Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем — страница 245 из 251

[3220]. В Молдове 21 ноября Сфатул Цэрий начал свою работу, а уже 1 декабря принял в первом чтении Декларацию о Народной Молдавской Демократической республике. В 1918 году Бессарабию просто беспардонно оккупирует Румыния.

Королевский Польский Регентский совет (Рада Регенцыйна) 21 ноября организовал первое квазиправительство псевдонезависимой Польши во главе с историком Я. Кухажевским. В Финляндии государственную власть с конца ноября стало осуществлять собственное правительство во главе которого был П. Э. Свинхувуд, возвратившийся из сибирской ссылки. Первым шагом правительства было провозглашение независимости, Сейм утвердил это решение 6 декабря 1917 года. Совет народных комиссаров России признал независимость Финляндии 31 декабря, после чего с такими же заявлениями выступили правительства целого ряда европейских стран.

За Финляндией последовали Литва (11 декабря), Латвия (12 января 1918 года), Эстония (24 февраля, все даты уже по новому стилю). В январе 1918 года Центральная рада провозгласила Украину независимым государством, которое в феврале заключило с Германией сепаратный мир. В феврале Германия и ее союзники признали Украину независимым государством и подписали с ней сепаратный мир. Позднее на территорию Украины были введены немецкие войска, и она оказалась самостоятельной политической единицей под иностранной оккупацией во главе с марионеточным правительством гетмана Скоропадского.

В начале 1918 года рухнул кавказский фронт, и под давлением наступавших турок и немцев грузины, армяне и азербайджанцы сформировали закавказский комиссариат, который в апреле провозгласил создание независимой Закавказской федерации. В Средней Азии сепаратистское движение большевики подавляли силой. Весной о своей независимости и надежде позднее воссоединиться с дебольшевизированной Россией объявила Сибирь. Губернии повсеместно провозглашали себя республиками. К лету 1918 года на территории бывшей Российской империи существовало как минимум 30 правительств. Хотя большевистский лозунг «права наций на самоопределение» давал законный повод для отделения, Ленин всякий раз посылал войска для борьбы с сепаратистами. Но безуспешно. Империя распалась.

В принципе могло найтись место в большевистской системе власти и Учредительному собранию. Луис Фишер пишет: «Что случилось бы, если бы большевики добились большинства в Учредительном собрании? Вероятно, они бы сохранили парламент»[3221]. Почему бы и нет?

Выборы стартовали 12 ноября, но в отдельных регионах они проходили и в декабре, и в начале января. Большевики им не препятствовали. Ко дню открытия Собрания, которое Ленин назначил на 18 января, из установленных законом Временного правительства 808 депутатов были избраны 707, — выборы не прошли или не были подведены их итоги в Кубано-Черноморском и Терско-Дагестанском округах, в Степном крае (Западная Сибирь) и в Туркестане. Явка была не самая большая, составив меньше половины избирателей. Списки кандидатов были не самыми впечатляющими. «Когда газеты разнесли по деревням биографии многих общественных деятелей, которые раньше страдали за народ», а с переворотом стали во главе управления, у деревни, благодаря их прошлому, которое мы всячески, конечно, выхваляли, создалось убеждение, что «Россией правят теперь каторжники», — замечал Наживин. Он отмечал, что едва ли не самая востребованная в деревне политическая ниша — за царя, который бы закончил войну, — оказалась совершенно вакантной[3222].

По оценкам — точные результаты неизвестны — эсеры получили 40–44 % голосов, большевики 22–24 %, кадеты — 5 %, меньшевики — 2–3 %, энесы — 1 %. Среди избранных оказалось 175 большевиков и 40 поддерживавших их власть левых эсеров — правительственный блок получил львиную долю голосов в столицах, крупных промышленных центрах и в армии. Однако крестьянство, несмотря на ленинские ухищрения с Декретом о земле, в большинстве своем голосовало за социалистов-революционеров с их ударным лозунгом «Земля и воля!». Эсеров избрали 370 человек, меньшевиков — 16, энесов — 2. Среди несоциалистов было 17 кадетов и 86 депутатов от казачьих, национальных и прочих организаций[3223].

Когда первые результаты выборов в него стали известны, Ленин распорядился арестовать избирательную комиссию, закрыть оставшиеся оппозиционные редакции и типографии. Согласно декрету от 28 ноября «члены руководящих учреждений партий кадетов как партии врагов народа подлежат аресту и суду революционных трибуналов. На местные Советы возлагается обязательство особого надзора за партией кадетов ввиду ее связи с корниловско-калединской гражданской войной». Разъяснявший декрет правительственное сообщение заканчивалось словами: «Спасти страну может только Учредительное собрание, состоящее из представителей трудовых и эксплуатируемых классов народа»[3224]. Были арестованы Кокошкин и Шингарев, которые вскоре будут как «буржуи» просто убиты солдатами в тюремной больнице. Затем были арестованы и лидеры правых эсеров — Авксентьев, Сорокин, Аргунов.

