Так что мы с Александром Дмитриевичем, пожалуй, договоримся, что надо провести ревизию и найти товар, на который можно будет выменивать у крестьян зерно. И главное – сохранить его в целости и сохранности. Ведь Временное правительство даже этого не смогло сделать, и то немногое, что ему удалось раздобыть, было разворовано, а что не успели украсть, то сгноили.
Но я не успел переговорить с товарищем Цюрупой. Позвонил Иосиф Виссарионович и попросил срочно зайти к нему… Нет, похоже, что отдохнуть мне сегодня так и не удастся…
31 октября 1917 года Германская империя, Потсдам, дворец Цецилиенгоф
Гауптман Фридрих Мюллер
Да, быстро все делается у этих… Ну, в общем, тех, кто пришел в наш мир из будущего. Еще позавчера адмирал Ларионов встретился с нашим бедным гросс-адмиралом Тирпицем, который, слава Всевышнему, пошел на поправку. Поприсутствовать мне на их разговоре не пришлось. Выяснилось, что русский адмирал хорошо владеет немецким языком, и после взаимных приветствий и представлений, меня вежливо выставили за дверь. Разговор двух адмиралов шел тет-а-тет.
А когда он закончился, господин адмирал позвал меня в каюту. Тирпиц был бледен – видимо, беседа с командующим русской эскадрой его изрядно утомила. Но глаза у него сверкали так, словно он помолодел лет на двадцать.
– Фридрих, – сказал он, – я хочу тебе поручить дело, которое поможет спасти десятки, а может, и сотни тысяч жизней германских и русских солдат. Ты должен срочно выехать на встречу с нашим кайзером и помочь ему разобраться во всем происходящем. Боюсь, что наш монарх не понимает до конца серьезности всего, что произошло за последние несколько недель. И он не представляет всю опасность для рейха русской эскадры из будущего.
Я написал небольшую записку для нашего кайзера, которую ты должен передать ему лично. Вот, ознакомься с ней, – и адмирал скосил глаза на листок бумаги, лежавший на прикроватной тумбочке.
В послании кайзеру неровным почерком Тирпица было написано всего несколько предложений. Я запомнил их наизусть:
«Ваше величество, я заклинаю вас поверить всему, что расскажет вам податель этой записки, гауптман Фридрих Мюллер. Прошу отнестись максимально серьезно ко всему сказанному им. Речь идет о судьбе империи.
Верный слуга вашего величества,
гросс-адмирал Германского флота Альфред фон Тирпиц».
Я посмотрел на лежащего на больничной койке адмирала. Он кивнул, словно подтверждая то, что я сейчас прочитал.
– Да, сынок, – сказал он, – ты единственный, кто может справиться с этим поручением. Сам я, как ты понимаешь, еще не скоро смогу самостоятельно передвигаться, а время не ждет. Поэтому поезжай к кайзеру и доложи ему все, что ты тут видел. С тобой поедет русский, специалист связи из людей Ларионова. Он возьмет с собой аппаратуру, с помощью которой кайзер может лично связаться с русским адмиралом и главой их правительства Сталиным. Адмирал Ларионов пообещал мне, что с помощью этой аппаратуры можно вести разговор сразу со всеми участниками переговоров – примерно так, как мы разговариваем по телефону.
Русский специалист будет обслуживать эту аппаратуру. Я обещал адмиралу Ларионову, что с его головы и волос не упадет. Ну, а ты лично проследишь за этим.
Своим шифром я связался со ставкой кайзера в Кройцнахе. Мы решили, что ваша встреча должна произойти не там, а в Берлине, точнее в Потсдаме. Повод есть – на днях у кронпринца Вильгельма родилась дочь. Кайзер решил съездить в Потсдам, поздравить невестку и посмотреть на внучку. Заодно ознакомиться с новым дворцом Цецилиенгоф, который он приказал построить для семьи своего сына и наследника. Работы в этом дворце были завершены в начале октября. Там вы и встретитесь.
– А как мы попадем в Потсдам? – спросил я у адмирала. – Ведь путь туда займет немало времени. А вы сами сказали, время не ждет…
– Адмирал Ларионов все продумал, – ответил Тирпиц. – До Данцига вас доставят на вертолете. Правда, как сказал русский адмирал, радиус действия вертолета недостаточен для того, чтобы их винтокрылая машина сумела долететь до Данцига и вернуться. Поэтому уже сейчас в сторону Цоппота на полном ходу вышел русский эсминец, который и примет к себе на палубу этот вертолет на обратном пути. Между прочим, в нашем флоте корабль такого класса уже назывался бы крейсером, – адмирал закашлялся. Потом, успокоившись, продолжил: – В районе Цоппота вы пересядете на надувную лодку, которую у входа в гавань подберет катер портовой полиции. Их предупредят о том, что гауптман Мюллер, сопровождающий его человек и несколько ящиков с грузом необходимо срочно доставить в Данциг и посадить на приготовленный для них спецпоезд. На нем вы и доберетесь до Потсдама. Там вас встретят и проводят к кайзеру. Все понятно, Фридрих? – спросил у меня Тирпиц.
– Все, господин адмирал, – я вытянулся перед адмиралом и щелкнул каблуками. – Я сделаю все, чтобы добраться до кайзера и рассказать ему о том, что здесь видел.
