– У нас не лучше, – сказал С. М. Буденный, – 24-я и 32-я армии отрезаны. Вчера я сам чуть не угодил в лапы противника между Юхновом и Вязьмой. В сторону Вязьмы шли большие танковые и моторизованные колонны, видимо, для обхода города с востока.
– В чьих руках Юхнов?
– Сейчас не знаю. Думаю, что Юхнов в руках противника.
На реке Угре было до двух пехотных полков, но без артиллерии.[51]
– Ну, а кто же прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец?
– Когда я ехал сюда, кроме трех милиционеров в Медыни, никого не встретил. Местные власти из Медыни ушли.[52]
– Поезжай в штаб фронта – сказал я Семену Михайловичу, – разберись в обстановке и сообщи в Ставку о положении дел, а я поеду дальше. Доложи Верховному о нашей встрече и скажи, что я поехал в район Юхнова, а затем в Калугу. Надо выяснить, что там происходит».
Случайно С. М. Буденный мог бы, ошибиться раз, два, но искажение сути в каждом предложении случайным не бывает. Какие решения могла бы принимать Ставка в дальнейшем по таким неправильным его сведениям? Шофер Г. К. Жукова А. Н. Бучин описывает состояние С. М. Буденного 8 октября 1941 г. не так политкорректно, как Г. К. Жуков:
«…B опустевшем Малоярославце, где, казалось, сбежали все, включая власти, у райисполкома увидели две шикарные машины. Жуков вышел, растолкал дрыхнувшего шофера и узнал, что машины маршала С.М. Буденного. Иномарки, конечно, на других пролетарский стратег не ездил. А его-то как раз и искал Георгий Константинович. Он быстро скрылся в здании, мы остались ждать.
Примерно через полчаса Георгий Константинович вышел, подтянутый, с каким-то пронзительным выражением в глазах. А за ним вывалился обмякший Буденный, знаменитые усы обвисли, физиономия отекшая. С заискивающим видом он пытался забежать впереди Жукова и что-то лепетал самым подхалимским тоном. Георгий Константинович, не обращая внимания, буквально прыгнул в машину. Тронулись. В зеркале заднего вида запечатлелся замерший Буденный с разинутым ртом, протянутой рукой, которую Жуков не пожал. Маршал! За ним толпились выкатившиеся из двери охранники полководца».
Комендант 37-го УР полковник Смирнов, которого в этот день также посетил Г. К. Жуков, в своем «Докладе…» зафиксировал задачи, поставленные им:
«Жуков приказывал всем встреченным частям вести разведку на 15–20 км по всем направлениям, а при встрече – изматывать силы врага. Для разведки были использованы коммунисты и комсомольцы рабочих батальонов, органы милиции НКВД, хотя многие были без оружия, но по всем дорогам вперед на 20 км была выслана разведка».
Это указание оказалось единственно верным и решающим.
Полковник Смирнов, утверждал, что Г. К. Жуков стал единственным из всех генералов, посетивших за эти дни Малоярославец, взявшим на себя ответственность за оборону Москвы.
Посещение Г. К. Жуковым 17-й танковой бригады. «Полковник Троицкий»
Из Малоярославца Г. К. Жуков выехал по Варшавскому шоссе в сторону Юхнова.
В 13.00 г. Медынь и его окрестности подверглись бомбежке, после которой через город проехал Г. К. Жуков. Приблизительно через час после него проехала машина инженерного управления штаба Резервного фронта, в которой ехали полковник Г. И. Тупичев и ст. лейт. Н.В. Никулин. В своих воспоминаниях они оба описали ужасную картину, которую увидели в городе. Воспоминания Г. К. Жукова об увиденном в Медыни можно найти во многих источниках, а вот, что увидел Н. В. Никулин:
«Дорога шла среди довольно густого леса, время от времени прерываемого небольшими населенными пунктами, растянувшимися вдоль
дороги. В них было также тихо и безлюдно, как и в лесу. Казалось, что война далеко-далеко. Но вот лес кончился, и перед нами встал древний русский городок Медынь. В нем все также было тихо и безлюдно, и даже странно было приближаться к городу, не замечая признаков его жизни. Машина быстро пробежала разделяющее нас расстояние, и картина, навеянная естественной природой леса и мирных, деревень резко изменилась. Перед нами лежал не живой, как обычно, шумливый городок, это был город-мертвец, страшно изуродованный, истерзанный… Он еще два дня тому назад был прекрасен, а сегодня он напоминал страшную рану и представлял собой одну сплошную развалину. Все каменные здания центра были разрушены или сожжены. Жутким холодом веяло из обгорелых отверстий, недавно еще служившими окнами и дверьми. А во дворе бывшего гаража стояли обгорелые остовы автомашин…».
В 3-х км юго-западнее Медыни, Г. К. Жуков нашел штаб 17-й танковой бригады. Не замеченная разведкой противника, бригада утром вела свою разведку и пыталась с утра, выполняя приказ С. М. Буденного и Ставки, установить связь с 5-й гв сд, к которой ей надлежало войти в подчинение. Отдельный зенитно-артиллерийский дивизион бригады (17-й озад), сразу по прибытии, занял указанные командиром бригады огневые позиции, и в этот же день им был подбит первый вражеский самолет – бомбардировщик Ю-88. Эта встреча стала главным событием дня для бригады и единственным за этот день приятным событием для Г. К. Жукова:
«…Километров через 10–12 меня внезапно остановили в лесу вооруженные советские солдаты в комбинезонах и танкистских шлемах. Один из них подошел к машине.
