Три дня назад меня срочно вызвал в Таврический дворец сам товарищ Сталин. В его кабинете я увидела Дзержинского, Чичерина, Красина, а также нашего неугомонного Александра Васильевича Тамбовцева. Сталин после приветствия протянул мне сложенный вчетверо листок бумаги и попросил прочитать его внимательно.
Это было письмо наркому Красину от адмирала Альфреда фон Тирпица, в котором тот приглашал новую большевистскую власть начать переговоры с ним как с личным представителем кайзера, с целью прекращения боевых действий на русско-германском фронте и для возможного в дальнейшем подписания мирного договора.
– Да, похоже, что немцам эта война уже стала поперек горла, – сказала я, возвращая Сталину письмо Тирпица. – Надо заключать мир, пока у наших товарищей с «Адмирала Кузнецова» есть возможность продолжать свои бомбардировки. Так что Леониду Борисовичу надо обязательно ехать в Швецию и начинать переговоры с гросс-адмиралом. Насколько я помню, даже выйдя в отставку, адмирал Тирпиц до самого конца оставался доверенным лицом кайзера.
– Товарищ Красин, конечно же, поедет в Швецию, – сказал Сталин, – но туда придется ехать и вам, уважаемая товарищ Антонова. Так что готовьтесь к командировке. А что касается возможности продолжать налеты, то на Путиловском заводе уже размещен заказ на производство самых простых 250-килограммовых авиабомб. Как заверили меня заводские товарищи, подобные бомбы им сделать будет достаточно просто. Но бомбы бомбами, а войну все же лучше закончить как можно скорее. Так что собирайтесь, товарищ Антонова, время не ждет.
– Товарищ Сталин! – удивление мое было искренним и неподдельным. – А мне там что делать?!
– Мне бы шашку да коня… – подключился к разговору Александр Васильевич. – Уважаемая Нина Викторовна, именно вы, с вашими талантами, и будете нашим главным переговорщиком. Леонид Борисович Красин – фигура слишком заметная в международном масштабе. Он хорошо известен тем, кто будет наблюдать за посланцами большевистского правительства в Стокгольме. Пусть он занимается своими семейными делами и отвлекает внимание разнообразнейших соглядатаев. А вы, Нина Викторовна, тем временем встретитесь с Тирпицем, который, как я думаю, тоже приехал в Швецию инкогнито.
Дело в том, что в Ставке кайзера сейчас правят бал сторонники войны до победного конца. Это Гинденбург и Людендорф. Они тоже хотели бы заключить с нами мир, только на условиях, нам не выгодных. Типа того самого Брестского мира, который в нашей истории был подписан после того, как покойный ныне Троцкий громогласно заявил о том, что «ни мира, ни войны: договора не подписываем, войну прекращаем, а армию демобилизуем».
Гм, подумала я, а во всем сказанном Александром Васильевичем и в самом деле есть резон. Только не мало ли мне остается времени для подготовки к столь важным переговорам?
Я высказала свои сомнения Сталину. Тот переглянулся с Тамбовцевым и сказал:
– Товарищ Антонова, мы решили с Александром Васильевичем, что на место вы будете доставлены вертолетом. Посылать вас обычным путем, через Финляндию, учитывая, что сейчас там очень неспокойно, мы не будем. Так что один день на подготовку мы вам, так уж и быть, дадим, а больше – увы и ах…
В общем, уже через день после этой беседы мы с Леонидом Борисовичем Красиным и господином Магнусом Свенсоном, которого мне представили как представителя фирмы «Симменс» в Стокгольме, подходили к «Пулково-2» – так наши остряки прозвали пятачок в Таврическом саду, где садились и взлетали вертолеты с кораблей эскадры адмирала Ларионова. В качестве сопровождающих полковник Бережной выделил трех своих бойцов, довольно сносно знающих немецкий и английский языки. Именно они должны будут обеспечивать нашу безопасность в Стокгольме.
Провожали нас лично товарищ Дзержинский и генерал Потапов, который дал мне связь в столице Швеции – телефон военно-морского агента российского посольства капитана 1-го ранга Сташевского. Я знала о нем гораздо больше, чем Николай Михайлович. В нашей истории Владимир Арсентьевич Сташевский после революции сам вышел на военную разведку молодой Советской республики. И честно работал на свою родину несколько десятилетий, создав в Швеции эффектно действующую разведывательную сеть.
В годы Великой Отечественной войны он передавал в Москву бесценные сведения о планах нацистов в отношении Скандинавии. В 1944 году шведская контрразведка арестовала Сташевского, и Королевский суд приговорил его к двум годам и десяти месяцам тюремного заключения за шпионаж. В ходе следствия и суда Владимир Арсентьевич своей вины не признал и принадлежности к советской разведке не разгласил. Обвинение в сборе сведений о вооруженных силах Швеции осталось недоказанным.
Поблагодарив генерала Потапова за помощь, мы дождались вертолета и, погрузившись в его металлическое чрево, взмыли ввысь. Через пару часов приземлились на палубу «Адмирала Кузнецова». Для меня полеты на винтокрылых машинах были чем-то обычным, вроде поездки на такси. А вот мои спутники впечатлились своим первым перелетом по полной. От полноты чувств бедняге Свенсону даже понадобился гигиенический пакет.
