ая бродить по хорошенькому садику императрицы Марии Александровны, примыкавшему к комнатам императора Александра II и помещению офицерского лазарета»[2007].
В интервью, опубликованном 20 сентября в «Известиях», министр внутренних дел Никитин объяснит: «Временное правительство сочло необходимым удалить их из Петрограда для того, чтобы ослабить или, вернее, в корне пресечь мысль о попытке восстановления их власти. Дальнейшие события показали, что Временное правительство было совершенно право. Представьте себе, что в корниловские дни семья Романовых находилась бы в Царском Селе. Как известно, около Петрограда группировалось немало частей, сочувствующих Корнилову. Пребывание Николая Романова под самым Петроградом могло послужить для некоторых военных кругов, вернее, для маленьких групп сугубым соблазном»[2008].
Немедленно после вступления в должность Верховного главнокомандующего Корнилов поручил своему штабу подготовить доклад о реформах в армии, для представления правительству. Доклад был составлен к началу августа полковником Плющевским-Плющиком при участии Деникина.
В Ставке 30 июля состоялось совещание, на котором присутствовали министры путей сообщения Юренев, продовольствия Пошехонов. Подводя итог обсуждению, Корнилов сказал, что «России сейчас нужно иметь три армии — армию в окопах, армию в тылу, работающую на нужды фронта, и армию железнодорожную… Эти положения легли в основу докладной записки Корнилова, представленной им Временному правительству»[2009]. Записка также содержала серию мер: «распространение на всю территорию России в отношении тыловых войск и населения юрисдикции военно-революционных судов, с применением смертной казни за ряд тягчайших преступлений, преимущественно военных; восстановление дисциплинарной власти начальников; введение в узкие рамки деятельности войсковых комитетов с установлением ответственности их перед законом»[2010].
Деникин замечал: «31 июля Корнилов совершенно спокойно и уверенно говорит со мной о будущих перспективах, не предрешая насильственного кризиса»[2011].
Но пока Ставка разрабатывала программу Корнилова, в Петрограде Керенский уже искал ему замену. Уже 30 июля Савинков вызвал Филоненко в Петроград и сообщил ему, что «положение генерала Корнилова пошатнулось…, что лица, близко связанные со Ставкой, стремятся через посредство полковника Барановского дискредитировать генерала Корнилова в глазах министра-председателя… Министр-председатель высказал мысль, что надо искать другого Верховного главнокомандующего и что в конце концов, возможно, придется ему самому занять этот пост»[2012].
В Могилеве о таких настроениях в столице быстро стало известно. Лукомский писал: «Мы получали постоянные предупреждения, что неудовольствие против генерала Корнилова и Ставки среди Временного правительства все нарастает и что Совет рабочих и солдатских депутатов начинает настаивать на удалении генерала Корнилова и на разгоне контрреволюционеров Ставки»[2013]. Оптимизм, который разлился в Ставке после воцарения там Корнилова, быстро улетучился. «Веселым и интересным беседам во время обедов пришел конец, — подтверждал Хаджиев. — Верховный за обедом почти не разговаривал и часто, не окончив свою еду, уходил в свой кабинет. Нервы у всех в Ставке были натянуты, как струны, и казалось, что вот-вот приближается момент, когда струны оборвутся»[2014].
Корнилов с тяжелыми предчувствиями 3 августа прибыл в Петроград для первого — в новом качестве — доклада Временному правительству. Керенский принял Корнилова в библиотеке императора Александра III. Позднее оба собеседника вынуждены будут давать показания о своих беседах следователям по «делу Корнилова». Показания разойдутся диаметрально. По версии Корнилова, диалог в Зимнем дворце звучал примерно так:
— Со времени Вашего назначения Верховным главнокомандующим Ваши представления Временному правительству носят слишком ультимативный характер, — нападал Керенский.
— Эти требования диктуются не мною, а обстановкой, так как боеспособность армии слишком понижена, а противник, видимо, намеревается использовать такое состояние армии и разруху в стране, — объяснял Корнилов.
Здесь Керенский впервые поинтересовался:
— Следует ли мне оставаться для руководства государством?
Смысл своего ответа Корнилов передавал так:
— По моему мнению, влияние Ваше значительно понизилось; но тем не менее я полагаю, что Вы как признанный вождь демократии должны остаться во главе правительства, и другого положения я себе не представляю.
