В оперном зале Дома Национальностей Троцкий убеждал, что Петроград находится в постоянной опасности со стороны буржуазии. Он говорил, что защита города – задача рабочих и солдат. Согласно Суханову, иронично наблюдавшему со стороны, это выступление вызвало «настроение, близкое к экстазу».
В этой атмосфере криков и приветствий, сжатых кулаков, решимости ополчения и аплодисментов Полковников сделал следующий шаг. Положение его было шатким, и он знал об этом. Все еще стремясь к компромиссу, он пригласил и ВРК на завтрашнюю встречу.
Но не только он в военном командовании рьяно вырабатывал стратегию. Этим вечером начальник штаба Петроградского военного округа Яков Багратуни запросил быструю передислокацию с Северного фронта в город пехотной бригады, кавалерийского полка и артиллерийской батареи. С фронта ему ответил Войтинский: солдаты могут что-то заподозрить. Им нужно знать причину, прежде чем согласиться.
Тем временем Керенский по-прежнему грубо переоценивал свой расклад. В эту же ночь он выдвинул перед правительством предложение уничтожить Военревком силой. Полковников пытался убедить его выждать, в надежде, что Военревком отзовет свое заявление о власти. Но правительство решило действовать и выдвинуло ультиматум.
Он провозглашал, что если сам ВРК не отменит заявление от 22 октября, правительство сделает это за него.
23 октября. Военревком утвердил почти всех своих комиссаров: никого не удивило, что в основном ими стали активисты большевистской Военной организации. ВРК издал приказ, гарантировавший ему право накладывать вето на распоряжения военных властей.
В полдень представители ВРК вернулись в Петропавловскую крепость: они провели массовый митинг там, где их совсем недавно отвергли. Много позже Антонов будет утверждать, что настаивал на захвате крепости силой лояльных большевикам войск, но Троцкий был убежден, что солдат крепости можно перетянуть на свою сторону. Поэтому Военревком организовал довольно необычные дебаты.
Комендант крепости высказался в поддержку нынешней цепочки командования, и его поддержали высокопоставленные правые эсеры и меньшевики. ВРК был в основном представлен большевиками. Напряженный спор продолжался часами, неистовствуя перед огромным сборищем солдат.
Изможденный Чудновский изо всех сил пытался выступить как можно лучше от имени ВРК. Он услышал всплеск аплодисментов, пронесшийся по необъятной толпе. Он моргнул, пытаясь понять причину растущего ажиотажа. Улыбнулся.
«Я уступаю свое место, – прокричал он, – товарищу Троцкому».
Под восходящую волну эйфории Троцкий поднялся на трибуну. Настала его очередь произнести речь.
Уже стемнело, но митинг продолжался. Толпа отправилась к большому деревянному зданию на Каменноостровском проспекте, 11. В тускло освещенный амфитеатр цирка «Модерн», где часто проводила встречи редакция женского большевистского журнала «Работница», любимое место собраний революционеров. Здесь молодой Троцкий произнес много великих речей в 1905 году. Позднее он написал лирический панегирик этому месту, и он может вызвать в воображении ту октябрьскую ночь, состоявшуюся двенадцать лет спустя: «Каждый квадратный вершок бывал занят, каждое человеческое тело уплотнено ‹…› Галереи каждую минуту грозили обрушиться под непосильной человеческой тяжестью ‹…› Воздух, напряженный от дыхания, взрывался криками, особыми страстными воплями цирка Модерн ‹…› Никакая усталость не могла устоять перед электрическим напряжением этого страстного человеческого скопища ‹…› Таков был цирк Модерн. У него было свое лицо, пламенное, нежное и неистовое».
Именно там в восемь вечера солдаты наконец проголосовали в напряженной атмосфере.
Все, кто за ВРК, двинулись влево, кто против – вправо. Сортировка и толкучка затянулись. По окончании раздался громкий и долгий крик «ура». Справа оказалось лишь несколько офицеров и интеллектуалов из одного из этих странных самокатных полков.
Петропавловские полки, еще три дня назад проголосовавшие против ВРК, теперь присоединились к нему. Символизм этого события сложно переоценить. И с ним пришли вполне конкретные преимущества. Большая часть оружейных складов Петрограда оказалась в руках ВРК. А орудия крепости смотрели прямо на Зимний дворец.
В город начали прибывать делегаты Второго съезда Советов. У большевиков и левых эсеров набиралось безусловное большинство, и они смогли бы потребовать передачи власти Советам, создать настоящее социалистическое правительство. На заседании пленума Петроградского Совета той ночью пламенный Антонов сообщил обо всех действиях ВРК, описав их как оборонительные, предпринятые для защиты съезда. С такой подачей они получили подавляющую поддержку от делегатов.
Триумф Военревкома был и правда впечатляющим. Именно поэтому удивительно, что позже этой ночью он принял ультиматум Военного округа. ВРК отозвал свое недавнее заявление о праве вето.
Неясно, что вызвало эту неожиданную уступку. По-видимому, умеренные большевики Богданов и Гоц заявили, что если ВРК не отступится, то Центральный исполнительный комитет Совета разорвет с ними отношения. Военревком обрел поддержку и легитимность на основании заявлений о защите Совета: как такой разрыв выглядел бы в этой ситуации?
