пренебрежительно.
Наряду с этим усилилось давление со стороны определенных политических сил, выступавших за сотрудничество между Петросоветом и Временным правительством. Представители патриотических социалистических партий из стран-союзниц, которые олицетворяли собой международное левое крыло выступавших за примирение, настойчиво призывали Петросовет принять участие в работе правительства. Если выражаться в духе Циммервальдской конференции, это были социалистические патриоты. Они массово съехались в Россию, стремясь убедить русских продолжать воевать. Альбер Тома и Марсель Кашен из Франции, Артур Хендерсон и Джеймс О’Грэди из Великобритании, Эмиль Вандервельд и Луи де Брукер из Бельгии – все они разъезжали по стране и фронту и объединяли свои усилия с усилиями российского генералитета, ратуя за высокий боевой дух и, как выразился французский социалист Пьер Ренодель, за то, что теперь можно было, «не краснея», назвать «справедливой войной».
Большинство из тех, кого они пытались убедить, измотанные войной, проявляли либо равнодушие, либо враждебность. Но европейские визитеры не замечали этого. Однажды разыгралась поистине театральная сцена, когда Альбер Тома, обращаясь к толпе с балкона, пытался сопровождать свои малопонятные увещевания на французском нелепыми жестами, словно мим на детском празднике. Изображая кайзера, он закручивал воображаемые усы и душил воображаемую Россию. Ошибочно восприняв отвращение аудитории к этому фиглярству как похвалу, он завершил свое выступление приветственным помахиванием котелком.
Для рабочих, крестьян и солдат, которые поддерживали Советы и наряду с этим не были настроены категорически против правительства, было логичным предположить, что не было ничего плохого в том, чтобы социалисты вошли в состав этого правительства. Постепенно некоторые местные власти стали открыто высказываться за это. Ведь Керенский уже был членом правительства, разве не так? И Керенский был весьма популярен, не так ли? Так почему бы не последовать примеру Керенского?
В партии эсеров подобные настроения существенно усилились, что продемонстрировало углубление разногласий между левым партийным крылом и правым. Простые солдаты требовали, чтобы правительство вело войну «революционным образом». Воинские части в Петрограде (включая выступавший на стороне большевиков броневой автомобильный дивизион), приводя вышеупомянутые соображения, высказывались в пользу сотрудничества Петросовета с Временным правительством.
К этой разновидности левых умонастроений странным образом присоседились бесспорные правые социалисты. И если радикалы желали коалиции с правительством потому, что не доверяли Советам, то правые, включая многих «официальных» социалистов из числа умеренных и из состава Советов, были бы удивлены, если бы с Советами было покончено – в том случае, если бы власть теперь вновь была представлена в каком-либо традиционном виде.
Умеренные эсеры в Петросовете, несмотря на свою многочисленность, политически тяготели к меньшевистским вожакам. Разногласия между основными фракциями двух партий постепенно сглаживались, и меньшевики Федор Дан, Чхеидзе и Церетели являли собой другой тип лидеров, способных к решительным действиям, нежели большинство номинальных руководителей эсеровской партии. После своего возвращения в Россию даже уважаемый всеми Чернов, который традиционно относился к числу левых эсеров, довольно быстро присоединился к бывшим партийным противникам, таким как Абрам Гоц, и сторонникам «революционного оборончества». Он принял умеренный курс эсеровской интеллигенции (которая ранее занимала более правые позиции), выступая за консолидацию «революционных завоеваний» Февральской революции и против радикальных движений, которые могли спровоцировать контракции со стороны властей. Открыто осуждая дезорганизацию левых сил и считая, что управлять страной должны «представители имущих классов», Виктор Чернов выступал за сотрудничество между социалистами и кадетами и в поддержку Временного правительства.
Если не учитывать от всего отказывавшихся анархистов, а также большевиков, левых эсеров, левых меньшевиков и максималистов различных направлений, то можно было сделать следующее заключение: левые из числа левых и правые из числа левых начали движение к формированию коалиции.
Апрель завершился существованием правительства, утратившего контроль над ситуацией в стране, в котором не было военного и морского министра, а также наличием в Петросовете социалистов, приверженных успеху буржуазной революции, из институтов которой они по-прежнему были исключены; из этих институтов подавали в отставку и сами буржуа. Неудивительно, что в этих условиях Керенский предсказывал предстоящий хаос, всеобщее смятение, гибель. Он предупреждал своих коллег в Петросовете, что дезорганизация будет только усиливаться и что армия вскоре станет полностью недееспособной.
Таким образом, именно война явилась первопричиной того, что опасения сторонников «революционного оборончества» совпали с опасениями отечественных империалистов – и это отразилось в предсказаниях надвигавшегося краха, которые были озвучены Керенским.