– Дальше ехать нельзя, – сказал он. – Вы кто будете? Я назвал себя и, в свою очередь, спросил, где их часть.
– Здесь, в лесу, в ста метрах, стоит штаб танковой бригады.
– Очень хорошо. Проводите меня в штаб.
Меня обрадовало, что здесь оказалась танковая бригада…».
17-я тбр оказалась первой из всех встреченных им ранее частей, полностью готовой к боевым действиям, в здоровом политико-моральном состоянии. Эта встреча стала особенно радостной потому, что с одним из ее командиров, как оказалось, Г. К. Жуков был знаком ещё по Халхин-Голу:
«…Навстречу мне поднялся невысокого роста, подтянутый танкист в синем комбинезоне, с очками на фуражке. Мне сразу показалось, что этого человека я где-то видел.
– Докладывает командир танковой бригады резерва Ставки полковник Троицкий
– Троицкий! Вот не ожидал встретить вас здесь!
И. И. Троицкий мне запомнился по Халхин-Голу, где в 1939 г. он был начальником штаба 11-й танковой бригады. Эта бригада была грозой для японцев.
– Я тоже не думал, что встречу Вас здесь, товарищ генерал армии, – сказал И. И. Троицкий. – Знал, что Вы командуете Ленинградским фронтом, а что вернулись оттуда, не слыхал.
– Ну, что у вас тут делается, докладывайте. Прежде всего, где противник?
Полковник Троицкий рассказал:
– Противник занимает Юхнов, его передовые части захватили мост на реке Угре. Посылал я разведку и в Калугу, в городе противника пока нет, но в районе Калуги идут напряженные бои. Там действуют 5-я стрелковая дивизия и некоторые отошедшие части 43 Армии. Вверенная мне бригада находится в резерве Ставки. Стою здесь второй день и не получаю никаких указаний…».
Боевая обстановка в районе Медыни на 8 октября 1941 г. описана в этом отрывке поразительно точно. Она на 100 % подтверждается донесением 17-й тбр за этот день, составленным в 12.30, подписанным всеми тремя подписями командования бригады, удостоверенным печатью бригады:
«Начальнику Генштаба, г. Москва
17 тбр по-прежнему в районе Медынь. Связь с 5 сд установлена. Штаб 5-й стрелковой дивизии в дер. Мстихино, в 10 км северо-западнее г. Калуга.
07.10.41 г. в бригаду прибыл стрелковый б-н зап. полка.
К исходу 07.10.41 г. стр. б-н занял оборонительный рубеж юго-западной окраины Мятлево.
Утром 08.10.41 г. стрелковому батальону приказано соединиться с ПО, обороняющим рубеж восточный берег реки Изверя.
Запасы полностью.
Командир 17 т. бригады майор п/п Н.Я. Клыпин.
Военный комиссар полковой комиссар п/п А. А. Шибаев.
Начальник штаба 17 тбр подполковник п/п А. Кислицын.
8.10.41 т. 12.30 3 км ю.з. Медынь».
Подписи, поставленные под этим документом, датированном именно денем посещения бригады Г. К. Жуковым – 8 октября 1941 г., удостоверенном печатью бригады, подтверждают, что именно в этот день, 8 октября 1941 г. Г. К. Жуков встречался с командиром 17 тбр, но не с неким полковником И. И. Троицким, а именно с майором Н.Я. Клыпиным, военкомом 17-й тбр А. А. Шибаевым и начальником штаба 17 тбр подполковником А. С. Кислицыным.
Откуда же могла появиться эта ошибка? Возможно, что при написании мемуаров через 25 лет после описываемого события, Г. К. Жуков просто ошибся из-за большого количества людей, с которыми ему приходилось встречаться и на Халхин-Голе, в другие дни войны. В документах ЦАМО РФ нет ни одного упоминания о какой-либо ещё танковой бригаде, находившейся в районе Медыни 8 октября, кроме 17-й. А в делах бригады нет ни одного свидетельства о том, что её командиром или начальником штаба когда-либо был человек с фамилией Троицкий. Ни в одном из многочисленных документов 17-й тбр, начиная с процесса формирования в сентябре 1941 года, фамилия Троицкий не упоминается ни разу, не встречается ни одной его подписи. При этом все документы бригады подтверждают, что командиром 17-й тбр с 29 сентября 1941 года был Герой Советского Союза майор Николай Якимович Клыпин. Вот только на Халхин-Голе он не воевал.
Из учетно-послужной картотеки офицеров в ЦАМО РФ выяснилось, что в 11 – й тбр под командованием М. П. Яковлева с 29 июня 1939 г., действительно служил подполковник Иван Иванович Троицкий, но он не являлся ни командиром, ни начальником штаба 11-й тбр во время боевых действий, когда там был Г. К. Жуков, в то время он занимал должность помощника начальника штаба, и, только по окончании боевых действий, 31 октября 1939 года он стал начальником штаба этой бригады. С 1934-го до 1944 года все части, где он служил, дислоцировались в Забайкалье. В частности, с марта 1941-го по февраль 1942 года он был начальником штаба 61-й танковой дивизии Забайкальского фронта. То есть полковник И. И. Троицкий, воевавший на Халхин-Голе в 11-й тбр, под Москвой в октябре 1941 года мог быть, только дезертировав из своей 61-й тд. В июле 1945 г. он даже стал командующим бронетанковыми войсками Монголии, и в этом статусе его фамилия могла быть на слуху у Г. К. Жукова.