одтверждает и Никитин — главный источник информации о немецких деньгах: «Петроградские рабочие перешли на нашу сторону только после того. как узнали об измене Ленина. Только после этих сведений солдаты вышли на улицу и стали на защиту Таврического дворца»[1729].
Однако вряд ли это так. Войтинский замечал, что, во-первых, вечером 4 июля «солдатские массы еще ничего не могли знать об этой истории, так как даже президиум Исполнительного комитета узнал о ней значительно позже, а во-вторых, не может быть сомнений в том, что солдаты — если бы их настроение не переломилось по совершенно иным причинам — отнеслись бы к разоблачениям правительственной «разведки» как к «гнусной выдумке буржуазии». Церетели и Войтинский утверждают, что главная причина перелома настроения войск — известия о том, что в столицу движутся войска с фронта. «Чаще стали трещать звонки дворцовых телефонов. Из казарм спрашивали, соответствует ли действительности известие о движении воинских эшелонов к Петрограду… Полк просит передать, что он в выступлении не участвовал. Безобразили только две роты. Таково было содержание наших переговоров с петроградскими полками вечером 4 июля»[1730].
Войска были посланы из 5-й армии Северного фронта, где комиссаром в тот момент был Станкевич. «Петроградский штаб требовал помощи с фронта, — писал он. — Я немедленно разослал во все армии и фронты предложение обсудить меры помощи правительству. Сам я решил выехать в Петроград с первым направляющимся туда эшелоном — с самокатчиками и отрядом 1-й кавалерийской дивизии»[1731]. Об этом руководители Совета поспешили проинформировать большевиков. После этого на трибуну поднялся Зиновьев, чтобы заявить:
— Наша партия сделала все, чтобы сообщить стихийному движению рабочих организованный характер, и в настоящий момент наша партия редактирует воззвание к рабочим и солдатам Петрограда: не выходить на улицу, прекратить демонстрации. (Возгласы: «После гор трупов!»)[1732]
Около двух часов ночи в Таврическом дворце собираются члены большевистского ЦК, ПК, Военной организации и Межрайонного комитета РСДРП. Получено известие об отправке в столицу верных Временному правительству частей с Северного фронта. Руководители «военки» все еще настаивают: «надо идти до конца». Но Ленин обрушивает на них град вопросов:
— Назовите части, которые безусловно пойдут за нами? Какие колеблются? Кто против нас?
И эти вопросы, как рассказывает Константин Мехоношин, «сразу привели нас в трезвое состояние. Решено: после того, как воля революционных рабочих и солдат продемонстрирована, выступление должно быть прекращено. В духе этого решения составляется воззвание»[1733].
Троцкий подтверждал: «Столкновения, жертвы, безрезультатность борьбы и неосязаемость ее практической цели — все это исчерпало движение. Центральный комитет большевиков постановил: призвать рабочих и солдат прекратить демонстрацию»[1734].
Зиновьев запомнил, как после этого «мы с Владимиром Ильичем мчимся на автомобиле из Таврического дворца в редакцию «Правды»… На крыльях и на подножках автомобиля с обеих сторон по нескольку наших моряков-большевиков, вооруженных до зубов, с наставленными штыками винтовок». В редакции Ленин успевает вставить воззвание в уже готовый номер газеты. Через несколько минут редакция будет разгромлена юнкерами. Полагаю, если бы Ленин задержался, его бы просто убили, как многих в ту ночь[1735].
Ленин ночует в квартире Елизаровых. «Кажется, это последняя ночь в его жизни, которую он проводит более-менее «у себя» дома, как частное лицо». Утром 5 июля «Живое слово» вышло с заголовком «Ленин, Ганецкий и Козловский — немецкие шпионы».
Немецкие деньги
Был ли Ленин германским шпионом? Произошла ли Октябрьская революция на немецкие деньги?
Спор давний. Уже в те июльские дни и в последующие месяцы в прессе появились десятки публикаций о связях большевиков с немцами. В послереволюционный период тему активно и плодотворно разрабатывали эмигранты из России[1736]. В западной литературе этот факт походит как полностью доказанный. Гарвардский историк Адам Улам в своем классическом труде о большевизме писал: «Сегодня уже нет никаких сомнений в том, что, по существу, не считая отдельных подробностей, обвинения соответствовали действительности: большевики получали деньги от немцев»[1737]. Многие современные российские историки суммировали и усилили ранее звучавшие обвинения[1738]. В то же время факт связей партии большевиков с немцами отрицался советской историографией. Да и в постсоветское время вышли исследования, доказывающие, что обвинения против Ленина были сфабрикованы спецслужбами Антанты и Временного правительства и соответствующие документы были злонамеренно сфальсифицированы или искажены[1739].
