Снарядились мы, словно уходили в глубокий рейд по вражеским тылам. Взяли АКСУ с глушаками, «стечкины», надели бронники, еще один дали Эйно Рахья, а один прихватили для Ленина. Также в джентльменский набор лениноспасателей входили пулемет «Печенег», две «Мухи», рация, ПНВ и несколько светошумовых гранат «Факел». Впрочем, Эйно Рахья, одобрительно обозрев весь наш арсенал, сказал, что с местным начальством у него все схвачено и осложнений быть не должно.
– Но, – сказал он с непередаваемым финским акцентом, – как у вас гофорят, береженого и Бог бережет! Пошли, ребята!
Получив последние благословения от Сталина и Александра Васильевича, мы отправились в Таврический сад, который наши шутники уже успели окрестить «Пулково-2». Согласно сообщению, полученному нашим «маркони», Вадиком Свиридовым, вертолет, вылетевший с эскадры в Петроград, уже находился на подходе. Выгрузив в саду пассажиров, он заберет нашу команду, чтобы подбросить ее до «Североморска». Сам БПК сейчас двигался в сторону Выборга, и к моменту нашего прибытия уже должен встать на якорь примерно в миле-двух от Торгового порта.
13 октября (30 сентября) 1917 года, 08:05. Петроград, Таврический сад
Сержант контрактной службы Игорь Андреевич Кукушкин
Похоже, что народ, проживающий вокруг Таврического сада, уже немного привык к прилетающим и улетающим вертолетам. Во всяком случае, сверхъестественным явлением они здесь быть перестали. Прохожие на улице посматривали на нас с любопытством, но уже без первобытного ужаса в глазах. Согласно распоряжению ВРК не подпуская зевак к плацу, периметр Таврического сада оцепили солдаты Волынского полка, казармы которых были отсюда в двух шагах.
Вот, наконец, с севера раздалось далекое жужжание вертушки. Через несколько минут винтокрылая машина появилась в небе и зависла над площадкой. В воздух взлетели опавшие листья, мусор и опилки. Непонятно, откуда берется вся эта дрянь, ибо вертолеты тут летают регулярно, и весь мусор уже давно должно было разметать во все стороны. А он тут как тут.
Вертолет коснулся колесами земли, и из него навстречу нам вылезли три человека. Двоих из них я уже видел сутки назад на этом самом месте. Это были Феликс Эдмундович Дзержинский и генерал Бонч-Бруевич, брат знаменитого большевика и детского писателя про Ленина. В тот раз мы прилетели, а они улетали. Теперь было наоборот. Кроме того, с ними был третий, высокий, худой в черной морской форме и с погонами контр-адмирала.
– Ну, товарищ Эйно, – сказал я, когда бортмеханик приглашающе замахал рукой, – вперед за орденами, и не робеть!
Придерживая руками головные уборы, мы направились к машине. Ураганный ветер от лопастей. Сдвинутая вбок и назад квадратная дверь на левом борту вертолета. Выглядывающий оттуда весельчак, надрывая глотку, кричит:
– Кто тут такси на Дубровку заказывал? Давай быстрей!
– К-какое такси? – не поняв, оглянулся Эйно.
– Пароль это, черт побери! – крикнул я и подтолкнул в сторону дверного проема растерянного и немного испуганного товарища Рахью. Потом с клацаньем и лязгом внутрь привычно проследовали мои парни, вооруженные до зубов. Ну, а я уже, как и положено командиру, залез в вертолет последним. Александр Васильевич Тамбовцев, провожавший нас до самого вертолета, по-отечески помахал ручкой. Бортмеханик-юморист закрыл дверь, турбины взревели на стартовом режиме, и винтокрылая машина стремительно рванулась в небеса…
Кроме нас в салоне находился еще один подполковник, в смысле наш подполковник, а не местный. Надвинув фуражку на глаза, он дремал, вытянув ноги поперек салона. Я даже как-то не обратил на него внимания. Если человек летит с нами на «Североморск», значит, это ему надо по долгу службы. Долетели мы нормально.
По дороге Эйно Рахья быстро отошел от робости и жадно глазел в иллюминатор квадратными глазами, что-то бормоча себе под нос. Впечатление, конечно, было ого-го-го, сам помню ощущения первого полета. В грохоте турбин и свисте лопастей трудно было расслышать и нормальную человеческую речь, но мне показалось, что он читает молитву. Ну, а мои парни, которые налетали на вертушках не одну сотню часов, в полете откровенно прикемарили, как и тот незнакомый офицер.
Около девяти часов утра наша машина приземлилась на вертолетную площадку БПК. Бортмеханик-шутник, продолжая прикалываться, прокричал:
– Граждане, конечная, состав идет в парк!
И все мы, включая подполковника, покинули салон вертолета. Доложив командиру корабля о нашем прибытии, я с его разрешения отправился в радиорубку, откуда сообщил Александру Васильевичу, что первый этап нашего путешествия прошел успешно.
Когда мы прилетели, «Североморск» уже стоял на якоре в Выборгском заливе, примерно в миле от Торгового порта. Я видел такую знакомую мне до боли картину – башню святого Олафа, самую высокую башню Выборгского замка. Хорошо можно было разглядеть причалы и краны торгового порта. Вот мы и оказались у цели нашего путешествия.
