Точно воспроизвести партийный состав Предпарламента невозможно, тем более, что в нем было множество людей, не относивших себя ни к каким партиям. Поэтому цифры условны: эсеров — 135, меньшевиков — 92, кадетов — 75, большевиков — 58. Они перекочевали в Совет республики из Демократического совещания. Добавились 75 кадетов, а также представители олигархата — от Совета съездов промышленности и торговли, Советов съездов биржевой торговли и сельского хозяйства, Совета горнопромышленников Юга России, Комитета коммерческих банков, Московского торгово-промышленного комитета — Кутлер, Путилов, Каменка, Бурышкин и другие. В группу общественных деятелей входили генерал Алексеев, Бердяев, Струве, бывшие лидеры октябристов Никанор Васильевич Савич и Шидловский. Военно-промышленный комитет представлял не подъехавший Гучков, земельных собственников, помимо прочих, князь Кропоткин. Казачьей группой руководил председатель Совета Союза казачьих войск Атаман Дутов, здесь же был Савинков.
В кулуарах наиболее заметной фигурой стал генерал Алексеев, а самой обсуждаемой темой — ожидавшееся поведение большевиков. Рассаживались по фракциям. «На правой половине зала расположились представители Московского совещания общественных деятелей, Союза земельных собственников, торгово-промышленная фракция, казаки, фракция народной свободы. В центре — земская группа, народные социалисты, трудовики и социалисты-революционеры. На левой — меньшевики, интернационалисты и большевики…»[2526]
Крайняя левая треть зала оставалась почти пустой, так как фракция большевиков отсутствовала. «Общее настроение было далеко от обычной торжественности первых заседаний. Сюда пришли люди, привыкшие встречаться друг с другом, пришли случайно и на короткое время, как будто по дороге… Словом, тут было не место и не время для фраз и пышных речей: настроение складывалось скорее будничное и деловое, и даже шумные заседатели Смольного здесь, среди тихой обстановки верхней палаты, лицом к лицу с «цензовыми элементами», как будто несколько оробели и притихли. Другая среда, другие нравы — и даже другие костюмы»[2527]. Публицист Марк Александрович Алданов писал: «Одуревшие от странных событий дворцовые лакеи, кажется, с досадой сменили расшитые золотом ливреи и белые чулки на обыкновенные серые тужурки. Члены Предпарламента не называли друг друга ни по имени-отчеству, ни «ваше превосходительство», как их предшественники по этому дворцу Государственного совета; но и классического обращения «товарищи и граждане» тоже старались избегать»[2528].
В 17.10 председательское место занял Керенский. Наступила тишина, обычных аплодисментов не последовало, так холодно его еще не принимали. Но премьер быстро разогрел зал, особенно — кадетов, которые наградят его самыми громкими аплодисментами.
— От имени Временного Совета Российской республики правительства объявляю Совет Российской республики открытым. Впервые с великой русской революции правительство получило возможность встретиться и совместно работать с представителями организованных сил русского народа. Да здравствует отныне и навсегда свободная, общая родина наша! Да не возродится никогда гибельное самовластие и да не осмелится никто — ни отдельный человек, ни отдельная группа — посягнуть на суверенную волю русского народа, который скажет свое решительное слово в грядущем и приближающемся Учредительном собрании. Мы же, Временное правительство, обладающее всей полнотой власти, мы — только слуги страны и просим сказать нам правду, но именно правду по чести и совести.
Ведение Керенский затем передал старейшему члену Предпарламента — Брешко-Брешковской, которая — в белом платочке на голове — побрела к председательской трибуне. Как отмечала пресса, особенно восторженно и недоуменно это приветствовали иностранные представители: нигде в мире женщины еще не председательствовали в парламентах (а тем более — в предпарламентах). Вспомнив революционную молодость, «бабушка» сразу взяла быка за рога:
— Корень всего теперешнего положения — земельный вопрос. И если это собрание действительно хочет помочь России выйти из бедственного положения, то оно должно решить этот вопрос согласно желаниям всей крестьянской России.
Затем прошли выборы руководящих органов — в полном соответствии с предварительными планами его организаторов: председателем стал Авксентьев. Как председатель Совета, он держал себя безукоризненно, а в личных отношениях был и корректен, и приятен, — замечал Набоков. — При всем том, однако, о нем менее всего можно было бы сказать, что он был выдающейся, сильной личностью, способной импонировать другим и вести их за собой»[2529]. Авксентьев сменил «бабушку» на председательском месте:
— В грозный час собирается Совет Российской республики. Не может быть между нами разделений, по крайней мере, в одном — в горячем и страстном стремлении спасти и отстоять родину. Мы, организованная общественность — великая сила, ибо организованная общественность есть то основание, без доверия, без совместной работы с которым не может быть плодотворного государственного правительства[2530].