Аргументы и контраргументы сторон известны. Остается их напомнить. Что же было у властей на Ленина и большевиков в июле 1917 года?
Усилия, направленные на предотвращение возвращения Ленина в Россию, изначально включали в себя обвинения в его шпионаже в пользу Германии. Еще в конце марта к Никитину явился офицер филиала 2-го бюро французской разведки Пьер Теодор Лоран и вручил «список предателей из 30 человек, во главе которых стоит Ленин». В апреле при переходе линии фронта с немецкой стороны был задержан прапорщик 16-го Сибирского полка Д. С. Ермоленко. Он показал, что был завербован в концлагере для ведения пропаганды сепаратного мира в российских войсках. Его не расстреляли, поскольку ранее Ермоленко работал в полиции и военной разведке, а также поделился сообщенной ему офицерами немецкого Генштаба конфиденциальной информацией о подрывной работе, которую ведут в России один из лидеров «Союза освобождения Украины» А. Ф. Александр Филаретович Скоропись-Иелтуховский и Ленин. Понятно, что цена этой информации была невысока: никто и никогда не стал бы делиться информацией о своих «суперагентах» с пленным прапорщиком.
В списке доказательств получения Лениным немецких денег неизменно фигурировал факт резкого роста тиражей большевистских изданий. Действительно, активность большевистской прессы весной — в начале лета 1917-го не могла не показаться подозрительной: чересчур быстрое становление «Правды», приобретение крупной типографии «Труд». К началу июля «партия имела 41 печатный орган, из них 29 на русском и 12 на других языках»[1740].
Защитники Ленина утверждают, что «Правда» была прибыльным проектом: так, в июне расходы на ее издание составили 100 тысяч рублей, доходы от распространения — 150 тысяч; а кроме того, с марта по октябрь в фонд «Правды» поступило около полумиллиона рублей. А многие большевистские издания публиковались за государственный счет, как то предполагала «Декларация прав солдата». Деникин писал, что «вся эта социалистическая и, в частности, большевистская литература на основании пункта 6-го Декларации хлынула беспрепятственно в армию. Часть — стараниями всевозможных партийных «военных бюро» и «секций» Петрограда и Москвы, частью — при посредстве «культурно-просветительных комиссий» войсковых комитетов. Средства были разнообразные: одни исходили из темных источников, другие — взяты полупринудительно из войсковых экономических сумм, третьи — легально отпущены старшими военными начальниками из числа оппортунистов. Так,…генерал Гутор открыл фронтовому комитету на эту цель кредит в 100 000 рублей… Главнокомандующий Северным фронтом генерал Черемисов субсидировал из казенных средств ярко большевистскую газету «Наш путь»[1741]. «Окопную правду» финансировал Исполком Советов солдатских депутатов 12-й армии, гельсингфорскую «Волну» — судовой комитет броненосца «Республика» и т. д.[1742].
Данилкин замечает, «что «краудфандинг» был вполне эффективным источником финансирования: так, после майской речи Ленина даже те солдаты, которые пришли на его выступление, чтобы посмотреть на немецкого шпиона, снимали с себя Георгиевские кресты, передавали на трибуну — и просили принять их на издание «Правды»; и это без единого намека самого Ленина на сбор средств. Известно, что в период гласности, особенно в первое время, оппозиционная пресса чувствует себя неплохо… От крупных заводов приходило по 5-10 тысяч рублей; наверное, деньги собирались не только по рабочим — но и от частных спонсоров; большевики имели такой опыт и умели это делать»[1743]. Для прессы денег хватало и без немцев.
В качестве источника средств для финансирования Ленина во всех версиях выступает правительство Германии, действительно тратившая на подрывные цели в государствах-противниках большие средства. В качестве передаточного звена называют Гельфанда (Парвуса). В том, что он работал на немецкую разведку, сомнений нет никаких. Ганецкий действительно работал в экспортной фирме Парвуса в Копенгагене. Контрагентом Ганецкого в Петрограде действительно была Екатерина Маврикиевна Суменсон, ранее работавшая у брата Ганецкого в Варшаве.
Никитин утверждает, что до конца июня им были перехвачены три письма от Ленина Парвусу. «Содержание писем весьма лаконично… «работа продвигается очень успешно», «мы надеемся скоро достигнуть цели, но нужны материалы», «присылайте побольше материалов»… Не надо было быть графологом, чтобы, положив рядом с письмом рукопись Ленина, признать везде одного и того же автора… Александров привез двух присяжных графологов,…которые, не задумываясь, и утвердили наше общее мнение. Письма эти читали все мои помощники и Переверзев».