[697]
В последующие годы Вара критиковали за его отношение к провинции скорее как к уже благоустроенной и мирной, нежели находящейся в процессе завоевания, и за презрение к жителям, так как он смотрел на германцев как на «не имеющих ничего человеческого, кроме голоса и тела, которых не мог укротить меч, но сможет умиротворить правосудие». Однако во многом это убеждение было основано на устаревшем опыте, и отсюда не следует, что Вар все делал разумно и умело. Он начал облагать племена регулярным налогом, хотя наиболее вероятно, что в прошлом, когда в завершение конфликта с Римом они покорились, с них требовали лишь поставок скота и зерна. Взимание могло быть или не быть строгим, но тот налог был новым, и как знак того, что германцы являлись не союзниками, но подданными Рима, неизбежно вызвал негодование. На протяжении всей долгой истории римского провинциального управления слишком частой проблемой была коррупция, и очень может быть, что она ухудшила положение дел. Веллей Патеркул утверждает, что Вар отличался жадностью и что во время своего пребывания в Сирии «он вступил бедным в богатую страну, а вернулся богатым, оставив ее бедной».[698]
Возмущение римским владычеством, чему способствовали введенные римлянами налоги, росло и, как в Паннонии, было особенно сильным у более молодых воинов, которые никогда не сталкивались с легионами в битве. В то же время боязнь римского могущества уменьшалась после их отступления под натиском Маробода и длительной и трудной борьбы с целью подавить восстание в Иллирике. Казалось, что римляне могут потерпеть поражение, и даже некоторые из тех, кто очень сильно преуспел благодаря союзу с Римом, начали задаваться вопросом, является ли такая политика на будущее самой мудрой. Арминий был одним из них, и в какой-то момент римский всадник решил отказаться от своего нового гражданства и восстать против империи. Мы не знаем, когда он принял такое решение и что его вызвало. Возможно, для этого достаточно было гнева за утрату независимости своей собственной и других племен, и весьма вероятно, что наряду с этим присутствовала и ненависть за их отношение к ним по праву завоевателей. Хотя он и сделался римлянином, возможно, он обнаружил, что его сограждане относятся к нему в лучшем случае снисходительно. Имя его брата, Флав, переводится как «Блондин» или «Белокурый», и трудно сказать, предполагать ли в этом имени что-то обидное, или более нежное, подобное таким прозваниям, как «Румяный», «Рыжий» или «Голубоватый». С другой стороны, мы также должны принимать во внимание простое честолюбие. Арминий высоко поднялся благодаря связям с римлянами, став одним из самых значительных людей своего племени, но, возможно, он решил, что теперь перспектива какого-либо дальнейшего укрепления своего статуса, обусловленного лояльностью римлянам, невелика. Недавние события позволяли думать, что Рим не является непобедимым, и человек, который ведет собственное и другие племена к свободе, непременно приобретет столь огромный престиж, что сможет завоевать более значительную и более долговременную власть с перспективой стать столь же могущественным вождем, как Маробод. Личное честолюбие и жажда свободы вполне совместимы, и более поздние события подтвердили, что Арминий стремился властвовать.[699]
Пока, однако, он проявлял осмотрительность, планируя восстание с осторожностью и втайне. Весной и летом 9 г. н. э. Вар начал объезд провинции между Рейном и Эльбой, взяв с собой три из своих легионов, Семнадцатый, Восемнадцатый и Девятнадцатый, усиленных шестью когортами пехоты и тремя алами кавалерии вспомогательных войск. Скорее это была демонстрация римской мощи, нежели боевая операция, так как никакого серьезного сопротивления не ожидалось. Когда начались волнения, Вар разослал небольшие отряды войск во многие селения и другие общины, жители которых утверждали, что им угрожают, и хотели защиты. Во время своего путешествия он встречался в каждой области со знатью, выслушивая их просьбы и разрешая их долгие и сложные споры в обычной манере римского правителя. К концу лета легат и его солдаты готовились вернуться на зимние квартиры к Рейну, когда пришли известия о восстании на территориях дальше к востоку. Очень может быть, что Арминий рассказал ему о мятеже, который он тайно помог подготовить. Вар отреагировал обыкновенным для римлян образом, точно так же, как он это сделал в 4 г. до н. э. в Иудее, и незамедлительно повел свою армию против восставших, и – опять-таки как в Иудее – открытое сопротивление провалилось, как только появились легионы.[700]
