сном единении с массовыми организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих. Правительственная власть принадлежит коллегии председателей этих комиссий, т. е. Совету народных комиссаров. Контроль над деятельностью народных комиссаров и право смещения их принадлежит Всероссийскому съезду Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и его Центральному исполнительному комитету»[3162].
Залу известны и вызвали аплодисменты три кандидатуры — Ленина, Троцкого и Луначарского. Не звучат фамилии Каменева, которого планируют на руководство ЦИК, и Зиновьева, намеченного главным редактором партийного органа.
Против чисто большевистского состава правительства выступили новожизненец Авилов, который, словами Суханова, «сделал все, что мог»:
— Новая власть в том виде, как она намечается, не в состоянии справиться с разрухой; ее предложение мира не найдет отклика в Европе, а между тем корниловская реакция собирает свои силы и грозит удесятерить опасность. Спасение в том, чтобы устранить раскол внутри демократии. Власть должна быть создана по соглашению между советскими партиями. Для этой цели съезд должен избрать временный Исполнительный комитет[3163].
Карелин объяснял, почему левые эсеры не войдут в правительство:
— Вступление в большевистское министерство создало бы пропасть между нами и ушедшими со съезда отрядами революционной армии — пропасть, которая исключила бы возможность посредничества между большевиками и этими группами[3164].
На защиту правительства большевиков вышел Троцкий. Суханов счел, что «он был очень ярок, резок и во многом совершенно прав»[3165].
— Если бы реальные силы были действительно против нас, каким образом могло бы случиться, что мы одержали победу почти без кровопролития? Нет, изолированы были не мы, а правительство и якобы демократы… Несмотря на то что оборонцы всех оттенков в борьбе против нас не останавливались ни перед чем, мы их не отбросили прочь, — мы съезду в целом предложили взять власть. Как нужно извратить перспективу, чтобы после всего, что произошло, говорить с этой трибуны о нашей непримиримости! Когда партия, окутанная пороховым дымом, идет к ним и говорит: «Возьмем власть вместе!» — они бегут в городскую думу и объединяются там с явными контрреволюционерами. Они — предатели революции, с которыми мы никогда не объединимся!
Слова добивается представитель Викжеля и обрушивает на съезд ушат холодной воды, оглашая уже разосланный телеграфом по всей стране ультиматум. Викжель не признает полномочия съезда, осуждает захват власти одной партией, передвижение войск будет осуществляться только по распоряжению ЦИК старого состава. В случае репрессий в отношении железнодорожников Викжель оставит столицу без продовольствия. «Съезд встрепенулся под ударом, — писал Троцкий. — …Момент для удара выбран соглашателями во всяком случае неплохо. Лица президиума озабочены. К счастью, Викжель вовсе не безусловный хозяин на путях сообщения. На местах железнодорожники входят в состав городских Советов». У президиума в запасе свои — вполне лояльные — железнодорожники с прямо противоположными оценками.
— Никаких разговоров о неправомочности съезда быть не может, — авторитетно заявляет Каменев. — Кворум съезда установлен не нами, а старым ЦИКом. Съезд является верховным органом рабочих и солдатских масс[3166].
Состав Совнаркома ставится на голосование. Против 150 голосов всей наличной оппозиции.
Постановление: «Образовать для управления страной, впредь до созыва Учредительного собрания, временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом Народных Комиссаров… Контроль за деятельностью народных комиссаров и право смещения их принадлежит Всероссийскому съезду Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и его Центральному Исполнительному комитету»[3167].
Председатель Совнаркома — Ленин, наркомы: внутренних дел — Рыков, земледелия — Милютин, труда — Шляпников, по делам военным и морским — комитет в составе Антонова-Овсеенко, Крыленко и Дыбенко, торговли и промышленности — Ногин, народного просвещения — Луначарский, финансов — Скворцов-Степанов, по иностранным делам — Троцкий, юстиции — Оппоков (Ломов), продовольствия — Теодорович, почт и телеграфов — Авилов (Глебов), по делам национальностей — Сталин. Пост наркома по делам железнодорожным остался временно вакантным.
Все члены первого советского правительства ранее сидели по тюрьмам. Никто из них никогда не был на руководящих должностях и ни разу не заходил в министерства, которые предстояло возглавить.
Заключительным аккордом съезда было избрание нового ЦИК. Среди полного беспорядка в стремительно пустеющем зале оглашается длинный список мало знакомых имен. Из 101 члена — 62 большевика, 29 левых эсеров, 6 новожизненецев. Постановлено пополнить состав в дальнейшем представителями других организаций. Если захотят. В 5.15 утра съезд завершился. Немногие оставшиеся огласили зал звуками «Интернационала» и возгласами:
— Да здравствует революция! Да здравствует социализм![3168]
Устало повалили к выходу. История была сделана.
