Как же вели себя большевики? Насколько они были потрясены всем этим?
Часто утверждается, что 18 апреля Петроградский комитет большевиков отклонил «Апрельские тезисы» тринадцатью голосами против двух при одном воздержавшемся. Это утверждение, однако, основано на неточных сведениях. Двое из присутствовавших на заседании комитета, Сергей Багдатьев и Владимир Залежский, позже настаивали на том, что комитет проголосовал за утверждение «Апрельских тезисов», но тринадцатью голосами против двух отверг несколько туманную формулировку Владимира Залежского о принятии ленинских «тезисов» без критики и каких-либо оговорок. Вместо этого Петроградский комитет большевиков сохранил за собой право иметь особое мнение относительно отдельных деталей «тезисов».
И это отражало сложившееся положение дел. После выступления Ленина в особняке Кшесинской его товарищи не переставали высказывать свою озабоченность его речью.
Споры касались в основном тактических вопросов, таких, например, как предложение Ленина изменить название партии, или его новый политический упор на Советы, а не на более традиционную пропаганду необходимости созыва Учредительного собрания. Особое внимание обращалось на то, что Ленин выступал категорически против (в принципе не приемля этого) выдвижения «недопустимых, порождающих иллюзии» «требований» к Временному правительству, с которыми оно не могло (и не должно было) согласиться. Вместо этого он выступал за «терпеливое разъяснение» Советам, что правительству нельзя доверять. В отличие от него, Сергей Багдатьев, Лев Каменев и многие другие партийцы усматривали в подобного рода «требованиях» проверенный метод разрушения иллюзий, рассчитывая на то, что правительство потерпит неудачу при попытке выполнить их. Лев Каменев называл это «методом воздействия».
Таким образом, как утверждали многие партийные функционеры (такие, например, как Людмила Сталь), вполне могли возникнуть сомнения в поддержке «старыми большевиками» «Апрельских тезисов» Ленина. Однако существовала тонкая грань между тактикой и анализом – и использованием силы. Безусловно, между этими понятиями была определенная родственная связь, однако то психологическое воздействие, которое оказывалось бескомпромиссными «Апрельскими тезисами», было больше, нежели «просто» риторика. Неудивительно, что некоторые в большевистской партии (как занявшие сторону Ленина, так и выступившие против него) были склонны расценивать «тезисы» как отказ от большевистских традиций. Подобного рода дискуссии могли проистекать из недопонимания запутанности сложившейся политической ситуации, но одновременно они свидетельствовали о реальных расхождениях во мнениях, более существенных, чем предполагалось в «Письмах из далека».
Большевистские опасения в отношении Ленина получили достаточно широкое распространение. Партийные организации в Киеве и Саратове категорически отвергли «Апрельские тезисы». По мнению их членов, Ленина слишком долго не было в России, чтобы он мог понять нынешнюю ситуацию. Григорий Зиновьев, товарищ Ленина по эмиграции и его близкий коллега, назвал «тезисы» «озадачивающими». Другие члены большевистской партии проявляли меньше такта.
Редакция газеты «Правда» поначалу не решалась публиковать «Апрельские тезисы», однако Ленин настаивал на этом, и они появились на ее страницах 7 апреля – вслед за этим там же была опубликована статья Каменева «Наши разногласия», в которой большевики дистанцировались от «личного мнения» Ленина. Лев Каменев писал: «Общая схема т. Ленина… представляется нам неприемлемой, поскольку она исходит от признания буржуазно-демократической революции законченной и рассчитана на немедленное перерождение этой революции в революцию социалистическую».
Большевистская партия всегда обращала особое внимание на деятельность рабочего класса в сотрудничестве с крестьянством. В период после 1905 года надежды «старых большевиков» на революцию в России неизменно (хотя и довольно туманно) увязывались с «демократической диктатурой пролетариата и крестьянства», которая должна была смести мерзость феодализма и проследить за последующим шагом к буржуазно-демократической системе, в том числе за исполнением необходимых действий в отношении земли. Еще в 1914 году Ленин писал, что русская революция ограничится «демократической республикой… конфискацией земельных владений и восьмичасовым рабочим днем». Однако теперь он раскритиковал подобные принципы Каменева как «устаревшие», «вообще никуда не годные», «мертвые». В «Апрельских тезисах» Ленин писал, что «своеобразие текущего момента в России» состояло «в переходе от первого этапа революции… ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства».