Решив с виду эту проблему, Вар в сентябре начал обратный поход на запад, в этом году более поздний и более дальний, чем он планировал. Припасы его, разумеется, истощались, и это значило, что он вынужден был несколько поторопиться, но так как никакой причины ожидать беспокойства в дальнейшем не было, то это не казалось серьезной проблемой. Допуская, что отряды его войска, вероятно, были в значительной степени достаточно немногочисленны, эта колонна насчитывала самое большее около 10–15 тысяч боеспособных солдат. Также там находились тысячи рабов, включая тех, которые принадлежали армии и исполняли работу конюхов, погонщиков мулов и тому подобное, равно как и слуги офицеров из рабов и отпущенных на свободу. Приблизительно в таком виде двигалась армия Вара (нам известно, что по крайней мере один офицер имел в своем багаже изящно украшенное инкрустацией из слоновой кости ложе) и, таким образом, была обременена большим количеством груженых мулов и повозок. Там также находились гражданские лица, некоторые из них, вероятно, являлись торговцами, снабжавшими солдат, а другие просто радовались возможности воспользоваться их защитой после проведенного среди этих племен времени, а равно и большое число женщин и детей. В какой-то момент Август запретил солдатам вступать в брак, но мы не знаем, являлось ли это частью более широких военных реформ 13 г. до н. э. или 6 г. н. э., либо это произошло в другое время. Наиболее вероятно, что причиной этого было столько же нежелание помогать семьям солдат или платить вдовам и сиротам, сколько и желание сохранять легионы достаточно подвижными, чтобы они были готовы переместиться из одного конца империи в другой. В зависимости от даты этой реформы некоторые солдаты, вступившие в брак до запрета, возможно, еще находились на службе вместе с женами. Другие просто его игнорировали, оформляли свои отношения и растили детей (это было тем, на что власти закрывали глаза).[701]
Там, в глубине Германии, отсутствовали широкие, подобающим образом мощенные римские дороги, и длинная колонна растянулась на десять или более миль, извиваясь как змея вдоль старых проезжих троп через перемешанные друг с другом леса, обработанные поля, луга и болота. Путь ее был предсказуем по той простой причине, что римлян вынуждали не отклоняться от этого маршрута. Местные проводники, предоставленные Арминием и другими племенными вождями, помогали римлянам найти дорогу, и колонна тяжело двигалась вперед, соблюдая лишь самые элементарные меры безопасности, а ее командир был уверен в том, что он в дружественной стране, и главным образом настойчиво стремился проделать путешествие до того времени, пока осенние дожди не превратили дорогу в болото. Вар не рассчитывал столкнуться с какой-либо опасностью, и потому не ждал ее; он надеялся, что разведчики, данные ему херусками и другими племенами, в достаточной мере предупредят его в случае, притом маловероятном, каких-либо волнений. Когда Сегест вдруг рассказал ему, что Арминий замышляет восстание, императорский легат не сделал ничего, без колебаний отбросив эту историю как попытку одного честолюбивого вождя дискредитировать другого. Арминий все отрицал и, в конце концов, он был римский гражданин и всадник, испытанный в своей преданности. Бо́льшая часть римлян, как и большинства имперских держав, старалась верить, что никто не станет отвергать очевидные преимущества объединения со своими завоевателями и пользования благами их «высшей» культуры и господства.[702]
Немного позже Арминий оставил колонну, пойдя якобы за тем, чтобы привести еще вспомогательные отряды, проводников или другую помощь. Вместо этого он отправился за тем, чтобы присоединиться к армии, собравшейся для нападения на римлян. В последующие дни небольшие группы членов племени начали совершать набеги на уязвимые части колонны, отходя прежде, чем римляне могли организовать какую-нибудь оборону. Археологические раскопки в Калькризе, возле Оснабрюка, позволяли выявить место, где, вероятно, была устроена главная засада в ходе серии атак, предпринятых на расстоянии приблизительно двадцати или около того миль, и указывают на тщательные приготовления Арминия. Он выбрал узкий проход в качестве естественного места для закупоривания, там, где путь проходил через луга с лесистыми холмами по одну сторону и болотистой местностью по другую. Используя природные условия, германцы валили деревья, чтобы замедлить движение колонны, копали траншеи, чтобы помешать римлянам свернуть на другую тропу и избежать засады, и обносили еще с одной стороны дорогу наклонным валом среди деревьев длиной в 500 ярдов. Сделан он был частью из дерна, а частью из грунта, и явно эти оборонительные сооружения вселяли мысль о возведении таковых легионами в силу установившийся практики.[703]
Арминий многое изучил благодаря своей службе в римской армии и теперь использовал эти знания с беспощадной ловкостью. Он обеспечил избрание Варом этого пути, а приготовления к засаде должны были занять дни или, что более вероятно, недели. Обстоятельства складывались далеко не в пользу римлян, и сделались еще хуже, когда полил сильный дождь, затормозивший все, потому что дорога превратилась в месиво, и управляться со снаряжением стало затруднительно. Вар совершенно не справлялся в этих критических обстоятельствах. Сначала он приказал поджечь бо́льшую часть обоза с багажом – поступок, который, вероятно, посеял нервозность. Предпринимаемые быстрые атаки продолжали терзать колонну, воинов все больше охватывало ощущение безнадежности. Когда они достигли тщательно подготовленного места для засады в проходе, атаки стали сильнее – стена германцев имела несколько устроенных в ней пр