Но затем началось перетягивание канатов и конкуренция разных проектов, в чем приняли участие все наличные политические и партийные силы. Возможность контролировать поведение подавляющего большинства населения страны была весьма заманчивым призом.
Мазуренко с его Союзом вырывался вперед, поддержанный кадетами и видными эсерами — Николаем Васильевичем Чайковским, Мякотиным, Пешехоновым. Но и идея крестьянского Совета имела немало сторонников в рядах «революционной демократии», ее разделяли и большевики. На Всероссийском кооперативном съезде в конце марта Кильчевский доказывал необходимость организационного объединения именно в Советы, которые должны были связать крестьянство «снизу доверху» сетью волостных, уездных и губернских Советов, венчаемых Съездом крестьянских депутатов. Эта концепция одержит верх[1360].
В середине апреля в Таврическом дворце начало работать организационное бюро по созыву Первого съезда крестьянских Советов, где бразды правления оказались в руках вологодского кооператора Сергея Семеновича Маслова. Однако и руководство Крестьянского Союза не сдавалось, выпустив обращение с призывом к крестьянам устраивать сходы и выбирать сельские и волостные комитеты, а из их представителей — уездные и губернские комитеты. Начались согласительные совещания сторонников крестьянских Советов и Союза. Первые победили.
Ленину идея тоже понравилась. 16 апреля в «Правде» вышла его статья, где говорилось: «В Таврическом дворце происходит съезд представителей крестьянских организаций и Советов крестьянских депутатов, съехавшихся для выработки положения о созыве Всероссийского Совета крестьянских депутатов и создания таких же Советов на местах… Это — гигантской важности дело, которое надо поддержать всеми силами. Если оно будет без замедления проведено в жизнь, если крестьянство, вопреки голосу Шингарева, будет по решению большинства, а не по его «добровольному соглашению» с помещиками, брать в свои руки всю землю тотчас, то не только выиграют солдаты, получая больше хлеба и мяса, — выиграет и дело свободы». Ленин уже тогда утверждал, что «мелкое хозяйство, при сохранении товарного хозяйства и нищеты масс, не в состоянии избавить человечество от нищеты масс, что надо думать о переходе к крупному хозяйству на общественный счет и браться за него тотчас, уча массы и учась у масс практически целесообразным мерам такого перехода»[1361]. Как видим, идейные основы политики массовой коллективизации закладывались задолго до сталинского «великого перелома».
Для подготовки съезда создавалось новое оргбюро из 30 человек. Было решено обеспечить на съезде максимальную представительность. Правом избрания делегатов пользовались все крестьяне старше 18 лет. Председателем съезда, а затем и Исполнительного комитета намечен был Авксентьев. «Старый партийный работник с достаточным стажем тюрьмы и ссылки, деятель первого Совета рабочих депутатов 1905 г., хороший оратор, человек, даже по внешности своей чисто русским типом своим вполне импонировавший крестьянскому съезду, Авксентьев, казалось, был самым подходящим кандидатом для этого»[1362].
Съезд планировалось открыть 1 мая, но к этому дню кворум еще не собрался. К тому же в разгаре был правительственный кризис, и всему руководству страны было не до крестьянства. Пока же оргкомитет съезда разбирался с крестьянскими наказами. Всего их было представлено 242. На их основе был составлен «Примерный наказ», который будет иметь большое историческое значение, поскольку именно он ляжет в основу ленинского Декрета о земле.
Всероссийский съезд крестьянских депутатов открылся 4 мая в Народном доме в Петрограде. «Торжественно, пышно и даже величаво, — как отмечало «Русское слово». -…Были министры свои и иностранные, в лице французского гостя Альбера Тома. Были герои революции… На открытии через все речи катилась волна признания нарождающегося Совета крестьянских депутатов мощной, авторитетной и чуть ли не главнейшей организацией выборного представительства России для настоящего времени»[1363]. Это был эсеровский день, эсеровский форум. Почетными председателями съезда избрали Веру Николаевну Фигнер, Брешко-Брешковскую и Чернова. Открывала «бабушка русской революции»:
— Пятьдесят лет сознательной жизни я только и думала об этом дне, когда наконец российское крестьянство станет во главе судеб русского народа. Я не знаю счастливее себя человека, тем более что столько прекрасных товарищей, мужественных, светлых погибло раньше меня и не дождались этого.
На трибуне военный министр Керенский. Говорил о необходимости восстановления обороноспособности армии. При решении земельного вопроса он рекомендовал дисциплину, осторожность и выдержку, коль скоро «каждый неосторожный шаг может привести к печальным последствиям»[1364].
