.
Кто-то оставался, пребывая в радужных иллюзиях, лелея надежду, что Россия одной ей ведомыми путями преодолеет «смутное время». Мария Павловна утверждала: «Мы даже не предполагали, что нас ожидает, и не помышляли уехать из России. Да и как мы могли? На Западном фронте все еще шла война; мы не могли бросить свою страну в военное время. Разве император не отказался оставить Россию в начале революции, хотя у него была такая возможность?»[857]
Осенью 1917 года дворянка Анна Андреевна Ахматова написала:
«Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,
Когда приневская столица,
Забыв величие свое,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берет ее,
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Дворянству дополнительно доставалось как разновидности «буржуазии», что вызывало у представителей родовитых родов высокомерное недоумение. Княжна Нино Павловна Грузинская возмущалась: «Появилось глупое наименование «буржуй». Ведь по-французски le bourgeois никак не могло применяться к аристократии или к кому-нибудь, кроме самого мелкого элемента… Поэтому мы много удивлялись, а затем много смеялись, узнав, что аристократию и военных подводят под понятие «буржуй», это стало несомненным завоеванием революции. Все эти абсурды, всякие глупости и подлости, которые чуть ли не каждый день становились известными изумлениями россиян, процветали благополучно под кровом крыл г-на Керенского и его банды»[858]. Потом «буржуазии», да и буржуазии без кавычек, будет не до смеха.
Февральскую революцию прогрессивно настроенные предприниматели встретили восторженно, как долгожданное избавление от ненавистного старого режима. 8 марта на встрече с министрами Временного правительства участники Совета съездов представителей промышленности и торговли, банков, горной и металлургической промышленности, общества фабрикантов и заводчиков Петрограда, Военно-промышленных комитетов, Московской биржи выразили полное доверие правительству и готовность всячески способствовать его усилиям, нацеленным на победу в войне[859].
Бизнесменам удалось воплотить в жизнь свою давнюю мечту: в марте было создана первая общенациональная политическая организация предпринимателей — Всероссийский торгово-промышленный союз во главе с Рябушинским. Купечество во многих местах начало образовывать собственные Советы и исполкомы. Первый революционно-патриотический порыв — немедленно понизить цену на мануфактуру, бакалейные товары, открыть специальные магазины для продажи товаров по сниженной цене»[860].
Радость предпринимателей продолжалась недолго. Как замечал современный исследователь, «от них не скрылось то обстоятельство, что в революции сразу же проявилось выраженное «антибуржуйское» содержание, порожденное эйфорическими иллюзиями по поводу скорого наступления «царства свободы». Предприниматели-политики надеялись, что им удастся лишить массовое движение антибуржуазного запала с помощью активной агитации и пропаганды»[861]. Буржуазия — в самом широком понимании этого термина — занялась самогипнозом. «Спешно прикрепляя к груди красные банты, перепуганные буржуа, крупные и мелкие чиновники встретили ее с растерянной улыбкой на дрожащих губах, уверяя друг друга, что она и «великая», и «бескровная»!.. Везде, где только можно было, произносились успокоительные речи… Все будет хорошо, вот увидите! Только не надо волноваться! А главное, надо продолжать «войну до победного конца!» — иначе «что же подумают о нас наши союзники?»[862] — замечал Вертинский.
В Москве 19 марта прошел Первый Всероссийский съезд Союза торговли и промышленности, наполненный славословиями в адрес славной революции. Рябушинский, попинав старый строй и воздав хвалу Временному правительству, в то же время заговорил о преждевременности социалистических преобразований:
— Признаем, что ныне существующий капиталистический строй неизбежен, а раз так, то отсюда логически следует, что нынешнему правительству надлежит буржуазно мыслить и буржуазно действовать… Думать же, что мы можем все изменить, отняв все у одних и передав другим, это является мечтою, которая лишь многое разрушит и приведет к серьезным затруднениям[863].
Но правительство именно так и думало.