На авианосце мы не задерживались. Выйдя на палубу и поздоровавшись с вахтенным офицером, мы тут же пересели в другой вертолет, который и доставил нас в Швецию. Высадились мы на окраине небольшого городишка Ханден. У Магнуса Свенсона в нем жил двоюродный брат. Несмотря на ранний час, тот уже был на ногах. Кузены даром времени не теряли, и через час с небольшим мы уже тряслись на открытой повозке со скамейками, расположенными вдоль нее, сидя лицами друг к другу. Леонид Борисович сказал, что такая повозка называется шарабаном.
До Стокгольма ехать было недолго – всего километров двадцать. По совету Свенсона, я с двумя «мышками», один из которых был радистом, поселилась в небольшой частной гостинице на берегу озера Меларен. А Красин с одним из охранников остановился в «Гранд-отеле» – лучшей гостинице столицы Швеции. Там кишмя кишели шпионы Антанты и центральных держав. Пусть они топчут друг другу ноги и, высунув язык, бегают за Красиным, выясняя, к кому и зачем он приехал.
Неутомимый Магнус Свенсон быстро созвонился с кем надо, и уже через полчаса после того, как я приняла ванну и переоделась, сообщил мне, что встреча, для которой я приехала в Швецию, состоится в 11:00 в Васапаркене. Я хорошо знала это место по своим предыдущим визитам в Стокгольм. Парк был назван в честь правящей когда-то шведской королевской династии Васа. Он располагался между площадями Оденплан и Санкт-Эриксплан. Раньше, если мне память не изменяет, здесь находился Бельгийский ботанический сад.
Правда, сейчас он выглядел несколько непривычно. Шведы, страдавшие от установленной на Балтике немецкой блокады, для того чтобы обеспечить себя продовольствием, засадили Васапаркен… картошкой. Сейчас она уже была убрана, и на перекопанных газонах оставались лишь засохшие стебли и мелкие клубни.
Согласно договоренности, ровно в 11:00 по местному времени я села на скамеечку в условленном месте в одном из укромных уголков парка. Выглядела я как дама среднего достатка, выбравшаяся на час-другой отдохнуть от повседневных дел и подышать воздухом. Мои сопровождающие держались несколько в стороне, изображая двух подгулявших матросов, которые забрели в парк, рассчитывая познакомиться с местными красотками. Они внимательно осмотрели местность и сообщили мне, что обнаружено наблюдение. Велось оно вполне профессионально. Судя по всему, гросс-адмирал тоже подстраховался, готовясь к важной встрече.
А вот и он сам. На дорожке парка показался высокий импозантный старик с седой окладистой бородой. Он не спеша шел, помахивая тростью и рассеянно поглядывая на пожухлую зелень и чаек, разгуливающих по перекопанным картофельным грядкам.
Я поправила брошку, в которую были вмонтированы мини-видеокамера и микрофон. Надо будет потом дома просмотреть и прослушать все, что мне скажет Тирпиц, и тщательно проанализировать все нюансы нашей беседы.
Вот гросс-адмирал поравнялся со скамейкой, на которой сидела я, вежливо приподнял свой котелок и спросил на хох-дойче:
– Мадам, разрешите присесть рядом с вами?
– Садитесь, пожалуйста, – ответила я по-немецки. У меня были в свое время хорошие учителя, поставившие мне берлинский диалект. Мои знакомые немцы не раз хвалили меня, заявляя, что я говорю даже лучше, чем фрау Меркель.
– Разрешите представиться… – начал было Тирпиц, но я остановила его жестом, показав, что имя его мне достаточно хорошо известно, и в представлении он не нуждается.
Тирпиц, поняв, что официальная часть на этом закончилась, сразу же перешел к делу:
– Фрау Нина, я очень удивлен тем, что на такие важные переговоры ваше руководство прислало женщину. Но, как я понял, оно вам полностью доверяет, так что позвольте мне начать с главного. Эту войну нужно заканчивать. И чем быстрее, тем лучше!
– Господин адмирал, – ответила я, – что касается немецких предрассудков в отношении женщин, то должна напомнить вам о германской принцессе Софии Фредерике, более известной как русская императрица Екатерина Великая. Умнейшая была женщина!
А насчет вашего предложения об окончании войны, то я с вами полностью согласна. Ее надо как можно быстрее заканчивать. Но, как вы знаете, очень часто закончить войну гораздо труднее, чем ее начать. Ведь условия будущего мирного договора должны удовлетворять обе наши страны. Вот тут-то и возникают сложности, которые мы с вами должны будем устранить. Нам выпала тяжелая и неблагодарная работа – расчищать завалы, устроенные нашими предшественниками, которые привели наши державы к затяжному и, с нашей точки зрения, абсолютно не нужному ни вам, ни нам кровопролитию. Мы готовы выслушать условия, которые предложит нам германская сторона…
Тирпиц внимательно посмотрел на меня, вздохнул и достал из внутреннего кармана пальто большой конверт.
– Вот здесь изложены соображения моего императора по поводу условий, приняв которые Россия и Германия могли бы прекратить вооруженное противостояние. Прочитайте их внимательно. Я понимаю, что вы не уполномочены немедленно дать ответ. Поэтому возьмите это письмо и внимательно ознакомьтесь с ним, а также сообщите о его содержании вашему руководству.