«Ораторские неудачи научили обоих быть осторожными, — оценивал Милюков речи Керенского и Авксентьева. — Керенский на сей раз говорил без экспромтов и почти без отступлений от основных положений речи, одобренных правительством. Авксентьев прочел свою благодарственную речь по бумажке»[2531]. Аплодисменты звучали, в основном, из центра, весь зал присоединялся хлопками только к приветствиям армии, а левые сидели и угрюмо молчали, даже когда остальные поднялись с мест, чтобы устроить овации союзным дипломатам. Избрали заместителей председателя — меньшевик Виктор Николаевич Крохмаль, Пешехонов, Набоков, секретарем — эсера Марка Вениаминовича Вишняка.
И тут слово попросил появившийся Троцкий. Вопрос об отношении к Предпарламенту большевики до его открытия так и не решили. Стоит ли напоминать, что Ленин был однозначно за бойкот. В тезисах для доклада на конференции Петербургской организации он настаивал: «Участие нашей партии в «Предпарламенте» или «Демократическом совете» или «Совете республики» есть явная ошибка и отступление от пролетарски-революционного пути»[2532]. Исправлялся согласно ленинским установкам и Центральный Комитет. В его протоколе за 5 октября записано: «После дискуссии принимается всеми против одного решение уйти из Предпарламента в первый же день по прочтении декларации»[2533]. Против голосовал Каменев, который в тот день подал также заявление об освобождении его от работы в ЦИК Совета. Тем не менее 66 делегатов от РСДРП(б) явились из Смольного с опозданием, не имея единой позиции: не все согласились с ЦК. Почти пропустили речь Керенского. Но уже во время перерыва, когда выбирали президиум, Троцкий вновь собрал фракцию. Большинством в 2 голоса было решено покинуть Предпарламент, о чем Троцкий и заявил:
— Безответственная власть отныне закреплена и провозглашена формально. Совет республики объявлен совещательным учреждением. На восьмом месяце революции безответственная власть создает себе прикрытие из нового издания булыгинской Думы.
— Ложь! — шум, крики в зале.
— После 40 месяцев войны столице грозит смертельная опасность, — выждав немного, продолжал Троцкий, просто пожимая плечами на прерывавшие его выкрики. — Руководящая партия Временного совета служит для всей этой политики добровольным прикрытием. За спиной Демократического совещания, путем закулисных интриг Керенского, кадет и вождей эсеров и меньшевиков идет создание власти, в которой и вокруг которой явные и тайные корниловцы играют роковую роль. Мы, фракция социал-демократов большевиков, заявляем: с этим правительством народной измены…
— Мерзавец! — весь зал гудит.
— С этим Советом контрреволюционного попустительства…
— Вон! Долой! Вы подготовили сдачу Петрограда, гражданин Троцкий!
— Большевики не имеют ничего общего… Покидая Временный Совет (зал шумит), мы взываем к бдительности и мужеству рабочих, солдат и крестьян всей России.
— Германских, а не русских!
— Мы обращаемся к народу, — заканчивает Троцкий. — Да здравствует немедленный честный, демократический мир. Вся власть Советам, вся земля народу. Да здравствует Учредительное собрание!
Под ободряющие крики цвета нации — «мерзавцы!», «германские шпионы!», «скатертью дорога!» — большевики отправились выполнять заветы Ленина. А Авксентьев объявил перерыв до 11 утра вторника 9 октября[2534]. После ухода большевиков в Предпарламенте осталось 497 членов, из которых 314 проходили по списку «демократических организаций», а 156 — от «цензовых элементов».
Особого энтузиазма в стране начало работы Предпарламента не вызвало. Бунин пишет в дневник 12 октября: «В Ефремове газеты за девятое и десятое. Открытие «Совета Республики», подлейшая болтовня негодяя Керенского, идиотская этой стервы Брешко-Брешковской («понятно, почему анархия — борьба классов, крестьяне осуществляют свою мечту о земле»). Мерзавец… Троцкий призывал к прямой резне». И на следующий день: «Вот-вот выборы в Учредительное собрание. У нас ни единая душа не интересуется этим»[2535].
Восьмого октября совещался президиум Предпарламента. Договорились считать кворумом треть от списочного состава, явно не рассчитывая на большую явку участников. Собрали Совет старейшин, или сеньорен-конвент. Помимо председателя, его замов и секретаря туда вошли от кадетов Винавер и Аджемов, от эсеров Гоц, Карелин и Зензинов, от меньшевиков — Мартов, Дан, Богданов, от промышленников — Кутлер. Наметили перечень комиссий, договорились о повестке следующего заседания: 10 октября начать обсуждение вопросов обороны — с докладом Керенского.