Бубликов тоже был на съезде и делился впечатлениями: «Состав его был весьма демократический. Это не была европеизированная петербургская буржуазия, а простые, немудрящие купцы из разных российских захолустий — почти «хозяйственные мужички», а не купцы. На их лицах отпечатывалось полнейшее недоумение перед тем, что происходит, пред этим оплевыванием и отрицанием родины. И надо было видеть их неподдельный восторг, их слезы, их крики без конца, когда после долгих и не всегда для них понятных речей я обратился к ним с простыми словами русского человека, «осмелился» заговорить о любви к России, о необходимости ей послужить в первую голову, а не кому-то другому»[864].
По итогам съезда было решено создать при Торгово-промышленном союзе Политический отдел для ведения пропаганды в поддержку Временного правительства и борьбы с анархией. Вскоре у Политического отдела появится и свой орган — журнал «Народоправство», самым заметным автором которого был выдающийся философ Бердяев. К этой пропагандистской работе подключались и все Военно-промышленные комитеты.
Однако отношения между бизнесом и правительством не заладились. Дело здесь и в правительственной экономической политике, которая очень быстро привела страну к хозяйственной разрухе, а предпринимателей лишила и прибылей, и активов (об этом речь шла выше). И в расстройстве финансового и банковского сектора. Отечественных финансистов «возмущали многие начинания власти: уголовное преследование за вывоз валюты из России, запрет на ее продажу внутри страны, а также пересылку и ввоз из нейтральных стран русских ценных бумаг»[865].
И в том, что бизнесу так и не удалось отстранить государственные военные предприятия от оборонных заказов или кардинально сократить их строительство. Пребывание Гучкова, готового отстаивать интересы крупного частного бизнеса, на посту военного министра было довольно кратким, а новый министр — Керенский — и сам не был предпринимателем, и имел с деловыми кругами сложные отношения. Временное правительство в значительной своей части рассматривало предпринимателей как представителей враждебного лагеря.
Керенский в мемуарах писал о них в контексте реакционных заговоров и корниловского мятежа: «Наиболее видными участниками движения от финансовых кругов были А. И. Путилов и А.И. Вышеградский. В апреле 1917 года Путилов основал «Общество содействия возрождению России», в которое немедленно вошли директора всех банков и крупнейших страховых компаний. Когда в конце апреля Гучков вышел из кабинета, его пригласили занять пост председателя общества. Официальной целью общества был сбор средств в поддержку «умеренных» кандидатов на выборах в Учредительное собрание, с тем чтобы «противодействовать социалистическому влиянию на фронте и по всей стране». В действительности же, как признали позднее и Путилов, и Гучков, собранные ими на эти цели 4 миллиона рублей было решено передать генералу Корнилову, который только что был назначен командующим 8-й армией Юго-Западного фронта»[866].
Действительно, в мае Гучков возглавил общественную организацию, куда, кроме Путилова и Вышеславского, вошли также другие крупнейшие российские олигархи — Николай Николаевич Кутлер, Борис Абрамович Каменка, Алексей Петрович Мещерский. Гучков подтверждал: действительно, ставилась цель сбора средств, на которые печаталась литература, рассылались агитаторы, раздавались подарки для солдат от имени Верховного главнокомандующего (сначала Брусилова, а затем и Корнилова), «чтобы поднять среди них его популярность»[867].
Еще одной ключевой фигурой движения Керенский называл В. С. Завойко. «В прошлом уездный предводитель дворянства, а также финансист, Завойко был тесно связан с крупным нефтяным магнатом Лианозовым. Учитывая все эти данные биографии Завойко, весьма необычно выглядит решение генерала Корнилова взять с собой на фронт этого немолодого финансиста на скромную должность, не дающую даже права на офицерское звание. Сам же Корнилов всегда утверждал, что на его решение в огромной степени повлияли литературные способности Завойко… Следует отметить, что Завойко приходился племянником жене Путилова»[868]. О Завойко у нас еще будет повод поговорить.
Пока же надо подчеркнуть, что отношения между правительством и предпринимателями довольно быстро напряглись до предела. На открытии II Всероссийского торгово-промышленного съезда Рябушинский скажет: «Мы знаем, что естественное развитие жизни пойдет своим чередом, и, к сожалению, оно жестоко покарает тех, которые нарушают экономические законы… Но, к сожалению, нужна костлявая рука голода и народной нищеты, чтобы она схватила за горло лжедрузей народа, членов разных комитетов Советов, чтобы они опомнились»