберналом (дословно «товарищ по палатке») наместников, успешно выполняя обязанности младшего штабного офицера и набираясь опыта.[46]
Гай Октавий затем был избран на самую младшую из римских должностей – квестора, являвшуюся первым шагом в политической карьере. Со времен Суллы тот, кто становился квестором, автоматически попадал в сенат. Каждый год избиралось двадцать квесторов, и одним из таковых на 73 г. до н. э. являлся Гай Тораний, с которым Октавий позднее оказался тесно связан, а потому, вероятно, должность они занимали в одном году. Обязанности этих магистратов относились прежде всего к финансовой сфере. Некоторые из них оставались в Риме, в то время как другие отправлялись помогать наместникам в надзоре за финансовыми делами в их провинциях. Мы не знаем, какой круг обязанностей достался Гаю Октавию. В отличие от него Тораний командовал войсками, сражавшимися против мятежных рабов во время восстания Спартака, и был наголову разбит.[47]
В 64 г. до н. э. – датировка опять предположительна, но вполне вероятна – Гай Октавий и Гай Тораний стали плебейскими эдилами. Каждый год избиралось четыре эдила, два плебейских и два курульных – должности двух последних доставались патрициям. Их задачи состояли в организации публичных празднеств, особенно ludi Ceriales, справлявшихся в честь богини плодородия, и Плебейских игр, обеспечения нормального движения и проведения общественных работ в самом Риме. Это давало отличную возможность показать себя избирателям с лучшей стороны, особенно для человека, способного поддержать казенные траты собственными средствами. Игры включали в себя процессии и публичные зрелища – такие как травли зверей. На этом этапе римской истории гладиаторские бои проводились лишь во время погребальных игр. Ежегодно выбирали на незначительное число должностей, а эта магистратура не была обязательной.[48] Торанию она давала возможность реабилитироваться в глазах сограждан после понесенного поражения. Для Гая Октавия это был удобный случай, чтобы приобрести новых союзников и добиться известности среди избирателей.[49]
Он не был птицей высокого полета, как дядя Атии. Род Юлия Цезаря оттеснили с политического олимпа еще со времен ранней республики, однако удача начала возвращаться к его представителям, когда он был ребенком. Начало их возвышению положила другая ветвь этого многочисленного рода – по крайней мере, благодаря ей имя последнего вновь приобрело известность. Отец Цезаря, пользуясь выгодами брака своей сестры с народным героем Гаем Марием, легко достиг претуры, и только неожиданная смерть – он упал и умер, когда как‑то утром надевал обувь, – помешала ему добиться дальнейшего возвышения.
Сам Юлий Цезарь получил высшую награду за храбрость, когда еще в возрасте около двадцати лет заслужил гражданский венок (corona civica), которого по традиции удостаивался человек, спасший согражданина в бою. Возможно, именно это, а возможно, еще и поддержка со стороны патрициев позволили ему добиваться каждой магистратуре на два года раньше минимально допустимого срока. Юлий Цезарь проявлял немалую активность в судах, был колоритен в одежде и стиле жизни, добросовестно исполнял обязанности магистрата, подкрепляя государственные средства своими, взятыми в долг. Он оказывался героем ярких историй с пиратами и чужеземными захватчиками, а также давал поводы для сплетен о многочисленных романах с чужими женами. В те времена, как и во многие другие, дурная слава была для политика полезнее неизвестности. Тем не менее, карьера Юлия Цезаря оставалась достаточно традиционной.[50]
Карьера же Гая Октавия развивалась не столь быстро и ярко, но все же достаточно уверенно. Человек, добивавшийся должности, надевал особую беленую тогу, известную как toga candida, откуда происходит наше слово «кандидат». Во время предвыборной кампании важно было находиться на виду. В Риме не существовало политических партий в нашем смысле, как и предварительных обсуждений по поводу политических вопросов. Избиратели, разумеется, подавали свои голоса исходя из предполагаемой репутации и прежнего поведения кандидата, а не тех мнений, которые он высказывал. Когда римский народ не очень понимал, что представляет собой соискатель, то он обращал внимание на громкое имя, считая, что его носитель унаследовал доблесть и таланты предков. Поэтому если отец и дед последнего проявили себя на службе государству с лучшей стороны (или хотя бы не запятнали себя позором), предполагалось, что их сын или внук тоже обладает аналогичными достоинствами. Обычно он также наследовал прежние симпатии, обязательства и дружеские связи, обретенные предшествующими поколениями. Влиятельные аристократические роды не пренебрегали возможностью разрекламировать свои заслуги. Атрии их домов украшались символами былых побед, и когда кто‑то попадал в них, то шел мимо бюстов предков, и каждый из их числа – с магистратскими инсигниями.