Исполком Петросовета призвал совместно с ним составить «единый представительный орган, выявляющий волю всей трудовой демократии». Фигнер приветствует от старых народовольцев. Альбер Тома — от французских социалистов. Появились представители петроградского гарнизона с морем красных знамен и военными оркестрами, игравшими Марсельезу. Питирим Сорокин записал: «Настроения крестьян более здоровые и взвешенные, чем у рабочих и солдатских масс»[1365].
Мандатная комиссия подвела итоги регистрации: 1353 делегата, из них 672 от деревни, 681 — от армии. Те из них, кто обозначил партийную принадлежность, распределились следующим образом. Фракция эсеров насчитывала 600 человек, меньшевиков — свыше ста, энесов и трудовиков — около десятка. А где же большевики? 14 делегатов, в основном из Белоруссии, во главе с Михаилом Васильевичем Фрунзе обозначили себя — на всякий случай — как «группа беспартийных». Это была беспокойная группа. Быховский писал десятилетие спустя: «Теперь, бросая ретроспективный взгляд на те дни, приходится признать, что успех агитации этой группы объяснялся именно тем, что лозунги ее — захват земли и «Долой войну» — соответствовали настроениям крестьянства. Крестьянство желало немедленного «порешения» земельного вопроса и устало от войны».
Быховский же подтверждал, что настроения делегатов были куда более радикальными, чем у руководства съезда: «В отдельных группах делегатов можно было слышать голоса, что надо все скорей решать и делать, а то как бы опять не остаться при разбитом корыте, как в 1905 году. Правда, обаяние партии эсеров было очень велико: делегаты глубоко доверяли руководителям съезда — эсерам… и готовы были соглашаться с их призывами к хладнокровию, спокойствию и терпению, но все же многие не понимали, почему именно так нужно. Делегаты, приехавшие прямо из деревень и не разбиравшиеся в тонкостях конституционно-правовых вопросов, нередко недоумевающе спрашивали, почему Всероссийский съезд крестьянских депутатов не может заменить Учредительного собрания или быть Учредительным собранием, если крестьянство составляет более четырех пятых населения страны, да и к тому же, раз рабочие и солдаты тоже с ним»[1366].
На утверждение съезда его президиум вынес вопрос об учреждении коалиционного правительства. Для чего на съезд пришли все без исключения министры-социалисты. «При этом в самом начале обсуждения вопроса выяснилось одно не совсем приятное обстоятельство, — замечал Быховский. — Многие из членов съезда были уверены, что вопрос о коалиции, распределении портфелей и персональном составе ее должен быть еще в окончательной форме решен съездом. Но Чернов, выступавший первым по этому вопросу, заявил, что вопрос уже кончен, а потому «после драки нечего лезть с кулаками». Министр земледелия произвел на собравшихся странноватое впечатление. Писатель Пришвин замечал: «Чернов — маленький человек, это видно и по его ужимкам, и улыбочкам, и пространным, хитросплетенным речам без всякого содержания. «Деревня» — слово он произносит с французским акцентом и называет себя «селянским министром». Видно, что у него ничего за душой, как впрочем, и у большинства «селянских министров», которых теперь деревня посылает в волость, волость в уезд, уезд в столицу»[1367].
В поддержку коалиции как решенного вопроса высказались также Пешехонов, Керенский и Скобелев. Разочарованию депутатов, полагавших, что они приехали в столицу решать важные государственные вопросы, не было предела. Против коалиции высказывались лишь «беспартийная» группа Фрунзе и левое крыло эсеров[1368].
Но ленинская «Правда» не унывала: «В кулуарах те самые крестьяне, которые голосовали за коалиционное правительство, говорили:
— Ничего! Запахивать-то землю все же будем и аренды платить тоже не станем…
Крестьянин хочет устраивать все мирно, по-хорошему, классовая борьба в городе и в деревне его пугает, и потому он за соглашение на верхах, в центре, потому что убежден, что у себя на месте он остается полноправным хозяином своей судьбы»[1369].
Следующим обсуждался продовольственный вопрос, основным докладчиком выступал видный экономист Николай Дмитриевич Кондратьев. Он доказывал:
— При создавшемся положении государство должно взять в свои руки регулирование хозяйственной жизни, а это требует прежде всего введения хлебной монополии.
Выступали также Шингарев и Пешехонов, которые дали печальную картину продовольственного положения в тылу и на фронте и призывали съезд воздействовать на крестьянство, чтобы оно пошло на жертвы во имя спасения страны и армии. Не тут-то было: «крестьянские депутаты предъявили в этом вопросе встречный иск, требуя распространения государственного регулирования на промышленность и торговлю и обуздания алчной спекуляции торгово-промышленного класса, — словом, требуя жертв также от имущих классов». Резолюция по этому вопросу ставила цели: «государственная монополия и твердые цены на все про