росом:
— Что же вы теперь хотите от меня?
Он ответил, что есть «определенные круги», готовые поддержать меня, и только от меня зависят условия, на которых можно прийти с ними к соглашению. Я напрямую спросил, от чьего имени он пришел. Он ответил, что не уполномочен сообщать это, однако, если на то будет моя воля, он передаст суть нашего разговора тем людям, которых представляет.
— Конечно, передайте, — ответил я. — Вы же понимаете, что я сам заинтересован в создании правительства на широкой основе и вовсе не цепляюсь за власть.
Судя по всему, наша встреча удовлетворила Владимира Львова. Перед уходом он сообщил, что вновь навестит меня»[2106].
По Керенскому выходило, что никаких поручений и посланий ни для кого Львов от премьера не получил. Сам же Львов расскажет, что он получил ответственное задание: «Я прямо вырвал у А. Ф. Керенского дозволение обратиться к разным общественным силам страны с целью сформирования кабинета на общенародных основаниях». С этой целью Львов отправился в Могилев. Головин, сопоставляя оба показания, делал «один бесспорный вывод: Керенский решил использовать В. Н. Львова как разведчика. Слухи о заговоре в Ставке, личная неприязнь к Корнилову, упоение властью и честолюбие, ослепили его до такой степени, что он не отдавал себе отчета, что его поступок при создавшейся психологически напряженной обстановке мог легко превратиться в провокацию»[2107].
В Ставке Савинков нашел генерала Корнилова «крайне раздраженным колебаниями Керенского и его нерешительной и неопределенной политикой. Генерал Корнилов сказал мне, что он больше не может служить тому правительству, во главе которого находится «слабохарактерный» Керенский, а членами которого состоят «неподготовленный» Авксентьев и «подозрительный» Чернов. В ответ на эти его слова я вынул из портфеля уже готовый, хотя еще не подписанный Керенским, законопроект о смертной казни в тылу, сообщил Корнилову о решении Керенского объявить Петроград и окрестности на военном положении и ходатайствовал о присылке конного корпуса для реального осуществления этого положения. Генерал Корнилов по достоинству оценил эти мероприятия… Он просил передать, что, каково бы ни было его личное отношение к министру-председателю, он, генерал Корнилов, будет для блага отечества верно служить Временному правительству»[2108].
Лукомский несколько расширял картину, рассказывая, как через час после появления Савинкова «Корнилов меня позвал и сказал, что Савинков привез проекты намеченных мероприятий для восстановления дисциплины в армии… По-видимому, все его требования принимаются… Затем генерал Корнилов сказал, что с Савинковым приехал в Могилев начальник контрразведки в Военном министерстве и что Савинков просит разрешение провести, если потребуется, аресты некоторых лиц в Ставке… Я сказал, что пусть выясняют, что хотят, но что без своего разрешения я не допускаю никаких арестов. Я пошел рассматривать материал… После обеда Савинков и я пошли в кабинет к Корнилову». За исключение вопроса о комитетах и комиссарах других разногласий по документу не возникло[2109]. Савинков подтверждал: «Полагая, что и комиссары, и комитеты в будущем должны быть упразднены, я, боясь осложнений, не считал, однако, возможным упразднить их немедленно… Генерал же Корнилов, по-видимому, склонялся к безотлагательному упразднению комитетов и к сокращению прав комиссаров»[2110].
В восемь вечера «в кабинет Корнилова были приглашены генерал-квартирмейстер Романовский и начальник канцелярии Керенского Барановский. При них Савинков еще раз повторил о том, что после утверждения Временным правительством согласованных с Главнокомандующим мероприятий неминуемо в Петрограде выступление большевиков; что для подавления этого выступления генерал Корнилов, в полном согласии с Временным правительством, направляет к Петрограду конный корпус и что теперь надо определить тот район, который необходимо объявить на военном положении при приближении корпуса к Петрограду. Требуемый район, при участии полковника Барановского, был определен, и он взял себе экземпляр карты, на котором район был очерчен. Прощаясь с Корниловым, Савинков выразил уверенность, что все пройдет хорошо, и неожиданно для нас добавил:
— Только начальником отряда не назначайте генерала Крымова.
На это Корнилов ничего не ответил»[2111].
Савинков подтверждал, что «генералом Корниловым, Лукомским и Романовским, полковником Барановским, комиссаром Филоненко и мною были установлены на карте границы военного для Петрограда и окрестностей положения. Что касается конного корпуса, то того же 22-го числа генерал Корнилов условился со мной о его движении, причем по просьбе моей обещал мне не назначать его командиром генерала Крымова и заменить Туземную дивизию регулярной кавалерийской… Предвидел, что конному корпусу придется ликвидировать в Петрограде большевиков, и не желал дать повод впоследствии утверждать, что русских рабочих арестовывали кавказские горцы под командою генерала, не пользующегося симпатией среди «революционной демократии»[2112].