Команда БПК быстро спустила на воду быстроходный моторный катер. Лейтенант Синицын, взводный местных морпехов, быстро осмотрел нас и сказал:
– Ну, парни, ни пуха вам ни пера!
– К черту, товарищ лейтенант, – бодро ответил я, внутренне приготовившись к встрече с родным городом, каким он был за восемьдесят лет до моего рождения…
13 октября (30 сентября) 1917 года, 09:25. Выборг, Торговый порт
Сержант контрактной службы Игорь Андреевич Кукушкин
Ну, вот я и дома! Когда год назад я приезжал в отпуск, то забегал в Торговый порт к своему приятелю, который там работал на автопогрузчике. А этот порт… Мало он был похож на тот, который я видел в наше время. И причальная линия поменьше, и портовые краны пожиже. Да и кораблей что-то не видать. Стоят несколько парусных финских лайб да пара буксиров. Ну да, идет война, на море пока господствует немецкий флот.
На катере, спущенном с «Североморска», мы мигом домчали до Торгового порта. При виде нас на причале появилось несколько фигур в замызганных робах. Рулевой аккуратно притер катер вплотную к пирсу. Пока мы по сброшенному веревочному трапу перебирались на берег, один из портовых рабочих придерживал катер багром. К моему удивлению, Эйно Рахья вскарабкался наверх, словно заправский мореман. Но потом я вспомнил, что он родился и вырос в Кронштадте, а там практически все с пеленок считай что готовые матросы.
Потом с катера подали наше приданое – пулемет, рацию и две «Мухи». Эйно что-то сказал по-фински местному портовику, и тот оттолкнул катер от пирса багром. Взвыл двигатель, катер развернулся и, описав полукруг, снова лег в дрейф метрах в ста от берега, ожидая нашего возвращения.
Вдоль берега залива мы пошли в сторону замка. Там, за Крепостным мостом, рядом с Анненскими укреплениями, находился дом, в котором расположился Выборгский Совет рабочих и солдатских депутатов. В соседнем доме находился Выборгский комитет РСДРП(б). Как вы понимаете, большевики и местный совет жили душа в душу. Товарищ Сталин написал для Эйно Рахьи очень грозную бумагу, согласно которой все должны предъявителю этого мандата «всячески помогать и оказывать».
Тут мы на личном опыте убедились, что имя Сталина вызывает уважение у товарищей по партии даже в Выборге. Пока наша тройка любовались видом старинного замка, Эйно Рахья сходил в комитет и совдеп, о чем-то там переговорил, и через десять минут подъехал к нам на новеньком легковом «Форд-Т», на котором мы и отправились в поселок Талликала, где в небольшом деревянном домике, принадлежащем сотруднику местной рабочей газеты Юхо Латукки, и жил Ленин.
13 октября (30 сентября) 1917 года, 10:05. Выборг, поселок Талликала
Владимир Ильич Ленин
Лидер большевиков сидел за столом в комнатушке за кухней, которую предоставили ему хозяева, и быстро писал карандашом в блокноте.
Он набрасывал черновик письма, которое собирался послать в Петроград. Связь с ЦК Ленин поддерживал через Александра Шотмана, который часто приезжал в Выборг и привозил для него письма и разную информацию. Корреспонденцию из Петрограда в Выборг посылали и его родные – жена и сестра – с помощью машиниста паровоза № 293 Гуго Ялавы, или его жены, которые, в свою очередь, передавали адресованные Ленину письма служащему почтового вагона курьерского поезда Петроград – Гельсингфорс Кэсси Ахмале на Финляндском вокзале. Конечно, такая связь была не очень оперативной, зато вполне надежной.
Ленин не рассчитывал надолго задерживаться в Выборге, потому что находиться здесь было небезопасно. Это не Гельсингфорс, где под охраной орудий дредноутов с большевистскими командами можно было плевать на все угрозы Сашки Керенского. Выборг был слишком близко к Питеру, в городе матросов не было, но был гарнизон, офицеры которого отнюдь не сочувствовали большевикам. Поэтому приходилось строго соблюдать правила конспирации. Ленин не рисковал без надобности появляться в городе, и только вечером ненадолго выходил из дома, чтобы посидеть во дворике или пройтись пешком по безлюдной улице. В доме Хайконенов (родителей жены Юхо Латукки) Ильич чувствовал себя спокойно и свободно. Он подружился с хозяевами и по вечерам, когда они приходили с работы, ужинал за одним столом с ними. Завязывались беседы – все члены семьи довольно свободно говорили по-русски.
Сейчас Ленина волновал только один вопрос – подготовка вооруженного восстания. Он знал, что Сталин, Дзержинский и другие члены военного бюро вели большую работу как по формированию Красной гвардии, так и по вовлечению в заговор против «Главноуговаривающего» высших чинов русской армии. О последнем было известно лишь немногим из руководства партии. Все должны считать, что власть буржуев сверг вооруженный народ, а не офицеры, для которых Керенский, если сказать честно, был более ненавистен, чем Ленин и его соратники по партии.
Глухие слухи о странных событиях, происходящих сейчас в Петрограде и на морском театре военных действий в районе Рижского залива, доводили Ильича до приступов бешенства. Черт возьми, если эти слухи верны хоть на одну десятую, то это может изменить всю картину.