Это была смена курса. Что касается «второго этапа», то Ленин ясно дал понять, что «нашей непосредственной задачей» не являлось «введение» социализма накануне общеевропейской социалистической революции, но передача власти в руки трудящихся – взамен проведения политики сотрудничества между классами, которая отстаивалась меньшевиками. «Пусть буржуазия продолжает торговать и строить свои домны и заводы, – комментировал позже ситуацию большевистский активист Сапранов молодому Эдуарду Дюне, – но власть должна оставаться у рабочих, а не у владельцев заводов, торговцев и их слуг». Тем не менее нет необходимости в шлюзе безопасности между «торговлей и строительством», с одной стороны, и «властью», с другой. Позиция Ленина, по крайней мере, заключалась в необходимости дальнейшего продвижения вперед, к тому, что просматривалось на горизонте. В конце концов, существовала какая-то политическая логика, подразумевавшая захват власти. Было что-то многозначительное даже в том, что Ленин выделял курсивом: «…нашей непосредственной задачей не являлось «введение» социализма, но…»
Неудивительно, что Ленина его собственная партия обвинила в троцкистской ереси – «перманентной революции», в попытке преобразовать Февральскую революцию в полномасштабное социалистическое восстание (или же, по крайней мере, придать ей поступательное движение в этом направлении).
Однако все больше и больше большевиков возвращались из ссылки. И они, как правило, отличались бо́льшим радикализмом, нежели оставшиеся. Экономические трудности в стране углублялись, неадекватность Временного правительства проявлялась все более отчетливо, короткий медовый месяц сотрудничества политических классов завершался, и большевики вербовали в свои ряды молодых, разочарованных в жизни, агрессивно настроенных (а порой и откровенно задиристых) кадров. Именно на этом фоне Ленин начал свою кампанию, чтобы взять верх над своими коллегами по партии.
Его настойчивость свидетельствовала об определенной нестабильности нынешней «полуменьшевистской» позиции партии, в соответствии с которой некоторые из правых большевиков были склонны предполагать, что история «не была готова» к социализму, и настаивали на том, что буржуазное правительство не могло привести к социализму.
Через десять дней после возвращения Ленина в столицу состоялась первая Петроградская общегородская конференция большевиков. На ней Ленин изложил свои доводы, настаивая на том, что Временное правительство не может быть «просто» свергнуто, что сначала необходимо было добиться большинства большевиков в Советах. Тем не менее делегаты один за другим обвиняли его в анархизме, схематизме, «бланкизме» (революционная тактика, отдающая приоритет радикальной заговорщической деятельности в соответствии с идеями французского социалиста девятнадцатого века Огюста Бланки). Однако к этому времени Ленин (спустя полторы недели после своего возвращения в Россию) уже пользовался вполне определенной поддержкой. На его стороне выступили такие личности, как Александра Коллонтай и Людмила Сталь, хотя их голоса и были одинокими в общем хоре осуждения. Ленин, должно быть, пользовался также некоторой скрытной поддержкой со стороны определенных большевистских групп, поскольку, хотя большинство выступавших и высказалось против него, его предложение о противодействии Временному правительству было принято тридцатью тремя голосами против шести при двух воздержавшихся.
Это изменение расстановки сил в партии большевиков вскоре создаст серьезные проблемы для Временного правительства.
В эти апрельские дни продолжал проявляться общественный карнавал марта – но теперь уже в более жестких формах. И признаки общего кризиса бросались в глаза слишком очевидно.
В начале апреля тысячи солдатских жен, солдаток, организовали в столице демонстрацию. Они были обездолены, забиты и запуганы, страшились будущего, отчаянно нуждались в помощи и любой, даже минимальной, поддержке со стороны государства. Однако без мужей они неожиданно оказались вольны в своих действиях, получили нежданную свободу. И в феврале их обычные требования еды, помощи и уважения к себе стали радикально меняться. В Херсонской губернии случалось, что солдатки пробирались в чужие дома и «реквизировали» все предметы роскоши, которые, по их мнению, являлись незаслуженными:
«Они не только нарушали законы и запугивали власти, как только могли, но и совершали прямые акты насилия. Государственного торговца мучными изделиями, который не хотел продавать свой товар по сниженной цене, группа солдаток избила, а приставу, начальнику местной полиции, который хотел помочь ему, с большим трудом удалось избежать той же участи».
Бурное и осатанелое распространение Советов, конгрессов, конференций и крестьянских собраний в таких местных органах, как волости и поселковые земства, стало принимать зловещие формы. Уже в марте в Приволжье агрессивно настроенные сельские коммуны начали конфликтовать с землевладельцами по поводу платы за пользование землей и прав на собственность. Группы крестьян все чаще пробирались в помещичьи леса с топорами и пилами. Теперь, в апреле, такие случаи участились, особенно в северо-западных областях – в районе Балашова, Петровска, Сердобска. Нередко крестьяне принимались косить помещичьи луга для своих собственных нужд, платя за это «по справедливости»: ровно столько, сколько, по их мнению, было необходимо для закупки семян.