Из-за чего бы это ни произошло, очевидно, что не только левые эсеры, но и такие умеренные большевики, как Рязанов, настояли на отзыве требований ВРК к военному управлению, ускоряя кризис его существования.
В 2.30 на холодных городских улицах появились странные войска. Они были собраны из тех сил, что были под рукой у правых и на которые они могли рассчитывать. Два или три отряда юнкеров, немного кадетов из офицерских учебных заведений, несколько солдат из Женского батальона смерти, батарея конной артиллерии из-под Павловска, различные казачьи полки, подразделение самокатчиков на своих велосипедах с толстыми покрышками и стрелковый полк ветеранов, получивших ранения на войне. Они шли по тихому городу на защиту Зимнего дворца.
ВРК проморгал нападение Керенского.
Отчаянно надеясь на скорое прибытие верных войск с фронта, Керенский приказал Багратуни развернуть те, что есть. Ранним утром 24 октября началась атака на большевиков.
Еще до рассвета, в темноте зимнего утра в издательство «Труд», печатающее «Рабочий путь», прибыло подразделение милиции и юнкера. Они силой прорвались внутрь и уничтожили несколько тысяч копий газеты. Разбили оборудование, запечатали вход и выставили у него охрану. В пустой попытке казаться справедливым, Керенский приказал закрыть еще и два крайне правых журнала, «Живое слово» и «Новую Русь». Однако никто не сомневался, что у его распоряжений другая цель.
После долгого дня встреч с новоприбывшими большевистскими делегатами, несколько руководителей крепко спали в партийном издательстве «Прибой», похрапывая на койках посреди стопок книг. Начал звенеть телефон – и все никак не останавливался. Они застонали. Наконец Ломов поднялся и взял трубку.
К ним взывал резкий голос Троцкого: «Керенский выступил!»
Лазимир, Троцкий, Свердлов, Антонов и другие собрались в Смольном, чтобы составить приказ для полковых комитетов и новых комиссаров. «Предписание № 1. Петроградскому Совету грозит прямая опасность ‹…› Настоящим предписывается привести полк в боевую готовность ‹…› Всякое промедление и замешательство будет рассматриваться как измена революции».
Никто не знал, состоится ли теперь съезд Советов вообще. Некоторые из ВРК и Петроградского Совета начали, как Ленин, агитировать за немедленное восстание. Но даже после нападений на прессу и введения лоялистских войск в столицу костяк ЦК в Смольном, в том числе Троцкий и Каменев, размышлял над переговорами между ВРК и Военным округом. Казалось, они еще не осознали: действия Керенского говорят о том, что он такую перспективу не рассматривает.
ЦК все еще планировал полностью оборонительные действия, по крайней мере на период до начала съезда Советов. Но теперь он одобрил решение Троцкого отправить войска к издательству «Труд», потому что «Совет рабочих и солдатских депутатов не может потерпеть удушения свободного слова».
Попытка отбить издательство будет скорее не обороной, а контратакой. Как на фронте, так и во время восстания различие между «обороной» и «нападением» может быть расплывчатым.
В девять утра Дашкевич, член большевистской ВО и ЦК, прибыл к издательству с ротой литовских пулеметчиков. Легко и бескровно одолев лоялистскую милицию, они сбили правительственные печати. «Товарищи солдаты, – холодно заметил один журналист, – не предприняли таких же усилий для выпуска газеты «Живое слово». Был спешно напечатан тираж «Правды», повторяющий главную линию ЦК с призывом к грядущему съезду Советов сместить Керенского.
На улицах стали собираться вооруженные рабочие и солдаты, пытаясь разобраться в происходящем. Не только левые пришли в движение.
Керенский быстро добрался до Мариинского дворца. Там, в попытке сплотить Предпарламент, этот ветеран мелодраматических выступлений произнес бессвязную, сбивчивую речь, вычурную даже по его собственным низким стандартам. Он вопил, что победа левых сыграет на руку немцам. Молил о поддержке его самого временного из правительств. Выпрашивал войска для подавления большевиков. Правые аплодировали, а меньшевики и левые эсеры ерзали на местах от смущения, наблюдая за этим спектаклем.
Керенский вверил себя под защиту тех немногих лоялистских сил, что были у Зимнего дворца. Он был уверен, что Предпарламент поддержит его. Левый эсер Камков вспоминал, что Керенский «не сознавал того факта, что некому подавлять это восстание, какие бы санкции он ни получил».
В подполье Троцкий объяснял большевистским делегатам, что партия не поддержит восстания до начала съезда, но подождет, пока правительство сгниет самостоятельно. «Было бы ошибкой, – говорил он под аплодисменты, – [арестовать правительство] ‹…› Это оборона, товарищи, это оборона». Таков до сих пор был катехизис.
После полудня события приняли зловещий оборот: армейский Генштаб приказал развести мосты. Шестерни мостов скрипели, пока их медленно разводили так, чтобы кораблям было не пройти под мостом, но нельзя было бы пройти и поверху пешком, из-за чего растущие толпы людей остались разобщенными, каждая на своем берегу. Проходимым остался только Дворцовый мост под контролем правительственных войск.