В проекте декрета о роспуске Учредительного собрания от 6 января Ленин объявил его пригодным только для буржуазной республики. «Всякий отказ от полноты власти Советов, от завоеванной народом Советской республики, в пользу буржуазного парламентаризма и Учредительного собрания, был бы теперь шагом назад и крахом всей Октябрьской рабоче-крестьянской революции»[3225].

Вот как выглядел день открытия Учредительного собрания — 5 (18) января 1918 года — глазами Изгоева: «В толпе не чувствовалось ни малейшего энтузиазма. Огонь жертвенности самозаклания не веял над толпой, хотя в двух-трех местах встреча ее с большевистскими отрядами сопровождалась стрельбой с убитыми и ранеными. За «Учредительное собрание» не хотели умирать. Эта идея не была идеей-силой. Когда ранним утром следующего дня В. М. Чернов по приказу матроса Железнякова послушно покинул председательское место и, сопровождаемый остальными депутатами, пошел в ночной темноте бродить по петроградским сугробам, отыскивая, где оскорбленному есть чувству уголок, он наложил лишь последний штрих на картину»[3226].

Учредительное собрание просуществовало 13 часов. В 4.30 утра 6 (19) января Железняков влез на трибуну, похлопал по плечу председательствовавшего Чернова и сказал:

— Больше здесь оставаться нельзя. Через минуту погасят свет. И кроме того, караул устал».

Свет погас. «Жалкая горстка людей, освещая себе дорогу то и дело гаснувшими от сквозняка свечами, боязливо пробиралась гулкими коридорами к выходу из дворца, принадлежавшего когда-то князю Г. А. Потемкину-Таврическому. Оказавшись на холодной, сырой улице, затянутой ночной дымкой, многие ожидали, что тут же будут расстреляны охраной, — но время репрессий и массовых кровавых расправ было еще впереди»[3227]. Ленин скажет Троцкому: «Разгон Учредительного собрания Советской властью есть полная и открытая ликвидация формальной демократии во имя революционной диктатуры»[3228].

Но разгон Учредительного собрания стал мощнейшим стимулом для объединения антибольшевистских сил и их перехода к вооруженной борьбе с режимом. Лозунг восстановления попранной народной воли, воссоздания высшего избранного органа страны объединил противников большевиков самых разных оттенков. Еще одной сплачивающей темой стали начавшиеся мирные переговоры с немцами, вызвавшие острое чувство национального унижения — особенно в офицерском корпусе. Поодиночке и группами, с фронтов, из Москвы, Питера офицеры потянулись на Дон. В январе 1918 года Корнилов принял на себя командование «армией» в 4 тысячи штыков, с которой выступил в «Ледяной поход». В одном из первых боев на Кубани Корнилов погиб от осколка снаряда, и командование добровольческой армией принял на себя Деникин. Дон и Северный Кавказ стали первыми полями Гражданской войны.

Узнав о революции только 17 ноября, царь записал в дневнике: «Тошно читать описания в газетах того, что произошло две недели тому назад в Петрограде и в Москве! Гораздо хуже и позорней событий Смутного времени». И на следующий день: «Получилось невероятнейшее известие о том, что какие-то трое парламентеров нашей 5-й армии ездили к германцам впереди Двинска и подписали предварительные с ними условия перемирия! Подобного кошмара я никак не ожидал. Как у этих подлецов большевиков хватило нахальства исполнить их заветную мечту предложить неприятелю заключить мир, не спрашивая мнения народа, и в то время, что противником занята большая полоса страны»[3229].

Ленин отправил Троцкого на мирные переговоры с немцами в Брест, ставя перед ним двойную цель — потянуть время и попытаться ускорить мировую революцию. Слабость переговорной позиции стала ясна, когда по дороге нарком иностранных дел увидел опустевшие русские окопы. В январе Ленин официально демобилизовал всех солдат старше 35 лет, но у остальных тоже были ноги.

Это разожгло аппетит у германского руководства. Генерал Гинденбург доказывал кайзеру, «что в интересах Германии следует отодвинуть границы России на восток, а ее плотно заселенные и экономически перспективные западные губернии аннексировать»[3230]. Ленин, понимая полную беззащитность страны, настаивал на немедленном подписании любого, даже самого «похабного» мира. Но он оказался в явном меньшинстве в руководстве большевиков. Категорически против мира были и левые эсеры.

Положение «ни мира, ни войны» продолжалось до 18 февраля, когда кайзер возобновил военные действия. «Это самая комическая война, которую только можно себе представить, — писал генерал Гофман. — Она ведется только на железной дороге и на грузовиках. Сажают какую-нибудь сотню пехотинцев с пулеметами и с одной пушкой на поезд и отправляют до ближайшей станции. Берут станцию, большевиков арестовывают и продвигаются дальше. Это, по крайней мере, имеет некоторый интерес новизны»