Керенский в связи с этой версией Корнилова очень резко отозвался о нем как о человеке, которому этого рода вопросы «просто были не по разуму». Премьер показывал, что, напротив, ему самому пришлось убеждать Корнилова, что уход его, Керенского, невозможен. «Я помню еще, — продолжал Керенский, — что на мой вопрос о диктатуре Корнилов в раздумье ответил:
— Что же, может быть, и на это придется решиться.
— Но ваш путь неизбежно приведет к новому избиению офицерства.
«Человеку, ничего не понимающему в политике», Керенский, по собственному признанию, устроил форменный экзамен на доверие и политическую благонадежность. Корнилов ни того ни другого испытания не выдержал»[2015]. В мемуарах Керенский добавит: «Во время обеда с Корниловым 3 августа я попросил его принять дисциплинарные меры в отношении некоторых штабных офицеров, чьи имена я ему сообщил. Однако никаких мер принято не было»[2016].
Заседание правительства был назначено на 16:00, и у Корнилова было достаточно времени, чтобы заехать в особняк военного министра на Мойку. Савинков писал: «Он привез с собой изготовленную в Ставке докладную записку, которая мне показалась не вполне удовлетворительной во многих отношениях… Я представил эти соображения генералу Корнилову, и он согласился со мной. Он обещал отложить свой доклад на неделю, до 10 августа, и ограничиться во Временном правительстве сообщением о том, что делается на фронте, воздерживаясь от выводов и предначертаний». Правку записки Савинков поручил Филоненко[2017].
Свой доклад правительству Корнилов, как и обещал, ограничил чисто военными вопросами. «Я указал на возможность наступления врага на Рижском участке; указал, что удар, по всей вероятности, будет нанесен в районе Икскюля; что меры противодействия приняты, но ввиду нашей малой устойчивости вообще, и армии Северо-Западного фронта в особенности, нам, по всей вероятности, не удастся удержать противника»[2018].
Во время доклада произошел инцидент, оказавший, несомненно, влияние на последующие события. Керенский прервал Корнилова, когда он коснулся намеченной операции на Юго-Западном фронте, а Савинков прислал записку: нет уверенности в том, что «сообщаемые Верховным главнокомандующим государственные и союзные тайны не станут известны противнику в товарищеском порядке». Корнилов был немало поражен, что в правительстве могли заседать открытые изменники. Подтверждения того, что из правительства все «утекает», ждать не пришлось: секретный доклад Главковерха уже на следующий день был в распоряжении «Известий», которые приступили к публикации выдержек и травле Корнилова, к чему присоединилась и вся левая печать[2019].
Барановский «по большому секрету» сообщил Филоненко, что Керенский все больше склоняется к кандидатуре Черемисова на пост Верховного[2020]. Вечером 4 августа Керенский появился в Смольном, куда уже перебрался ВЦИК Советов. Он клялся в верности демократии и утверждал, что «пока он обладает властью, не допустит никаких попыток к возвращению самодержавия»[2021]. Имея в виду, конечно, Корнилова.
А Корнилов вернулся в Ставку, предоставив Филоненко и Савинкову переработку своего доклада. И на следующий день пригласил начальника штаба Ставки Лукомского. «Разговор касался перевозки 3-го конного корпуса, стоявшего в резерве Юго-Западного фронта в районе железнодорожного треугольника Новосокольники — Невель — Великие Луки, откуда он легко мог быть переброшен по железным дорогам или к Риге, или к Петрограду, или к Москве. В состав этого корпуса входили дивизии, наиболее сохранившие воинский порядок (1-я Донская казачья, Уссурийская и Кавказская Туземная). Несомненно, что перевозка этого корпуса производилась с главной целью направить его затем на усмирение Петроградского гарнизона»[2022], — считал Головин.
В это время губернаторский дом в Могилеве, где жил и трудился Корнилов, стал местом настоящего паломничества. «Пришли в числе других представители Офицерского союза, во главе с Новосильцевым, и принесли Корнилову свое желание работать для спасения армии, — подтверждал Деникин. — Появились делегаты казачьего Союза и Союза георгиевских кавалеров. Приехал из Петрограда представитель «Республиканского центра», обещал поддержку влиятельных кругов, стоящих за группой, и предоставил в распоряжение Корнилова военные силы петроградских организаций. Прислал гонца и комитет Офицерского союза и генерал Крымов с запросом «будет ли что-нибудь», и в зависимости от этого — принимать ли ему 11-ю армию, предложенную мною, или оставаться во главе 3-го корпуса, который, по его словам, «пойдет куда угодно»… Ему ответили просьбой оставаться во главе корпуса»