– Не забудьте рассказать о покушении на меня и фрау Нину в Стокгольме, – добавил Тирпиц, непроизвольно приложив ладонь правой руки к простреленной груди. – И о том, что подонки, окопавшиеся в его окружении, ради собственной карьеры готовы и дальше бессмысленно проливать кровь германских солдат. Впрочем, я думаю, что когда кайзер лично сможет переговорить с русским адмиралом, то многое он и сам поймет. Вперед, гауптман, Германия ждет от тебя выполнения воинского долга!
С этим последним напутствием адмирала я вышел из каюты. Не успел я перевести дух, как началось то, что у русских называется «давай, давай, станция Петушки – хватай мешки – вокзал тронулся!». Обычно такая лихорадочная деятельность означает, что медленная запряжка русской тройки закончилась и началась быстрая езда.
С плавучего госпиталя русские немедленно переправили меня на гигантский корабль-авиаматку, где познакомили с хмурым и неразговорчивым русским старшим прапорщиком, сказавшим о себе лишь то, что зовут его Антоном и он разговаривает по-немецки. Я задал ему несколько вопросов на языке Гете и Шиллера, послушал его ответы и пришел к выводу, что его немецкий совсем не плох. Чувствовалось, что человек жил в Германии, и, судя по произношению, в самом Берлине.
Ранним утром 30 октября мы погрузили в вертолет – это тот самый летательный аппарат русских, на котором мы летели из Швеции – несколько ящиков с аппаратурой связи, забрались сами и отправились в путь. Перед отлетом адмирал Ларионов передал мне большой пакет, запаянный в прозрачную пленку. Как сказал мне командующий русской эскадрой, в этом пакете были личные письма кайзеру от адмирала Ларионова и главы нынешнего большевистского правительства Сталина. Я спрятал этот пакет под рубашку, чтобы он всегда был при мне.
Одет я был в цивильный костюм. Антон выглядел примерно так же, как и я. Только, как я успел заметить, одежда сидела на нем неловко, словно человек ничего подобного раньше не носил.
До Цоппота мы летели около двух часов. Разговаривать в вертолете было невозможно из-за шума двигателей, поэтому я откинулся на сиденье, попытался расслабиться и… заснул. Проснулся я от того, что шум двигателей зазвучал по-другому. Вертолет начал снижаться.
Один из летчиков сдвинул вбок дверь, и в салон ворвался соленый морской ветер. В эту дверь один из членов экипажа и мой спутник выбросили вниз какой-то серо-зеленый сверток. Вслед за ним полетел какой-то цилиндр размером примерно с ручную гранату. Когда этот цилиндр упал в воду, то в воздух поднялся столб густого оранжевого дыма.
Потом, постояв еще немного у открытого люка, они начали собираться. С вертолета сбросили канат, а Антон, надев специальное приспособление, называемое люлькой, стал готовиться к спуску. Как я понял, он уже имел немалый опыт в подобных делах. Антон сел в дверном проеме, вложил веревку люльки в тормозные карабины и, повернувшись лицом к вертолету, начал плавно спускаться вниз.
Я выглянул наружу. Под нами на волнах колыхалась серо-зеленая лодка. Сверху она была похожа на сплющенный бублик. В ней сидел Антон, уже успевший отстегнуть веревку. Он помахал мне рукой, и я понял, что пришла моя очередь.
Вздохнув поглубже, я подождал, когда летчик в вертолете поможет мне пристегнуть карабины к веревке, и, зажмурив глаза, шагнул из вертолета в пустоту. Но спуск прошел быстро и без каких-либо неприятных ощущений. Уже сидя в лодке, которая представляла собой надутую воздухом прорезиненную оболочку, я помог принять Антону груз, спущенный нам сверху. И, когда вертолет, втянув веревку в люк, развернулся и полетел на восток, я стал вместе с ним собирать весла, чтобы грести в сторону берега.
Впрочем, заниматься долгой греблей нам не пришлось. Привлеченный столбом оранжевого дыма, из гавани Цоппота вышел небольшой паровой катер, который нас быстро заметил и принял на борт. Как пояснил Антон, такие сигнальные устройства с дымом как раз и служили для привлечения внимания спасателей к жертвам морских катастроф. Морская полиция, по всей видимости, уже проинструктированная и предупрежденная о нашем появлении, быстро и без лишних вопросов доставила нас в порт Данцига, откуда на автомашине мы добрались до железнодорожного вокзала.
Там нас уже ждал состав – паровоз и два вагона. В один погрузились мы со своим грузом, в другой – взвод моряков, которыми командовал неразговорчивый корветтен-капитан, флигель-адъютант самого кайзера. С его помощью мы без хлопот меньше чем за сутки добрались до Берлина, где нас уже поджидали две автомашины. В одну большую легковую мы погрузили наш багаж и сели туда сами, а вторая – грузовая, в кузове которой разместилось отделение моряков с винтовками, сопровождала нас до самого Потсдама.
Когда Антон увидел дворец Цецилиенгоф, губы его скривились в сардонической улыбке.
– Герр гауптман, – сказал он, – а вы знаете, что произойдет в этом дворце летом 1945 года?
Я ответил ему, что я не могу знать то, что произойдет почти через тридцать лет. И поинтересовался, что именно произошло. На что Антон, снова криво ухмыльнувшись, сказал, что в нынешней истории, возможно, все будет по-другому, и Германии не придется испить здесь до дна чашу унижения, которое горше неразбавленной цикуты.