За весь съезд Ленин и его коллеги ни разу не упомянули о марксизме или диктатуре пролетариата. Все принятые Декреты считались временными и подлежали утверждению Учредительным собранием. Ленин не спешил раскрывать карты. СНК подтвердил, что выборы Учредительного собрания пройдут в назначенный срок — 12 ноября.
Но утром 27 октября центральный орган партии, вновь ставший «Правдой», писал: «Они хотят, чтобы мы одни взяли власть, чтобы мы одни справились со страшными затруднениями, ставшими перед страной… Что ж, мы берем власть одни, опираясь на голос страны и в расчете на дружную помощь европейского пролетариата. Но, взяв власть, мы применим к врагам революции и ее саботерам железную рукавицу. Они грезили о диктатуре Корнилова… Мы им дадим диктатуру пролетариата»[3169].
Луначарский по окончании съезда пишет супруге: «Переворот был сюрпризом и со стороны легкости, с которым он был произведен. Даже враги говорят: «Лихо!».
Да, взять власть оказалось легко, но нести ее! Социалисты-революционеры и меньшевики, даже интернационалисты нас начисто бойкотируют. Дума городская озлоблена против нас. Обыватели, интеллигенция — все, все, все, кроме солдат и рабочих, быть может, некоторых крестьян. Северный фронт присоединился к нам. Румынский — резко против. О двух других еще нет сведений. Из Москвы тоже нет. Из провинций — мало. Пока страшная, пугающая изолированность и бешеная злоба. А трудности? Страшная задача продовольствия! Крах во всем, со всех сторон! Даже, собрав все силы, Россия, быть может, не вышла бы из этого ужаса, а мы должны спасти ее одними большевистскими силами.
Детка, положение страшно опасно и ответственно»[3170].
Большевики 25–27 октября по существу сделали лишь заявку на власть, которую нужно было подтвердить. Исход первого раунда борьбы был решен в последующую неделю — на улицах Петрограда, под Царским Селом, в Москве и крупнейших губернских центрах.
Консолидация
Ранним утром 27 октября отряд Краснова высадился в Гатчине. Прибывшие из Петрограда по поручению ВРК рота Измайловского полка и отряд моряков, наслышанные, что на столицу идет 10-тысячная сила, без сопротивления дали себя разоружить. Казаки заняли Гатчину, ничего не подозревавший гарнизон разбежался, местный Совет был распущен. К Краснову стали подходить небольшие подкрепления. Керенский остановился в Гатчинском дворце, откуда приказывал частям Петроградского военного округа «по недоразумению или заблуждению примкнувших к шайке изменников родины и революции, вернуться, не медля ни часу, к исполнению своего долга»[3171].
Днем в столичный Комитет спасения пришла телеграмма от донского атамана Каледина, в которой заявлялось, что провозглашенное им войсковое правительство брало на себя всю полноту исполнительной власти на Юге России. Керенский получил в Гатчине донесение из Петрограда, что временный паралич преодолен и все сторонники Временного правительства в разных полках и военных школах втайне готовятся к сражению. Мобилизованы также подразделения боевиков партии эсеров. «В помощь нам генерал Духонин вместе с командующими всех фронтов, за исключением Северного, направил воинские подразделения»[3172].
В Городской думе шли непрекращающиеся митинги, у ее здания собиралась большая толпа, чтобы слушать речи протеста. Но сами участники Комитета спасения никак не могли договориться о программе действий. «Они объединились в желании подавить большевиков, — записал английский посол, — но на этом их единение и кончается, так как некоторые из них склоняются к принятию большевистской программы в отношении мира и земли, тогда как другие высказывают резко отрицательное отношение»[3173]. Однако надежды на приход Керенского и Краснова и скоординированное с ними выступление в Петрограде крепли.
В Смольном, напротив, обстановка сгущалась. Ленин, видя цену посылаемых навстречу Краснову революционных войск, связался со штаб-квартирой Центробалта в Гельсингфорсе и умолял прислать матросов и корабли для спасения столицы. 27-го большевики приняли решение о закрытии уже не только «буржуазных», но и ряда социалистических газет.
К Керенскому прибыли посланники из Петрограда и сообщили, что там все готово для вооруженного восстания и необходимо без промедления наступать на столицу. Краснов повел свои силы на Царское Село и взял его без потерь: достаточно оказалось двух артиллерийских залпов и захода казаков в тыл оборонявшемуся батальону. В первопрестольной подразделения, главным образом, юнкеров, собранные Московским Комитетом спасения и штабом округа под началом полковника Рябцева и городского головы Руднева, заняли Кремль.