Итак, нет сомнений, что войска выдвигались к Петрограду по приказу Корнилова и по согласованию с Керенским и Савинковым (о том, обещал ли Корнилов не посылать Крымова, показания расходятся). Об этом знали в правительстве, об этом проинформировали дипкорпус. Бьюкенен 24 августа с облегчением записал в дневник: «Терещенко… сообщил мне, что с фронта вызваны три кавалерийские дивизии для предотвращения опасности большевистского восстания, и из того, что он говорил мне о политическом положении, я получил некоторую надежду на то, что Керенский и Корнилов в конце концов соединили свои усилия для поддержания порядка»[2113].
Но соединения усилий не предвиделось. Не только Керенский и Корнилов, но и Савинков имели свои собственные представления о цели выдвижения войск. Станкевич утверждал: «Для Керенского ввод войск к Петрограду был только простым актом осторожности, меры для защиты порядка и власти против восстаний и беспорядков, как опора для правительства и для поддерживающих его комитетов. Для Савинкова это было одним из заговоров развертывающейся революции, нуждающейся в сильной власти и сметающей все слабое, вялое, не способное революционно-властно править государством, — сила, обеспечивающая правительство и против комитетов. Для Ставки это было своеобразным походом за землю и волю для тех, кто потерял ее во время революции, карательной экспедицией на красный революционный Петроград, силой против комитетов и правительства»[2114].
После отбытия Савинкова и Барановского к Корнилову были приглашены Крымов, Завойко и Аладьин. «Корнилов передал все, что было сказано Савинковым, и добавил, что теперь все действительно согласовано с Временным правительством, что никаких трений не будет и все пройдет великолепно… Но меня эти уверения мало успокоили, и я попросил на всякий случай запротоколировать все, что было сказано Савинковым в присутствии Романовского и Барановского. Генерал Романовский это исполнил, и протокол был подписан Корниловым, мною и Романовским»[2115], — пишет Лукомский.
Савинков вернулся 24 августа в Петроград и нашел у себя на столе телеграмму от Корнилова, в которой он спрашивал, принят ли уже Временным правительством законопроект о смертной казни в тылу. «Законопроект не только не был принят, но даже не был подписан Керенским. На следующий день, 25-го, на обычном докладе в присутствии генералов князя Туманова и Якубовича и полковника Барановского я дважды предложил Керенскому его подписать, и дважды он отказался от подписи. 26-го повторилась та же история… Я попросил у Керенского разрешения поговорить с ним наедине… Керенский, выслушав меня, взял законопроект, обещал его подписать и в тот же день, 26-го вечером представить на обсуждение во Временное правительство»[2116].
В этот момент Владимир Львов прибыл в Могилев. Вечером 24 августа Корнилов нашел время для встречи с ним. Львов предложил план формирования правительства национального единства: «Корнилову я сказал, что имею согласие Керенского узнать его требования, определенно и ясно изложенные. Я коснулся также вопроса о реорганизации власти на началах создания широкого народного кабинета». Корнилов утверждал: «Когда 24 августа в 11 часов (вечера) ко мне пришел Львов, то он сразу сказал, что явился от Керенского с поручением… Керенский просит меня высказать мое мнение о положении страны и желает знать, что, при создавшемся положении, не следует ли ему уйти от власти; если же он может рассчитывать на мою поддержку, то он останется»[2117]. Подобный разговор у Корнилова с Керенским уже был, и генерал мог воспринять приезд Львова как приглашение к его продолжению. Было поздно, Корнилов предложил встретиться на следующее утро.
Версия Львова: «На другой день в 10 часов утра я всходил по лестнице губернаторского дома, в котором помещался Корнилов. На верхней площадке меня встретил пожилой вольноопределяющийся, плотный, высокого роста, с проседью брюнет. Он представился мне:
— Завойко…
Корнилов начал говорить мне твердо, уверенно…
— Передайте Керенскому, что Рига взята вследствие того, что предположения мои, представленные Временному правительству, до сих пор им не утверждены… Дольше медлить нельзя. Необходимо, чтобы полковые комитеты не имели права вмешиваться в распоряжения военного начальства, чтобы Петроград был введен в сферу военных действий и подчинен военным законам, а все фронтовые и тыловые части были подчинены Верховному главнокомандующему. По сведениям контрразведки, доставленным мне, в Петрограде готовится большевистское восстание между 28 августа и 2 сентября… Ввиду столь грозной опасности, угрожающей России, я не вижу иного выхода, как немедленная передача власти Временного правительства в руки Верховного главнокомандующего.