Глава 5Май: вынужденное сотрудничество
1 мая, всего через два дня после предыдущего голосования по данному вопросу, Исполком Петросовета вновь обратился к возможности формирования коалиции с Временным правительством. На этот раз сорока четырьмя голосами против девятнадцати при двух воздержавшихся было принято решение в пользу сотрудничества. Напрасно Юлий Мартов, как представитель крайне левой оппозиции в буржуазной революции, преданный идее независимости и дистанцированности от власти, яростно пытался доказать своим коллегам по меньшевистской партии, что участие в коалиционном правительстве «недопустимо».
Переговоры начались немедленно. Петросовет выдвинул условия для своей поддержки. Он настаивал на серьезной проработке вопроса о прекращении войны на основе принципа самоопределения без аннексий, на демократизации армии, введении контроля над промышленностью и распределением продукции, охране труда, введении налогов на богатство, формировании демократических органов местного управления; проведении аграрной политики, направленной на «передачу земли в руки трудящихся», на практических шагах по созыву долгожданного Учредительного собрания.
Некоторые из этих требований могли показаться достаточно радикальными и неприемлемыми для сторонников буржуазии, умолявших Петросовет присоединиться к ним в органе управления страной, но на самом деле выдвинутые условия отличались расплывчатостью формулировок, их временные рамки были растянуты, причем зачастую на неопределенно длительное время. Основной части меньшевиков и эсеров, а также их правому крылу, в первую очередь руководителям и представителям интеллигенции (в том числе множеству «разовых» радикальных элементов), стало казаться, что единственной альтернативой коалиции с Временным правительством было опасное усиление левого крыла. Имевшие значительный вес правые эсеры стремились подорвать позиции левых эсеров Петрограда и майской Петроградской конференции РСДРП меньшевиков, осудив их как «партийных большевиков». В новом печатном издании меньшевиков, газете «Воля народа», которая финансировалась Брешко-Брешковской, появилась статья о том, что выбор теперь «открыто и определенно был между присоединением к Временному правительству (что явится энергичной поддержкой государственного революционного правительства) и откровенным спадом, т. е. оказанием косвенной поддержки ленинизму».
В свою очередь, кадеты и правые силы, как продемонстрировали их дискуссии в феврале 1917 года, в качестве ответного шага добивались уступок со стороны социалистов. Кадеты потребовали как минимум четырех министерских постов в каком-либо кабинете министров. Что касается ключевого вопроса в отношении войны, то Временное правительство настаивало на том, чтобы Исполком Петросовета признал за ним высшую власть как единоличного органа управления армией.
Подход Петросовета к внешней политике и войне был, по мнению кадетов, слишком миролюбивым, но согласованная программа устроила кадетов в одном (и немаловажном) отношении: она позволяла армии вести как наступательные, так и оборонительные действия. Фактически с учетом падения международного престижа революционной России в связи с ее двусмысленной и неэффективной военной политикой даже многие члены Петросовета все менее активно выступали против организации наступательных боевых действий.
4 мая, в последний день переговоров о составе нового кабинета министров, в Петрограде был созван Первый Всероссийский съезд крестьянских депутатов. В тот же день в столицу вместе со своей семьей после затянувшегося отсутствия, вызванного интригами, полицейскими преследованиями, лишением свободы, из США вернулся Лев Давидович Бронштейн – Троцкий.
Троцкий запомнился как создатель и руководитель Петербургского Совета рабочих депутатов в 1905 году и имел среди левых сил большое влияние, хотя доверяли ему далеко не все. О нем много говорили, однако с интонациями определенного сомнения. Как вспоминала Анжелика Балабанова, космополитичная итальянско-русская социалистка, фактически примкнувшая к большевикам, принимая во внимание авантюристические теории Льва Троцкого, его склонность вести полемику резко и безжалостно, его колкий характер и неисправимое упрямство, «и большевики, и меньшевики относились к нему с затаенной враждой и недоверием». Она полагала, что отчасти это был «страх перед соперничеством»: Лев Троцкий всеми признавался ярким, блестящим оратором, способным разгромить любого оппонента, и входил в то время в состав выдающейся, но весьма малочисленной левой группы межрайонцев. Никто не решался сказать, на что он способен.
5 мая появилось новое правительство: второе Временное или первое коалиционное. Кроме князя Львова, который остался на посту министра-председателя и министра внутренних дел, расстановка сил изменилась. Среди новых министров были шесть социалистов и десять представителей других политических сил, в том числе кадет Михаил Терещенко, молодой миллионер, сахарозаводчик с Украины, который сменил Милюкова на посту министра иностранных дел. Терещенко был известным масоном, и в лихорадочной, полной слухов политической атмосфере тех времен за его назначением было легко заподозрить масонский заговор. Подобные спекуляции при спорах о революционных событиях 1917 года муссируются до сих пор. На самом деле (вне зависимости от того, был ли он назначен на эту должность по протекционистскому принципу или же нет) Михаил Терещенко смог выполнить практически невозможную задачу: выстроить рабочие отношения как с союзниками, так и с Петросоветом.